Тот устало листал сценарий.
– Никаких. Тебе надо просто полежать на столе.
– То есть?
– Ты будешь изображать павшую в боях.
– Я что, труп буду играть?!
– Ну да! Повстанцы будут целовать тебя в лоб и клясться отомстить.
– Ну как, нравится? – спросила гримерша Стелла, специалист по огнестрельным ранениям и покойникам.
Из зеркала на меня смотрела бескровная рожа с тяжелыми мешками под глазами.
– Блестяще! – сказал Кевин. – Натуральный мертвец!
– Перестань потеть!
– Я не могу! Мне жарко!
– Стелла! Попудри ее! У тебя есть что-нибудь от пота?
– Тальк для ног.
– Шутники, нах… Будем до вечера снимать – пока не закончим сцену!
Сцена хрен знает какая, дубль хрен знает какой.
Я лежу. Я не ржу. Я стараюсь не дышать.
Вот известная звезда с автоматом на плече наклоняется ко мне.
От звезды разит пивком. Звезды любят алкоголь.
И вообще теперь я знаю, кто как пахнет и что ест.
… – Это тяжелая утрата для повстанческого движения. Уходят лучшие из лучших. Наш долг – отомстить. Наш долг – не сдаваться. Наш долг – каждый день вдохновляться героическим примером…
– Снято!
Кевин подошел ко мне.
– Ну, слава богу! Лежала – загляденье. Дай я тебя хоть поцелую!
Не далась. Меня сегодня нацеловали на три года вперед.
А вообще сниматься в кино мне не понравилось… Хотя теперь у меня будут фотографии с собственных похорон – штатный фотограф все заснял. Затребую с Кевина снимочек, вставлю в рамку и повешу над камином.
Прогресс нравственности
[3 июня 2005 г.]
Не так давно по телевизору показали грудь Джанет Джексон – она выступала на сцене, и у нее слетел бюстгалтер. Вся страна развратилась на десять лет вперед. Судебные иски, возмущенные звонки… Такая беда случилась, что просто не спастись.
Каждый пуританин в отдельности не видит в голой груди ничего зазорного – у кого своя есть, у кого – женина. Но стоит им собраться вместе, и все – титькам бой. Причем никто не борется за то, чтобы грудь не показывали лично ему: он-то сам как-нибудь удержится от грехопадения. Этим борцам всегда хочется, чтобы не смотрели другие.
Цензура (хоть по поводу груди, хоть по поводу политики) – это завуалированная мания величия: я огражу вас, убогих, от беды.
Вон в Северной Корее есть только внутренний Интернет. И только один телеканал. Информация проходит жесточайшую проверку на соответствие идеям Чучхэ.
Вводить цензуру в стране – это в открытую признать свой народ дураком, который не в состоянии отличить хорошее от плохого. Если мы уверены в собственной правоте, то какой смысл скрывать от ближних неправильную точку зрения? Ведь любой здравомыслящий человек сможет разобраться, кто прав, а кто нет.
Правитель, устанавливающий цензуру, расписывается либо в собственной неправоте, либо в дебильности своей нации. Что, кстати, не мешает ему провозглашать ее великой.
Нестыковочка выходит: великий народ, которому не разрешают принимать самостоятельные решения – как маленькому ребенку или сумасшедшему.
Мастер и Мардж
[5 июня 2005 г.]
Мой племянник Джош говорит про себя следующее:
– Да, я гений. Это может подтвердить любой мало-мальски образованный человек.
Образованных людей на свете немного: его герлфрендша Сара, моя сестра Леля и заведующая детсада «Золотой ключик».
О собственной одаренности Джош узнал в пять лет. Он нарисовал несколько улыбающихся пауков с ушами и заявил, что это коллективный портрет детсадовского руководства. Видимо, в отместку заведующая сказала, что рисунок гениален. Тем самым она испортила мальчику жизнь.
Все последующие годы Джош потратил на создание нового в искусстве.
– Ну скажи, о чем тебе говорит рембрандтовский «Портрет старика в красном»? – вопрошал меня племянник. – А мой «Запутавшийся старик» говорит о свободной любви и открытости.
«Старик» Джоша и вправду открыт всему миру: там, где порядочному человеку надлежит иметь трусы, у него имеется огромный хрен, завязанный узлом макраме.
– Хочешь, я продам тебе эту картину?
Это был первый и единственный раз, когда я купила его произведение: мне нужен был презент на День святого Валентина. Хотела бывшему мужу подарить.
Джош осознал, что на мне можно делать деньги.
– Я принес тебе еще трех стариков: «Старик на урановой шахте», «Кокетливый старик в костюме французской горничной» и «Старик, совсем-совсем обедневший».
– Джош, я занимаюсь литературой, а не живописью.
– А я к каждой картине написал по стиху. Вернее, по поэме. Я тебе завтра пришлю рукопись.
– Джош, иди, детка, в жопу.
Но мальчик недаром рос в нашей семье: ослиное упрямство и настойчивость – это у нас в крови.
– Тетя Мардж, ты же знаешь, что хорошо продается! Что ты хочешь, чтобы я написал? Фантастический роман? Что-нибудь про лесбиянок?
– Учебник по китайскому языку. Сейчас эта тема очень актуальна.
– А какой у меня будет гонорар?
– Джош, давай я тебе дам тридцать долларов и ты от меня отстанешь?
– Ну хорошо, я тебе завтра позвоню.
– Пятьдесят долларов – и ты мне не позвонишь ни завтра, ни послезавтра и вообще исчезнешь до конца месяца.
– Тетя Мардж, а ты знаешь, что сейчас можно слетать в космос за деньги? Я тогда уеду еще надольше.
Я не стала говорить, что сейчас можно и похоронить в космосе. А то если Леля прознает о моих намеках, она очень обидится.
Никогда
[12 июня 2005 г.]
Никогда не ношу пистолет. Я его купила после того, как посмотрела фильм про Джеймса Бонда. Ночью мне приснилось, что мистер Бонд угнал мою машину в силу «производственной необходимости». Схватил за ворот, выкинул на обочину и умчался бороться со злом.
Целую неделю я носила пистолет под пиджаком – на манер киношных детективов. Чувствовала себя и преступницей, и королевой мира. Это нечто особенное – ощущать оружие на своем боку.
А потом наступила жара. Кевин участливо глядел на мой пиджак и качал головой. А потом не выдержал:
– У тебя что, радикулит разыгрался?
С тех пор пистолет лежит в хлебнице на кухне. Сейфа у меня нет, в столе его Джош может найти, а если положить пистолет в бельевой шкаф, то тогда не найду его я. В шкафу у меня Бермудский треугольник.
Никогда не ем сало. Мне и своего хватает.
Никогда не пью за рулем. В пятом классе я сломала руку, на школьной фотографии меня запечатлели в гипсе. Гипс мне совершенно не идет.
Никогда не смотрю «Иронию судьбы». Главный герой слишком уж напоминает трюфель: нечто белесое, бесформенное – сомнительного качества и непонятного назначения. За него бьются не потому, что он нужен, а потому, что иначе нечего будет показывать по телику.
Никогда не читаю инструкции к технике. Не осиливаю.
Никогда не пишу ха-ха, размечтались…
Никогда не понимала зачем Герасим утопил Муму. Ведь можно было на пальцах наврать, что утопил. Что, барыня полезла бы в воду проверять?
Никогда не пыталась прыгать с парашютом, запивать огурцы кефиром и баллотироваться в Сенат. Страшно.
Никогда не верила в Деда Мороза. В нашем детсаду его роль исполняла повариха тетя Глаша. «Дед Морозов с титьками не бывает», – сказал мой друг Вовочка. Так он испортил мне половину детства.
Собачье сердце
[15 июня 2005 г.]
Из кухни слышится ласковый бас:
– Ну, песик, ну, милочка, ну съешь еще ложечку!
Барбара, моя домработница, уговаривает Ронского поужинать. Тот воротит сытую харю, страдальчески кряхтит и перебирает лапками.
У нас такой ритуал: Ронский ест собачий корм, только если перед ним долго рассыпаются в комплиментах. При этом он с рождения глух как пень.
Недостатков у Ронского больше даже, чем у меня. Он храпит по ночам, роняет слюни на гостей; он до сих пор не усвоил, что задирать ногу на швабру – признак дурного тона.
Гладить Ронского без омерзения можно один раз в месяц – после того, как его вымоют в пэт-сервисе. В остальное время он пахнет либо моими сигаретами, либо самим собой. Не знаю, что хуже.
– Жалко, что мопсов нельзя отдать на благотворительность, – вздыхает Джош. – Тогда от него была бы польза: ты списала бы с налогов его стоимость.
Их отношения изначально не сложились: Ронский-Понский постоянно жрет Джошевы ботинки. Он считает, что они гораздо вкуснее собачьего корма.
Джош орет на него матом, но Ронскому по фиг: он все равно ничего не слышит.
– Ты ему в картинках изобрази, как ты его не любишь, – посоветовала однажды Барбара.
В результате Джош вдохновился на серию полотен под названием «Пиздец Ронскому-Понскому». По исполнению они весьма напоминают средневековые гравюры о страданиях святых: «Ронский в пасти у льва», «Усекновение главы Ронского», «Ронский после обработки кремом для удаления волос в зоне бикини».
Барбара на кухне сокрушается: бедная собачка опять ничего не покушала. А зачем ему? Он сегодня уже глодал мой банный халат – вот и наелся.
Господин мой – время
[18 июня 2005 г.]
Зашла я сегодня в универмаг – смотрю: купальники для девчонок двух-трех лет. Трусики и верх – все как положено.
И– эх! В наше время лифчик был знаком инициации. Мы мечтали обзавестись им почти так же сильно, как проколоть уши. Мы до слез спорили с родителями:
– Не пойду купаться в одних трусах! У меня – во!
«Во» пока что было скромным: так, две кочки на бескрайней равнине. Но это не имело значения: мы свято верили, что они тоже заслуживают ландшафтного декора. Мы примеряли мамины бюстгальтеры, разглядывали себя в зеркале и констатировали факт: гадкий утенок в лифчике тут же становится лебедью.
– Видала, Светка-то уже натитишник нацепила! – обсуждали мы грудастых одноклассниц.
– Да ей просто хочется, чтобы за ней пацаны бегали!
Пацаны действительно меняли нас на пышнотелых Светок и носились за ними восторженным табуном. Предложи им увидеть либо Светкин бюстгальтер, либо живого Брежнева, и они сдали бы дорогого Ильича.
Бюстгальтер был самым лучшим подарком на день рождения. Конечно, мы были рады и самошивным лифчикам: их продавали на базарах старушки-рукодельницы – ситец в цветочек, три пуговки на спине… Но поистине роскошным подарком мог стать только НАСТОЯЩИЙ МАГАЗИННЫЙ БЮСТГАЛЬТЕР – с косточками, крючками и материалом, похожим на мелкую шкурку.
Такое сокровище показывали подругам в школьных туалетах. В нем фотографировались, пять минут наслаждались порочными снимками, а потом рвали их на мелкие кусочки. Импортные лифчики надевали только по большим праздникам – на Новый год и годовщину Октября. Их «доставали по блату» и передавали по наследству. И стирали только вручную – мылом «Банное» и «Земляничное».
Но главное, для чего был нужен лифчик, – так это для свиданий. Руки кавалеров шарили по нашим спинам. «Нашел!» Юноши краснели и, запинаясь, врали про любовь. Бюстгальтер был их путеводной звездой. Он говорил о том, что секс в СССР существует и что некоторым даже удается им заняться.
Мы носили лифчики как боевое знамя, как роковую тайну, как знак судьбы и половой востребованности. А сейчас нету никакой тайны и никакой судьбы. Вся тайна стоит восемь девяносто девять и продается со скидкой в 15 процентов.
Гадалка (мемуары)
[2002 г. ]
Бывает, люди дружат на почве общей любви к искусству, или на почве ненависти к главбуху, или на почве совместного вынесения мусора… Мы же с Мелиссой дружим на почве взаимной зависти: я ей завидую из-за ее длинных ног и белокурых волос, а она мне – из-за знакомства с Кевином.
Впрочем, уважать Мелиссу можно не только за волосы. Она у нас бизнесвумен. Организовала свою компанию, снимает офис, платит зарплату…
Мелисса – профессиональная гадалка. Ее контора находится в очень удачном месте, как раз между тюрьмой и магазином свадебных платьев, так что недостатка в клиентах у нее никогда не бывает.
«Предсказания и магия» – гласит вывеска над входом. Внутри бархатные портьеры, свечи и книги на неведомых языках… Я как-то взяла одну: «Практический справочник животновода», Москва, 1947 год.
– Помогает в работе-то?
– Много ты понимаешь! Тебе только кажется, что это обыкновенная книга. Лишь посвященные могут читать между строк… А у тебя к тому же вся аура в дырках.
Про дырки в ауре Мелисса рассказала мне в первый день знакомства. Мы забрели в ее контору вместе с Джошем – просто так, чтоб пошалить.
Мелисса долго смотрела в хрустальный шар, а потом сказала загробным голосом:
– Опасайтесь рыжих женщин и нашего шерифа. Такая сволочь, знаете ли…
Мы с Джошем переглянулись:
– А вы любое будущее можете предсказать?
– Любое.
– А нам бы узнать выигрышный номер лотереи.
Я думала ее смутить, да куда там! Мелисса раскинула карты, почесала в затылке, а потом выдала:
– Шесть, одиннадцать, двадцать восемь, тридцать, тридцать пять, сорок один, мега восемь.
Я аж растерялась от такой наглости.
– И что, это выигрышный номер?
– Да.
– И в эту среду мы можем выиграть тридцать два миллиона?
Мелисса скрестила руки на груди.
– Почему в эту среду? Вы у меня просили выигрышный номер – я вам его дала. Но вы не спрашивали, когда именно он выпадет. Я предсказываю будущее, а не оглашаю расписание. Кстати, вам, милочка, я бы посоветовала заняться аурой. С такими дырами вам не о миллионах думать надо, а о тотальной чистке астрального тела.
В этот момент я поняла, что мы будем дружить. Возможно, даже годами.
Неидеальный муж
[20 июня 2005 г.]
Муж Мелиссы, Тедди, работает в Диснейленде Дональдом Даком: фотографируется в обнимку с детишками и марширует в ежевечернем параде.
Мелисса говорит, что он настолько вошел в роль, что даже во время секса шепчет «Oh, yes, baby!» с утиным акцентом.
– Лучше б он в Бэтмены пошел, – сокрушается она. – У Бэтменов чаевые намного выше – их женщины любят.
Но Тедди не соглашается. Он у нас бородатый, а бородатый Бэтмен – это все равно что лысая Белоснежка.
– Глаза б мои его бороды не видели! – сердится Мелисса. – Как придет в ресторан – весь соус по ней развесит. Сидит, как рыба под майонезом, и глазами хлопает.
– Борода – это наша фамильная ценность, – спокойно разъясняет Тедди. – У моего папы была такая же.
– Твой папа работал Санта-Клаусом и привидением в комнате страха.
– А я тоже могу привидением…
– Спасибо большое! Если ты мне еще и выть по ночам будешь… Слушай, а может, тебе стать Чубакой?
Я хихикаю. Тедди дивно будет смотреться в костюме Чубаки – при его-то росте чуть выше табуретки. Жаль, нельзя предложить ему роль Мастера Йоды: во-первых, опять будут проблемы с бородой, а во-вторых, если Тедди заявит Мелиссе в постели: «Фиаско я потерпел. Скрыться должен я», то она его точно из дома выгонит.