– Убьет, – стремительно побледнел Алексей. – Мужики, не выдавайте – вам тоже достанется! Я забыл, Макс, какой у тебя этаж?..
– Высоковато, – отвечал Скопцов, направляясь в ванную комнату.
– Ты что – открывать!? – чуть не во весь голос возопил несчастный муж, забыв о конспирации, – я тебе надоел что ли, чертила!?
– Ну, не держать же твою барышню за дверью!..
– Все, мне трандец! Умру, так и не походив майором… – уже не стонал – скулил Лешка, обречено уронив голову на стол – промеж стаканов, помидоров и горчицы.
Остальные женатики притихли, с соболезнованием и тоской взирая на агонию друга. Прикрыв дверь в комнату, и умывшись холодной водой, Максим быстро пришел в себя и впустил гостью.
– Где этот мерзкий заморыш? – решительно переступила через порог властная женщина со следами былой красоты. Задерживаться в прихожей она не собиралась, на ходу ядовито интересуясь: – Опять, небось, со своими девками развлекаешься, секач? Тогда зачем тебе здесь мой импотент?..
– Галя, давай для начала поздороваемся? – невзначай предложил пилот.
– Зубы заговариваешь, Макс? – зловеще поинтересовалась жена Алексея, все ж таки слегка понизив воинственный тон.
– Отчего же? – сделал он вид, будто вежливость для него всегда пребывала на первом плане.
При этом смазливый молодой человек осторожно взял ее руку, поднес к губам, поцеловал и уж боле не выпускал, бессовестно притворяясь, что наслаждается шершавой ладонью домохозяйки. Другая его рука отработанным движением легла на женское покатое плечико и старательно удерживала непрошенного «ревизора» от внезапного и грубого вторжения в жилище…
Доверительно, словно они всю жизнь только и толковали по душам, обаятельный сердцеед увещевал:
– Девок, Галочка, я запланировал на завтра – голова что-то от них пухнет. Мы сегодня собрались по другому поводу.
– Вот же бессовестный кобель!.. – качала она головой.
Но тот, не замечая выпадов, уж поглаживал то, что в юности именовалось талией и, горячо шептал:
– Алексей здесь и ничуть не пьяней меня. Ты правильно сделала, что пришла, мы все равно собирались за вами…
То ли от непонимания происходящего в холостяцкой обители, то ли от волшебного обаяния обворожительного ловеласа, Галина не пошевелилась, не повела бедрами – не сбросила его руку. Она смотрела, часто моргая в «правдивые» глаза импозантному мужчине, и ей не приходило в голову, что в течение двух часов тот, в сообществе с дружками успел влить в себя изрядное количество водки.
Тетка была явно обескуражена.
– Девок нет; почти трезвые… А чем же вы тогда занимаетесь?
– Звезды собираемся обмывать, – впервые почти не соврал Скопцов, слыша краем уха, как в комнате заканчивают приготовления – убирают со стола десяток пустых бутылок, стаканы и прочий компромат. – Ты не поможешь приготовить что-нибудь?
– Конечно… только я не поняла, что вы собрались отмечать? – переспросила почти укрощенная дамочка.
– Майорские звезды, милая. Все мы, включая твоего мужа, утром произведены в майоры, – он еще раз приложился к пухлой ручке губами и решил, что времени у собутыльников, для устранения следов «преступной» деятельности, было предостаточно…
Конфликта удалось избежать гораздо проще, чем предполагалось. Внезапно ощутив уважительное отношение и давно забытое к себе внимание, Галя оттаяла прямо на глазах. Войдя в комнату, довольная женщина с подозрительным румянцем на щеках поздравила и поцеловала каждого. Даже обалдевшего и перепуганного Лешку.
Затем, собрав грязные тарелки, упорхнула на кухню, мило щебеча по дороге:
– Максимушка ты уж посиди с ребятами. Я там сама разберусь…
За столом воцарилась гробовая тишина. Пятеро друзей изумленно пялились на товарища, словно на факира, мгновение назад целиком сожравшего алебарду…
– Ну, ты, Макс даешь!.. – послышался восторженный шепот кого-то из приятелей.
И тут же очнулся тот, чья жизнь за несколько минут до «вторжения» висела на волоске. Не веря своим глазам и ушам, Лешка пролепетал:
– Ф-фух… Господи!.. Ты что с ней, блин, сделал-то?! Научи! Я ж тебя из каждого полета со стаканом коньяка буду встречать!
– У кого еще схожие проблемы? – с напускной важностью осведомился Макс, – только сегодня принимаю без записи.
Через полчаса все супруги были в наличие. Стол ломился от настоящей закуски, и атмосфера вечеринки воистину напоминала веселый праздник. Женщины сидели возле мужей счастливые, раскрепощенные и без малейшего недовольства спонтанно организованным летчиками застольем. Разливая очередную бутылку по стаканам и рюмкам, Скопцов предложил выпить за присутствующих дам. Мужчины дружно согласились и встали. Довольные жены сияли и с благодарностью взирали на молодых майоров…
– Макс и тебе пора бы подумать о женитьбе. А то ведь насильно женим! – весело пообещала Галя, поднимая рюмку.
– Надо найти парню хорошую невесту. Сколько можно отбиваться от нахальных девок, норовящих забраться в постель?! Так и заразу, неровен час, подхватит. Вот есть у меня одна знакомая девушка… – поддержала тему другая сердобольная тетка.
– Ну, понеслось, – обречено вздохнул хозяин, – оседлали любимого конька! Теперь не отвяжетесь.
– А вдруг наш Ален Делон желает навсегда остаться «вольным стрелком»?! – неожиданно встала на его защиту одна из жен – симпатичная стройная красавица, – что вы к нему прицепились?
– Да-а… – протянул, закатив глаза, Лешка, – выстрелы у этого снайпера выходят отменные. Недавно такая барышня к нему в клубе подкатила… Просто слов нет – сказка… Ой!
Получив от Галки локтем в бок, командир «восьмерки» умолк.
Компания, наконец, выпила за слабый пол и продолжила веселье, но образ Александры, навеянный мимолетным упоминанием приятеля, уже не покидал мыслей Скопцова…
* * *
Вероятно, в этой местности серых пасмурных в году насчитывалось немного. Поеживаясь от утреннего морозца, обитатели лагеря уже разбредались по тому же кособокому полю, не обращая внимания на быстро светлевшее над головами небо. Бледно-оранжевое солнце медленно выползло из-за восточных вершин, и вновь основательно перепаханный южный склон осветился его слабыми лучами.
Часть работников таскала от нескольких скирд, расположенных вдоль опушки сено, и разбрасывала по тем участкам, которые предстояло обработать за день.
– Брось-ка сюды, на мою гряду, – подсказывал Рябой расторопному молоденькому парню с клиновидной жиденькой бородкой, кидавшему в землю горсти светло-серых гранул, смешанных с мелким белым порошком.
Тот послушно изменил курс и хорошенько удобрил широкую полосу.
– А это что за хрень? – кивнул на химикаты Скопцов.
– Удобрение. Азотно-фосфорное…
– Доходчиво, – усмехнулся несведущий в сельском хозяйстве вертолетчик.
– Одно зеленой массе сил набираться помогает; другое, значится – семенам, – стал обстоятельно объяснять здешний старожил. – Общий рост опосля побойчее выходит, да и покрепче растения из землицы встают…
– Ты прям агроном, погляжу, – проворчал Макс, вяло шевеля мотыгой. – На огороде что ли практиковал?
Рябой шел параллельно в паре метров. Похоже, настроение его улучшилось или же за сутки попривык к досаждавшему вопросами новичку.
– Да што там огород?! – мотнул он длинной засаленной шевелюрой. – Покуда в Пенджикентском районе Таджикистана с семьей кантовался, так всем совхозом енту канитель выращивали – от сева до сбора. От сушки и лечения до сбыта…
– Ого!.. Сушка, лечение, сбыт… Да ты наркоделец, погляжу! И как же ваш совхоз назывался? «Светлый путь в нирвану»? Или имени какого-нибудь наркобарона?
– Ну, про нирвану мы не слыхивали, и баронов у нас не бывало, а смешного в том ничего вижу. Мы опосля развалу-то не знали, как и на что жить – скарб лежалый на хлеб выменивали, штоб с голодухи не подохнуть. Вот директор и дал указание: корчевать табачные плантации и сеять заместо табаку енту… заразу.
– А тамошняя власть об этом знала?
– Еще бы не знать!..
– И не возражала, не преследовала?
Теперь Рябой растянул серое лицо в улыбке.
– А пошто ей возражать-то было?! Местная милиция тока и кормилась с нашего совхоза. А бороться… – он распрямился, оперся узловатыми руками о черенок, посмотрел в чистое небо, что-то припоминая… – Пытался один ненормальный – начальник ентого… как его… наркоконтроля! да спал притом на раскладушке в собственном кабинете. А у оконца держал заряженный пулемет. Уж и не ведаю, живой сейчас, али на пулю где нарвался.
– Занятно.
– Вот так-то, паря. Таким макаром я, значится, и обучился этому ремеслу!..
Максим на мгновение задумался и задал самый главный, мучивший целые сутки вопрос:
– Скажи, а зачем на верхней площадке держат самолеты?
– Кхе… – кашлянул в кулак худой работяга. Проворно глянув по сторонам, зашептал: – Леван наш – кажись, бывший летчик. Здешние старожилы поговаривают: он самолично ентот лагерь организовал и обустроил. Сам, значится, завозил сюда на самолетах колючку, генераторы, топливо, выкупал первых поселенцев, нанимал охрану…
Плюнув на ладони, вздохнул и закончил кратковременный перерыв в работе со словами:
– Товар кому-то сбывает и наживой делится – не сам, значится, ведает прибылью. А неучтенные излишки готового к продаже товара в летнее времечко грузит в один из еропланов и… улетает в неизвестном направлении. Коммерция, понимаешь ли!
– А основной товар идет чеченскими караванами в Россию? – пристально глянул на соседа майор.
– Ентого я тебе не говорил, – поостерегся от развития темы Рябой и поспешил свернуть тему: – Ну, все, – таперича давай работать, а то, не ровен час, узрит охрана нашу вольготную беседу – беды не оберешься…
– Прикладами воспитывать будут?
– И прикладами, и чего похуже может приключиться, – буркнул тот и до самого обеда не разгибал спины.
В справедливости опасений нового приятеля Макс убедился скоро – вечером того же дня. Рабочее время закончилось так же с наступлением сумерек, однако охранники отчего-то не загнали заключенных в калитку, а приказали построиться вдоль колючей проволоки – с внешней стороны периметра.
Галдевшие мужики враз притихли и команду исполняли в необычной тишине, суетно, быстро; с нарочито-показательной исполнительностью топчась и выравнивая фланги двух длинных шеренг.
Леван – плечистый грузин, деловито прошелся взад-вперед вдоль строя; повернув обратно, отдал короткий приказ. Тут же трое помощников выдернули из первой шеренги какого-то парня и принялись жестоко избивать…
– Енто начало. Самое страшное будет опосля, – не поворачивая головы, шепнул Рябой.
– А за что они его? – наблюдая за изуверским наказанием, сквозь зубы спросил летчик.
– Плохо работал.
Начальник лагеря вдруг резко обернулся и недовольно зыркнул на двух переговаривающихся мужчин. Тощий сосед Макса сгорбился еще сильнее, втянул голову в плечи, уменьшился в росте…
– Молчи, – испуганно произнес он, едва головорез сызнова вернул свое внимание к экзекуции, – а то и нам ребра поломают.
Но бог оказался милостив – их не тронули. Должно быть, Рябой числился на хорошем счету, к тому же неплохо владел технологией возделывания искомой культуры. Максим же после двух неполных дней пребывания в лагере считался новичком, не вкусившим строгости здешних правил.
А кровавое действо меж тем продолжалось до тех пор, пока Леван не изрек очередное непонятное слово:
– Кмара!
Оттащив бесчувственное тело парня к забору, охранники набросились на следующую жертву – одного из соседей Скопцова по землянке. Однако теперь высокого, неповоротливого мужика выволокли из строя не для истязаний и побоев.
– Дахвретс! – зло распорядился Леван.
Грубо швырнув испуганного работягу на самый край пашни, три молодца в теплых камуфляжных куртках натовского образца сдернули с плеч автоматы.
Одновременно щелкнули затворы, одновременно прогрохотали три короткие очереди.
Эхо выстрелов затерялось среди горных хребтов, а сотня почерневших от работы мужчин продолжала со страхом взирать на окровавленное тело мертвого товарища, несколько секунд назад стоявшего среди них.
Тишину нарушала очередная команда плечистого.
Майор напрягся, ожидая третьего «сеанса» показательной жестокости, но Рябой облегченно вздохнул, повернулся и увлек новичка за собой к калитке.
Начинался ужин…
* * *
И третье утро на затерявшейся в горах северной Грузии конопляной плантации показалось Скопцову обыденным, ничем не примечательным. За исключением того, что, бредя после скудного завтрака к черной пахоте, он едва волочил ноги. От усталости изнывали не только мышцы рук, заставлявшие мотыгу по двенадцать-четырнадцать часов кряду совершать монотонные клевки. С непривычки болели плечи, спина, поясница и даже ноги. Нормально выспаться, отдохнуть, восстановить силы не позволял жуткий ночной холод, пробиравший до самых костей, до суставов. Да и настроение майора с каждым часом становилось все подавленнее – от радостного осознания счастливого избавления из ледяного плена штормового моря, не осталось и следа. Один плен сменился другим, и который из них был безнадежнее, он теперь уж и не знал…
С давних пор, сравнивая свою жизнь с партией в преферанс, он вдруг в одночасье забыл о карточных раскладах. Теперь все чаще на ум приходила старая детская игра на развернутом картонном поле. Кубик; разноцветные фишки; извилистый путь, обозначенный цепочкой пронумерованных кружочков… И разнообразные сюрпризы: то возможность обогнать соперников, выбросив удачное число и попав на зеленый сектор, дозволявший перепрыгнуть несколько кружков; то красные ловушки, обязывающие пропустить ход, а то и вовсе безжалостно отправляющие назад. Вот и сейчас ему грезилось, будто угодил в такую же отвратительную западню…
Только что, торопливо пережевывая кусок кислого хлеба на завтрак и посматривая на товарищей по несчастью, Максим сделал странное открытие: не измождение от непосильной работы, не грубость обветренной кожи, не въевшаяся в нее грязь, поражали его с первого дня пребывания в лагере. А страх! Безумие и покорность затравленных страхом лиц сотни измученных мужчин – вот, что изначально казалось непостижимым и не давало покоя. После событий вчерашнего вечера, все становилось более или менее понятным.
Ночью, лежа на нарах в землянке, Рябой шепотом поведал: в обязанности слонявшихся вокруг плантации вооруженных головорезов входит не только наблюдение за порядком и пресечение попыток побега. Они к тому же ежедневно докладывают начальнику лагерной охраны о тех, кто работает хуже других. А уж тот, беря подобных кандидатов на заметку, выбирает очередную жертву для показательной казни.
– Лишние рты Левану тута без надобности, – тяжко вздыхал в темноте искушенный в тонкостях местных законов худощавый мужик средних лет. – Сотня рабов – боле для плантации в десяток гектар не требуется. Вот привели позавчерась тебя – свеженького… стало быть, другого пустят в расход. Арифметика простая. Так что держи ухо востро и мотыгой маши без устали. Не то разговор будет короткий – таперича сам все видел…
Однако говорил об этом Рябой с какой-то непонятной виной в голосе, будто оправдывался, каялся в соучастии. Скопцов и впрямь подмечал за ним частое общение с охраной, короткие диалоги с Леваном – главным вершителем «законов» в лагере. С одной стороны подобное близкое общение не могло не настораживать. А с другой – если бы Рябой оказался стукачом, майора за десяток провокационных вопросов давно бы подвергли какой-нибудь профилактической экзекуции. Потому-то своим наблюдениям пилот большого значения не придавал – неказистый сутуловатый мужичок обитал на плантации полгода, неплохо разбирался в технологиях посева и обработки конопли. «Возможно, об этих вещах и говорят. Советы компетентного человека еще никому не повредили, – рассудил офицер, – а вот мне не следует попадать в черные списки Левана! Я – не Мичурин и здешнее земледелие в моих прививках не нуждается. Бока намять для профилактики могут, но расстрелять, конечно, не посмеют – пока моя жизнь в руках очкастого разведчика. А вот что станется с моей неприкосновенностью потом – после его визита и разговора со мной?..»