— Ты всегда используешь перочинный нож, чтобы открыть макароны и сыр?
— Мой отец всегда так делал. Он носил свой нож везде, говоря, что никогда не знаешь, когда он может тебе понадобиться. Поэтому он в значительной степени выдумывал предлоги, чтобы использовать его. Открывая коробки, конверты, иногда и бутылки с водой. — Он рассмеялся про себя. — Полагаю, что когда получил нож, его причуды перешли на меня.
Он остановился на мгновение. Вспоминая своего отца.
— Расскажи мне самый печальный факт, — прошептала я, смотря, как он наполняет кастрюлю водой, чтобы вскипятить. Он поставил кастрюлю на плитку и включил огонь.
Двинувшись ко мне, он раздвинул мои ноги и встал между ними.
— Это самый тяжелый разговор за ужином.
— Мы еще не ели.
Комната погрузилась в тишину. Дэниел уставился на меня, а я на него. Он заправил волосы мне за ухо.
— Двадцать второе марта прошлого года. — Его глаза переместились к окну над раковиной, и он уставился во двор. Его голос резал как нож. — Моя мама умерла у меня на руках. — Мои руки двинулись к его лицу, и я притянула его ближе. — А мой отец видел, как это произошло.
Мои глаза увлажнились от печали по нему, а его от раскаяния. Я страстно поцеловала его, наполняя его своими извинениями за его худший день, желая, чтобы я могла рассеять боль.
Его каштановые волосы упали на лицо, и я убрала их назад. Когда наши губы разъединились, я скучала по его вкусу. Я представляла, что он также скучает по моему, основываясь на том, как он снова прижался своим ртом к моему.
— Каким образом ты пережил что-то подобное? — спросила я.
Он помялся на месте и пожал плечами.
— Легко. Я не пережил.
— Ты знаешь, кто сделал это?
Он снова помялся. Не только его тело, но и его личность. Стало темнее, когда он отступил, отвернувшись от меня.
— Это не имеет значения. Это не вернет ее назад. — Он подошел к раковине и уставился во двор.
— Но это может восстановить справедливость.
— Нет! — он закричал, звуча как раскат грома, от которого воробьи тряслись на своих ветках деревьев. По моей коже поползли мурашки от его внезапной вспышки. Вздох сорвался с моих губ. Когда он повернулся ко мне, его лицо было красным от гнева, а может, от чувства вины?
— Подойди сюда, — настояла я.
Плечи Дэниела опали, а глаз дернулся.
— Извини, — пробормотал он, подходя ко мне. — Я не говорю о ней. Я не хочу думать о том, кто сделал это с ней. Я хочу двигаться дальше. — Я не ответила, но притянула его назад между своих ног. — Можем мы поговорить о тебе вместо меня? — спросил он тихо.
Он не хотел говорить о несчастном случае, из-за чего я грустила.
Я хотела знать все.
Тем не менее, я не хотела спугнуть его. После того как я кивнула головой, он выдохнул в облегчении.
— Какой твой печальный факт? — прошептал он, расположив руки у меня на бедрах.
— Лейкемия. — Это было одно единственное слово. Но это было мощное слово. Одно слово, которое поставило временный лимит на наши с Габи отношения. Одно слово, из-за которого я плакала каждую ночь месяцами. Одно слово, которое я бы не пожелала своему злейшему врагу. Слеза скатилась по моей щеке и он сцеловал ее. Он поцеловал меня так же страстно, как и я его. Его поцелуй был на вкус как вечность, погрузившаяся в навсегда.
— Какой твой счастливый факт? — спросил он.
Я вытянула руку в воздухе, и он прижал свою к моей.
— Вот этот, — сказала я, уставившись на наше прикосновение.
Его другая рука поднялась, и я поместила свою напротив его. Мы переплели наши пальцы вместе.
— Вот, — он улыбнулся.
Я придвинула свои бедра ближе к нему, и он начал нежно и медленно целовать мою шею.
— Дэниел, — я закрыла глаза, и он спустился поцелуями к моему плечу.
— Да? — пробормотал он возле моей кожи.
— Это ощущается так хорошо, — я вздохнула, когда он медленно провел языком вверх и вниз по моей коже.
— Я хочу, чтобы ты всегда чувствовала себя хорошо. — Его голубые глаза посмотрели в мои, и на его лице растянулась широкая улыбка. Он прижался губами к моему лбу.
— Я без ума от тебя, Эшлин Дженнингс.
Я глубоко вдохнула и выдохнула.
— Я без ума от тебя, Дэниел Дэниелс. — Мы уставились друг на друга, смеясь и смеясь от безумия нашей ситуации. Я встречалась со своим учителем английского? То, что мы делали, было по-настоящему аморально? Влюблялись? Могло ли то, что мы влюблялись быть неправильным?
— Мы безумны, не так ли?
Он наклонился ко мне, и я обняла его руками за шею.
— Чертовски безумны.
Чертовски безумны. Это мог быть мой любимый факт о нас в эту ночь.
Мы оба были так чертовски безумны.
Мы перечеркнули пункты в списке вместе.
Мы не говорили о его прошлом, но я много узнала о его настоящем.
Мы много целовались, потому что любили целоваться.
Наши встречи стали более частыми. Наша связь становилась сильнее, потому что ее развитие — это был наш единственный выбор. Каждый день после школы я ждала за библиотекой с новой книгой, которую находила, чтобы поделиться с ним.
Он читал мне, пока мы варили макароны. Я читала ему, пока он развешивал различные цветные картинки по дому — пытаясь решить, в какой цвет покрасить дом родителей. Он лежал на кресле в гостиной кверху ногами и читал мне, пока я делала домашнюю работу. Я читала романы, пока он оценивал работы.
Слова звучали так мило, имели такое глубокое значение, когда путешествовали с его губ в мои уши. Его голос усиливался с гневом героев, понижался от их страха.
Сегодня он сидел, опираясь спиной о журнальный столик, когда читал мне, и я смотрела на него долгое время. Я смотрела, как он моргал, и его губы двигались. Я наблюдала, как его пальцы переворачивают страницы, и как он постукивает ногой по полу. И я заплакала. Это не было связано со словами на страницах, но это были слезы надежды. О настоящем шансе на счастье.
— Дэниел, — прошептала я, придвигаясь ближе к нему. Я положила руку на книгу, останавливая его чтение. Он посмотрел на меня, на его лице была теплая улыбка. Я взяла его руки в свои и расположила их над своим сердцем.
— Ты делаешь это.
— Что делаю?
— Возвращаешь меня к жизни.
Было время, когда мы встречались, а я не была такой сильной как за день до этого. Иногда мои воспоминания делали все возможное, чтобы заставить мое сердце болеть из-за смерти Габи, поэтому Дэниел переставал читать. Он ставил один из своих «оптимистичных» дисков в стерео и начиналась взрывная музыка.
— Танцевальный перерыв, — сказал он, вытянув меня из моих печальных мыслей.
— Дэниел, — захныкала я, но я никогда не откажусь от танцевального перерыва. Прошло несколько недель, с тех пор как я сказала ему, насколько сильно люблю танцевать.
— Давай. Двигайся, — сказал он, покачивая своими бедрами и надувая губы. Он был похож на долбаного клоуна, и я влюблялась в него еще больше. Я выставила руки в воздухе и начала медленно двигаться вперед-назад. Он потянулся к одной из моих рук и покружил меня, притягивая ближе к себе.
— Расскажи мне ее самый счастливый факт.
Я улыбнулась, пока мы вместе танцевали в гостиной.
— Бентли Грейвз.
— Расскажи мне самый глупый факт, — сказал он.
Я прикусила нижнюю губу, задумавшись.
— Она любила есть арахисовое масло и сэндвичи с маринованными огурцами. Когда мы были детьми, она открыла бизнес, пытаясь продать лимонад и сэндвичи с арахисовым маслом и маринованными огурцами. Излишне говорить, что она не разбогатела от того предприятия.
Он сморщил нос.
— Ты когда-нибудь пробовала их?
— Фу, нет. Габи была странная, не я.
— Позволю себе не согласиться. Ты ешь хлопья с зефиром. Ты странная. — Его палец коснулся моего носа, и он исчез в кухне. Когда он вернулся, у него были соленые огурцы, хлеб и арахисовое масло.
— Нет, — сказала я строго.
Он изогнул бровь.
— Список предсмертных дел. Попробовать что-то новое.
Я вздохнула, зная, что попробовать что-то новое было в списке. Но это должно быть таким отвратительным?
Мы каждый сделали по сэндвичу и откусили кусочек. Это было так же отвратительно, как мы и думали, но в то же самое время это был лучший сэндвич в моей жизни, потому что это была часть Габи, которой я могла поделиться с Дэниелом.
— Я понимаю, что ты делал, — сказала я, положив свой сэндвич с маринованными огурцами. — Танцуя со мной.
Он улыбнулся и пожал плечами.
— Иногда, когда ты скучаешь по человеку, ты можешь сфокусироваться только на том, как тебе печально оттого, что его больше нет. В других случаях лучше сосредоточиться на тех воспоминаниях, что приносят тебе радость и смех.
Я ухмыльнулась, глядя на свой сэндвич, и добавила побольше арахисового масла.
— Ты очень хороший учитель.
— Ты очень способная ученица. — Он погрузил свой палец в арахисовое масло и размазал его по моей шее.
— Дэниел, — прошептала я, когда он провел языком по моей коже, слизывая масло. Его дыхание касалось моей кожи, из-за чего по моему телу поползли мурашки.
— Да?
— Научи меня чему-то новому.
Его глаза встретили мои. Я провела пальцами по его рту. В его глазах была ухмылка, когда он поднял меня на руки и понес в свою спальню для нашего следующего урока.
— Не... переставай, — я тяжело дышала, умоляя, когда лежала в кровати Дэниела, — читать... Не переставай читать.
Мои глаза были закрыты, и я сняла свой огромный свитер, оставшись только в белом топике и джинсах. Он навис надо мной без рубашки. Я проводила руками по его упругой груди, чувствуя, как он вдыхает и выдыхает всякий раз.
Его левая рука поддерживала его тело, в то время как правая держала книгу открытой. Он ухмыльнулся, когда прочитал мне следующую строку из «Много шума из ничего» (прим. пер. одна из пьес Шекспира).
— Ее невинность — видимость, обман. — Его голос был хриплым и жестким с каждым словом, что он читал, отправляя во мне новую волную желания. — Смотрите: покраснела, как девица! — он нежно поцеловал меня в ухо. — О, как искусно, как правдоподобно, — он поцеловал меня в шею, — скрывать себя умеет ... — он прижался мягкими губами к моему декольте. Мои бедра добровольно выгнулись по направлению к нему, желая ощущать его тело на своем. Он опустил лямки моего топика и очертил мой лифчик своим языком, — хитрый грех.
Мои руки переместились к петлям на ремне его брюк, и я притянула его вниз ближе к себе, прижавшись своим телом к его. Я чувствовала, что он упирается в мои джинсы, это убедило меня, что чтение возбуждало и его.
— Дэниел, — заговорила я тихо.
— Да? — он зарылся лицом в мою грудь, в меня.
Мой голос был хриплым, неуверенным из-за моего очевидного желания.
— Закрой книгу. — Заняло всего мгновение, и я услышала, что книга закрыта. Когда я открыла глаза, его взгляд был напряженным, зрачки были расширены, и в них отражалось его желание. Я поцеловала его в подбородок, чувствуя, как мое сердце начинает биться быстрее. — Я хочу тебя...— Он выпрямился на мгновение и переместил свои руки к краю моего топа. Медленно потянув его вверх, он опустился ртом к моему пупку, проделывая поцелуями дорожку вниз к моим бедрам, которые жаждали большего внимания. — Пожалуйста, Дэниел.
— Ты идеальна, — выдохнул он в мою кожу. — Мы начнем медленно.— Он стянул мой топ над головой и отбросил его в сторону комнаты. Расположил руки на моей груди, и я почувствовала, что мое сердце бьется для него. Только для него.
Я приподнялась, слегка оперлась на локти и обняла его руками за шею, притягивая его к своим губам. Он прижал свой рот к моему, и я тихо простонала его имя, когда он украл мое дыхание. Затем он заполнил меня своим дыханием, даря мне жизнь, даря смысл и даря мне себя. Я была шокирована его способностью пробуждать мой дух каждый раз, когда мы находились рядом. Он обнаруживал все мои слабости и наделял их силой.
Я скользнула рукой к молнии и расстегнула его брюки, он наградил меня тихим стоном. Дэниел стянул их полностью, и я провела пальцем над линией боксеров. Он гортанно зарычал, и я полюбила этот звук. Я была в восторге, что делала это с ним. Он расстегнул мои джинсы и помог мне стянуть их, что было не самой легкой задачей. Он рассмеялся над этим. Я рассмеялась, потому что никогда не чувствовала себя настолько комфортно, когда была перед кем-то раздета.
— У нас не будет секса, Эшлин, — предупредил он.
Я сморщилась от этой мысли, потому что он возбуждал меня больше, чем кто-либо. Я хотела почувствовать его на себе. Я хотела почувствовать его внутри себя.
— Я не боюсь, Дэниел. Уверяю тебя.
— Я знаю. Но я не хочу торопиться с тобой, с нами. Кроме того... — Его пальцы скользнули по хлопковой ткани моих трусиков. О божемой! Я открыла рот, задыхаясь, так как весь воздух покинул мое тело от его действий. — Есть так много всего, чем мы можем заниматься, кроме секса. — Он опустил голову между моих бедер, и я закрыла глаза, а в моем животе запорхали бабочки.
Никто никогда не делал мне этого. Билли никогда не удовлетворял меня никаким образом. Всегда все вертелось вокруг него, его нужд, его потребностей. Но Дэниел отличался каждым возможным способом. Он хотел, чтобы мне было хорошо. Хотел, чтобы я была удовлетворена. Он хотел меня.
Я ощущала себя как будто в другом мире, когда чувствовала его горячее дыхание на своей коже.
— Я собираюсь поцеловать тебя, Эшлин, — прошептал он.
Я схватилась за простыни, и он начал свои поцелуи. Я чувствовала, как его влажные губы прижались к краю моих трусиков, прежде чем он обхватил их пальцами с двух сторон и начал опускать их ниже и ниже.
— Дэн... — пробормотала я низким голосом, не в состоянии назвать его полного имени. Мои бедра изогнулись в его направлении, прося о большем, о гораздо большем. Поцелуи не прекращались, так же как и мои стоны.