Всхлипнув от желания, Виктория достигла столь сильного оргазма, что Раулю пришлось свободной рукой удерживать ее на месте. Когда оргазм начал слабеть, Рауль прикоснулся губами к ее груди.
Наконец Виктория обессилела до такой степени, что не могла больше достичь оргазма. Или, возможно, Рауль, зная, что ее ждет впереди, просто дал ей немного передохнуть.
Он уложил ее на спину и наклонился над ней.
Ее сердце перестало бешено колотиться, дыхание стало спокойнее.
Она была снова в полном порядке.
Но она еще не принадлежала ему. У него был слишком хорошо развит самоконтроль, и ему удалось заставить ее действовать в соответствии с его планом: он хотел, чтобы она пожелала сама ему отдаться.
Виктория села в постели.
А что, если… он на самом деле не хочет ее и все это только жестокий розыгрыш?
Быстро брошенный взгляд на его тело убедил ее, что это не так. Рауль действительно хотел ее. Ей просто надо узнать, что делать дальше.
— Я не знаю, что делать дальше, — сказала она.
Кажется, ее раздраженный вид не произвел на него никакого впечатления.
— Все будет так, как ты пожелаешь, — сказал Рауль, ногой откинув одеяло со своего голого тела. — Заставь работать свое воображение.
Виктория повернулась и окинула взглядом его тело. Неожиданно на нее снизошло вдохновение.
Открыв бутылочку с маслом, она легонько сбрызнула его грудь и живот.
Но она не знала, как продолжить то, что начала. Обе ее руки были заняты: одна — пробкой, другая — флаконом. Может, следует закрыть флакон? А потом что с ним делать?
Пока она размышляла, масло тонкими струйками стало стекать с груди Рауля на простыню.
Подстегиваемая крайним нежеланием позволить Амайе заметить свидетельства их грехопадения, Виктория лихорадочно обдумывала ситуацию. И придумала. Широко распахнув руки, она наклонилась и, прижавшись своим телом к телу Рауля, стала размазывать масло.
— Пропади все пропадом! — Он схватил ее за плечи и остановил. — Где ты научилась такому?
Потрясенная собственной распущенностью и довольная его реакцией, Виктория напомнила:
— Ты сам сказал, чтобы я включила воображение.
— Все верно. Но сейчас я чуть было не кончил, я умираю от желания и не могу больше сдерживаться.
Значит, она не одна вынуждена страдать. Слава Богу. Ей хотелось, чтобы все это было так же трудно ему, как и ей. Она хотела, чтобы он страдал.
Виктория вынула из волос шпильки, и ее золотистые локоны рассыпались по плечам.
Она терлась о Рауля своим телом, двигаясь, словно змейка, вперед-назад, вверх-вниз. Она не спешила, распределяя масло по его коже, узнавая, как он чувствует себя под ней, и ощущая, как его твердый мужской орган нетерпеливо толкает ее в живот и грудь.
Это было самое чувственное ощущение в ее жизни.
Когда Рауль застонал от немыслимых мучений, Виктория, наконец, улыбнулась. Она села, гордо выставив вперед грудь, и, положив ладони на его ребра, пробежалась кончиками пальцев по его грудной клетке. Отыскав его соски, она обвела их пальцами и принялась тереть, пока они не затвердели.
Когда Рауль попытался схватить ее, она отбросила его руки:
— Нет. Ты сказал, что я должна это сделать сама. Так что… позволь мне это сделать.
Полностью осмелев, она оседлала его бедра и ладонями растерла остатки масла.
Рауль заерзал, словно испытывая мучения.
— Тебе не больно? — спросила она.
— Нет, — ответил он, для пущей убедительности покачав головой.
— Видно, мне показалось, — сказала она, потому что его поведение напомнило ей ее собственное поведение всего несколько минут назад — он хотел, чтобы она прикоснулась к нему.
Прикоснулась к самым чувствительным местам и гладила его мужское естество своими руками до тех пор, пока он тоже не испытает неистовый оргазм.
Но она была намерена испробовать на практике все, чему он ее научил, чтобы довести его до отчаяния… и удовлетворить его.
Она погладила его бедра, раскрыла их и погладила снова. Ее руки скользнули вверх, к основанию члена, и прикоснулись к мошонке. Ее завораживало все, что касалось его анатомии. Ей никогда не приходило в голову, что люди, занимаясь любовью, словно теряют разум, как это происходило у него… да и у нее тоже. Потому что, хотя она всего лишь обследовала его тело, ее собственные страсти разгорелись еще больше и теперь рвались на свободу.
— Ты хоть знаешь, что делать с этим? — спросил Рауль.
Голос его звучал одновременно и напряженно, и насмешливо.
Продолжая поглаживать его, Виктория сказала:
— Конечно. Я девственница, но вполне искушенная женщина.
Он рассмеялся:
— Ты самая неискушенная женщина из всех, каких мне приходилось встречать.
— Как бы не так! — Ей не верилось, что он может так ее оскорбить. — За последние три года я побывала в одиннадцати странах.
— И никогда не испытывала искушения? Неужели ни разу? — спросил он.
— А разве сейчас ты не видишь, как сильно искушаешь меня? — спросила она и, опустив голову, потерлась щекой о головку его мужского естества.
Рауль вздрогнул. Его руки поднялись, как будто он хотел схватить ее и овладеть ею немедленно. Напряженным от страсти голосом он сказал:
— Пора.
Это было не командой, не предложением, а просто констатацией факта.
Пришло время.
Он снова потянулся к полке у изголовья и что-то достал.
— Что это? — спросила Виктория.
— Если я надену это, ты не забеременеешь.
— Вот как? — промолвила она. — А тебе в этом будет удобно?
— Не сомневайся, — ответил Рауль и, положив руки на бедра Виктории, помог ей занять нужную позицию.
Наверное, это выглядело неуклюже, когда она восседала на нем, пытаясь приспособить свое тело к его телу. Но хотя она совсем обезумела от самоуверенности, нежности и страстного желания, сам акт преодоления барьера девственности вызвал у нее резкую боль, которая застала ее врасплох.
Рауль был готов к тому, что она инстинктивно попробует прекратить начатое, и, взяв ее за бедра, удержал на месте.
— Доверься мне. У нас все получится. Главное, не спеши, — сказал Рауль и стал медленно двигаться, проникая в нее все глубже и глубже.
Виктория тихо застонала, когда боль и наслаждение смешались, и ее плоть внутри подалась, освобождая для него место, превращая их тела в единое целое. Когда же копье полностью проникло в ее тело, Рауль отпустил бедра Виктории и сказал:
— А теперь скачи на мне верхом.
Глава 32
Открыв глаза, Виктория увидела Рауля, с улыбкой наклонившегося над ней. Кончиками пальцев он убрал назад ее волосы, упавшие на лицо.
— Как ты себя чувствуешь?
Моргнув, Виктория взглянула на него, на солнечный свет, проникающий сквозь высокое узкое окно, и сразу вспомнила все, что произошло ночью. Прикрыв грудь одеялом, она села в постели.
— Как ты себя чувствуешь? — повторил Рауль. — Ничего не болит? Не хочешь ли, чтобы я приказал Амайе заново приготовить ванну?
Виктория взглянула на лохань, все еще наполненную остывшей водой, и поняла, что ночью никому не было позволено войти в комнату, чтобы убрать ее.
— Ах, нет. Я чувствую себя превосходно. Только… в замке станут судачить о том, что мы делали ночью.
Она покраснела.
Рауль обнял ее и поцеловал.
— Они и понятия не имеют о том, что произошло здесь на самом деле. Никто и не узнает об этом, Виктория, если ты сама им не расскажешь.
— Да, это так. Но я все равно не смогу теперь называться честной женщиной.
— В Англии никто не знает, где ты находишься, и я обещаю, что члены моей семьи никогда не скажут, что ты спала в моей спальне.
В отличие от Рауля у Виктории не было такой уверенности в людях: по ее мнению, никто в мире не мог удержаться от сплетен. Но можно было надеяться, что она недостаточно важная персона, чтобы о ней было интересно сплетничать, по крайней мере, в Англии. Хотя Рауль наверняка слышал немало сплетен о ее путешествиях с Джонсонами.
— Сегодня я еду в Тонагру. Мне нужно завершить продажу Вьенто, а потом я пойду в казино, продолжу изображать из себя никчемного вертопраха, роль которого играю. Мне нужно продолжать играть эту роль, иначе у Жан-Пьера де Гиньяра возникнут подозрения.
— Он проявляет особую подозрительность к тебе?
— Он проявляет особую подозрительность к каждому, тем более после инцидентов, происшедших по вине мятежников. Туристы уезжают из страны, и, что еще хуже, распространились слухи о том, что в Морикадии неспокойно. Никто не хочет больше приезжать сюда. А это плохо. Жан-Пьер Гиньяр и не подозревает, что мы — королевская семья де Барбари Джинет и это мы устроили хаос, отправив де Гиньяров охотиться в двенадцати направлениях сразу на реальных и воображаемых виновников, чтобы отвлечь их внимание от реальной угрозы, которая находится прямо у них под носом. — Рауль улыбнулся. — Я и не подозревал, что это будет так весело.
У Виктории перехватило дыхание. Он как будто специально делал все для того, чтобы его убили.
— Я вернусь поздно, — сказал Рауль. — Я не хотел бы, чтобы ты тревожилась.
— Не буду, — пообещала Виктория.
— Умеешь ты поставить на место хрупкое эго мужчины.
— Я не пыталась это сделать…
— Я знаю. И это самое опасное, — сказал он, целуя Викторию.
Она сопротивлялась всего какое-то мгновение. Потом, как и прошлой ночью, и как каждую ночь, сдалась. И не просто сдалась. Она отдала ему всю себя.
А почему? Почему она отдавала ему себя от всего сердца? Почему ее беспокоило, что его могут убить?
Когда они оторвались друг от друга, Рауль тяжело дышал, и на щеках его выступили красные пятна.
— Ты заставляешь меня терять голову.
— Этого я тоже не пыталась сделать.
— Но у тебя это получается само собой, — сказал Рауль и, прикоснувшись на прощание к ее щеке, встал и направился к двери. — У тебя была бессонная ночь. Поспи еще.
— Рауль? — окликнула Виктория. — Почему ты сказал мне, куда идешь?
— Потому что теперь ты имеешь право знать это, — сказал он и закрыл за собой дверь.
Виктория в недоумении уставилась на дверь. Она имеет право? Что он хочет этим сказать? Когда речь шла о нем, о его местонахождении и о том, чем он занимается, она не имела никаких прав. Она не хотела иметь никаких прав. Она даже не знала, понравилось ли ей на самом деле то, что произошло между ними прошлой ночью. Все происходило в жару и поту, она до сих пор ощущала масло на своей коже и, несмотря на то что сказала Раулю, что чувствует себя превосходно, ощущала боль между ногами, потому что… скакала на нем верхом.
Но в целом Виктория была полна жизненных сил, как никогда прежде. Она вела себя необузданно и безрассудно, но она была счастлива этой ночью.
Виктория сжала кулаки.
Если она не встанет с постели сию же минуту и не будет вести себя так, будто ничего между ними не изменилось, каждый человек в замке поймет, что произошло. И последствия будут совершенно невыносимыми.
Она бросила взгляд на часы на каминной полке и охнула от ужаса: был десятый час утра. Дети удивятся, если она сильно опоздает на очередной урок.
Торопливо поднявшись, она схватила с пола ночную сорочку и бросила ее на софу, подняла флакон с маслом и поставила на полку. Кое-как умывшись водой из кувшина, она оделась и принялась расчесывать спутанные волосы. Заколов на затылке волосы, она взглянула в зеркало, стоявшее на комоде. Сегодня она была сама на себя не похожа: слишком розовая, слишком сияющая. Она выглядела возбужденной, удивленной и испуганной. Но в одном она могла быть спокойной — никто на это не обратит внимания.
Однако дети в отличие от взрослых замечали все.
Она должна вести себя как обычно, как будто со вчерашнего дня ничего не изменилось, хотя на самом деле изменилось все — можно сказать, ее мир перевернулся.
Она по возможности тише открыла дверь и бросила взгляд в коридор. Убедившись, что никого нет, Виктория выскользнула из спальни и торопливо направилась в классную комнату. К ее удивлению, дети находились в классе и, разбившись на небольшие группы, учили друг друга буквам и цифрам. Она вошла в класс, и они, вскочив, возбужденно заговорили, радуясь ее приходу.
Виктория рассмеялась и расслабилась.
Она знала, что делать с детьми, как себя вести… и кто она такая. Она похвалила их за то, что они сами поддерживали дисциплину, и восстановила нарушенное расписание. Она позаботилась о том, чтобы дать им достаточно времени на ее обучение морикадийскому языку, потому что в своем стремлении научить ее — а она теперь уже неплохо понимала разговорный язык — они скорее постигали английский. В полдень, когда настало время обеденного перерыва, они все вместе спустились в главный холл, причем двое самых маленьких держали ее за руки.
Дети спустились по лестнице, чтобы поесть в кухне. Усаживаясь на свое место, Виктория заметила несколько косых взглядов, но это наверняка имело отношение скорее к предстоящему уроку, чем к размышлениям относительно ее сияющего лица. Рауль обещал, что никто не будет знать о том, что они делали прошлой ночью, и она не могла не верить ему. Обед был обычным: сытная пища и много разговоров о сражениях.
А после обеда, как водится, все направились в помещение, отведенное для занятий по этикету.
Стоя перед классом, Виктория радовалась тому, что предстает перед подданными Рауля в роли учительницы — в роли, которую очень хорошо знала.
— Сегодня мы научимся, как обращаться к герцогу, графу, барону и к человеку богатому, но не имеющему титула, а также, конечно, к членам королевской семьи, потому что при дворе мистера Лоренса, — она тут же исправилась, — при дворе короля Сейбера станут бывать короли, королевы и принцы.
— Не сразу, — сказал Просперо и почесал щеку, но, опомнившись, быстро опустил руку. — Они захотят, чтобы он сначала показал себя как правитель.
— Вы, наверное, правы, — кивнув, сказала Виктория. — Но судя по тому, что я слышала о его планах, думаю, после первой зимы он прочно утвердится на троне. Высокие гости хлынут сюда и на водолечебницы и просто для того, чтобы поразвлечься.
— А пока они не прибыли, мы успеем приобрести изысканные манеры, — сказал Просперо, кивнув.
— Тем более что хорошим манерам нас обучает настоящая английская леди, — сказала Амайя. — Вы будете среди нас и послужите нам хорошим примером.
Виктория даже вздрогнула от удивления.
— Я сказала что-то не то? — робко спросила Амайя.
— Я, конечно, ценю вашу уверенность в моем влиянии, но мне кажется, что вчера Просперо, — Виктория жестом указала на него, — сказал, что я планирую покинуть страну до начала революции.
Просперо взглянул на нее так, словно она сказала какую-то глупость:
— Но ведь это было вчера.
— Сегодня все изменилось, — пояснила Хейда.
Виктория встревожилась.
— Почему ты так считаешь? — спросила она.
— Потому что прошлой ночью вы переспали с нашим королем, — сказала Хейда.
Глава 33
Виктория даже отшатнулась.
Рауль ее предал. Все-таки похвастался, что она капитулировала. Рассказал о том, чем они занимались вдвоем. И это после того, как он пообещал, что об этом никто не узнает.
— Мистер Лоренс сказал вам, что мы?.. — Она проглотила ком, образовавшийся в горле. Она не могла произнести это. — Ваш король сказал вам, что…
— Нет! — поспешила заверить ее Хейда. — Он не говорил нам. Он не какой-нибудь мерзавец. Но ему и не нужно было ничего говорить. Он улыбался и радовался. Он насвистывал, когда уходил. Поэтому мы догадались…
Просперо многозначительно ухмыльнулся.
Виктория окинула взглядом комнату: все улыбались.
Они не вели себя неуважительно. Несколько человек поклонились ей, а некоторые другие приложили руки к груди. Они радовались тому, что она сделала Рауля счастливым. Они, как видно, не знали, что в Англии стать любовницей мужчины без брака было позором.