Потому что сицилийцы были в один миг стерты с лица земли через неделю после смерти отца Нормана, в результате другого идиотского несчастного случая. На этот раз в нем были задействованы их почтовый ящик и брикет динамита.
Они были последними сицилийцами в Брентфорде, и, пользуясь выражением Фланна О’Брайена, не думаю, что этот вид снова будет встречаться в наших местах.
Так вот, 1967 год многие с нежностью вспоминают, как Лето любви. И тысяча девятьсот шестьдесят седьмой год действительно был Летом любви. Конечно, не только летом. Были и другие времена года, и у каждого было свое название. Например, были Зима уныния, Весна тоски и Осень такой полной безысходности, что хотелось вскрыть себе вены. Но по каким-то непонятным причинам люди запомнили только лето.
Я прекрасно помню то лето. Этим летом в жизнь вошли йо-йо и Брентсток.
Да, Брентсток. Легендарный фестиваль, три дня Любви, Мира и Музыки. Я там был, понимаете, и я все видел. Позвольте мне рассказать о нем.
Для меня все это началось одним весенним утром. Мне было страшно тоскливо, хотя и не понимал, почему. Я бросил школу в июле в предыдущем году и с той поры работал, где придется: всегда на подхвате, платили мне мало, и увольняли при первой возможности. Но с этим не было проблем. В шестидесятые годы не было безработицы и как только тебя выгоняли с одного места, можно было сразу найти другое. Конечно, все эти места были дерьмовые, но это лучше, чем безработица.
Однако той весной я нашел себе новое место, и на этот раз весьма перспективное. Меня взял на работу Т.С. Давстон. Официально моя должность называлась «надсмотрщик на плантации», и я должен был одеваться в форму и носить сапоги и кнут. Проще простого. Все, что мне нужно было делать – это ходить между рядов рабочих-иммигрантов, поколачивать их кнутовищем и подгонять, чтобы не отлынивали.
О такой работе можно только мечтать.
Так что я до сих пор не знаю, почему мне было так тоскливо.
У Т.С. Давстона была поговорка: «Завтра принадлежит тем, кто способен предвидеть его». И, конечно, он был именно из таких людей. Я помню, как он однажды сказал, что когда-нибудь в Брентфорде не будет мексиканского квартала, и помню, как я тогда посмеялся над ним. А ведь он оказался прав: к 1967 году почти все латинос перестреляли друг друга, а те, что остались – в основном старухи и девчонки-малолетки – жили теперь в лачугах на краю плантации и работали на Т.С. Давстона.
Возможно, следует подробнее рассказать о том, где располагалась эта плантация. Ведь именно там и проходил Брентсток.
Плантация была расположена на участках Брентфордского садоводческого товарищества св. Марии.
Вплоть до середины шестидесятых в нем еще оставалось немало владельцев участков, которые арендовали клочки земли у городского совета и каждый год, соответственно, собирали с них собственноручно выращенный урожай фруктов и овощей. Но потом один за другим, старики вымирали, и один за другим освобождались их участки.
И Т.С. Давстон скупал их – один за другим.
И теперь они принадлежали ему почти все, за исключением одного. Владельцем этого последнего участка был его «дядюшка», старый Пит, и Т.С. Давстон его не трогал. А все остальные участки перепахали, и огромное поле, отлого спускающееся к Темзе, стало табачной плантацией.
Я немало поломал голову над этим. Я всегда думал, что выращивать табак без какой-нибудь лицензии от правительства – противозаконно. Но, видимо, к Брентфорду это не относилось. К чему угодно, но не к Брентфорду.
Это традиция, или старинный договор, или что-то вроде того.
И вот я стал работать надсмотрщиком. Форма, сапоги, кнут и все такое.
В шестьдесят седьмом году на плантации был первый большой урожай. И все следовало делать именно так, как того желал Т.С. Давстон. Годы труда ушли на это. Табак не слишком охотно растет в предместьях Лондона, но этот конкретный сорт подвергся генетической обработке.
У Т.С. Давстона осталось множество записей, принадлежавших некоему Джону Перу Джонсу, и с помощью Старого Пита он вывел быстрорастущий сорт табака, успешно сопротивляющийся местным вредителям и прекрасно развивающийся в условиях английской погоды. Это было большое достижение, и те, кого охранники пропускали через укрепленные ворота в высокой загороди из колючей проволоки, останавливались на месте, пораженные красотой этих растений. Не слишком надолго, впрочем, потому что иначе они получали от меня кнутом.
В то весеннее утро началась первая жатва. Работницы надрывались на плантации, а Т.С. Давстон и я сидели в высоких креслах, попыхивая только что изготовленными сигарами [скрученными на бедре смуглой девственницы] и потягивая бесцветную жидкость из бутылок без этикеток.
Т.С. Давстон порылся в боковом кармане своего модного кафтана, что-то достал оттуда и протянул мне.
– Бьюсь об заклад, ты ничего подобного еще не видел, – сказал он.
Я внимательно осмотрел этот предмет: два деревянных диска, соединенных тонкой деревянной осью, к которой был привязан кусок веревки.
– Здесь ты прав, – сказал я. – Не видел. Что это?
– Это вниз-и-вверх-и-внизка.
– Легко сказать, – заметил я. – А что она делает?
– Едет вниз, и снова вверх, и опять вниз. Смотри, показываю.
Он отобрал у меня эту штуку, нацепил конец веревки на средний палец и отпустил ее. Когда веревка полностью размоталась, он легонько дернул ее кверху, эта штука взобралась обратно, и он поймал ее.
– Невероятно, – сказал я. – Ничего удивительнее в жизни не видал.
– Это что, сарказм? – спросил Т.С. Давстон.
Я подумал над его вопросом.
– Возможно, – сказал я. – Но как она работает? Там что, моторчик внутри? Или, как было бы правомерно предположить, это работа неких демонических сил?
Т.С. Давстон перегнулся через меня и забрал мою бутылку.
– Тебе, похоже, уже хватит, – заметил он.
Я покачал головой.
– Нет, выпивка здесь ни при чем. Хотя, может быть, это та таблетка, которую я съел на завтрак.
– Ну, это можно простить. В конце концов, на дворе шестидесятые годы.
– Ну так как, все-таки, она работает? Она же нарушает закон тяготения.
– Вот и Норман так сначала думал. К сожалению, не нарушает. А работает она благодаря инерции и этому легкому движению кистью.
– Как и многое другое, – заметил я. – Или, по крайней мере, то единственное, что приходит в голову. Так для чего она? Или ни для чего?
– Должна быть для чего-то. – Т.С. Давстон положил эту штуку на ладонь. – Все должно быть для чего-то. К примеру, ты можешь с ней показывать фокусы.
– Я как раз не могу.
– Ну ладно. Я имел в виду, что ямогу с ней показывать фокусы.
И Т.С. Давстон продемонстрировал это. Он снова послал свою штуку вниз, но на этот раз дал ей проскользнуть по земли и только потом дернул ее кверху.
– Это я называю «выгуляй собаку».
Я похлопал в ладоши.
Потом он показал еще один фокус, на этот раз совершая какие-то сложные манипуляции с веревкой.
– А этот называется «укачай малыша».
Я снова захлопал в ладоши.
Т.С. Давстон показал весь свой репертуар. Он дал название каждому фокусу. Там были «отшлепай макаку», «пощекочи письку», «расчеши бороду» и даже «выпей чаю с пастором». Последний потребовал таких сложных телодвижений, что у Т.С. Давстона даже пот на лбу выступил.
– Слушай, знаешь, что ты сейчас держишь в руках? – спросил я, когда он, наконец, закончил.
– Пока нет. И что же?
– Две деревяшки на конце веревочки. Выбрось эту дурь, пока кто-нибудь тебя с ней не увидел.
Но кое– кто ужеувидел его. Если точнее, все, кто работал на плантации в этот момент, его видели. Они все остановились, и глазели на него и, к моему удивлению, тоже аплодировали.
Т.С. Давстон уставился на столь тепло принимающую его аудиторию, а я уставился на Т.С. Давстона. Он не давал им разрешения бросить работу, и я подозревал, что он сейчас прикажет мне пристрелить парочку тех, что постарше, в назидание остальным.
Не приказал. Потому что вдруг все работницы упали перед ним на колени. Они кланялись Т.С. Давстону.
– Йо-Йо, – закричала одна из них. И вдруг закричали все остальные:
– Йо-Йо!
– Что они делают? – спросил Т.С. Давстон.
Я изумленно потряс головой.
– Они поклоняются тебе. Они думают, что ты – Йо-Йо.
– А кто такой, во имя «Золота Виргинии», этот Йо-Йо?
– А! – сказал я. – Ты не знаешь про Йо-Йо, потому что ты не ходил в школу св. Аргентия, как я. Снаружи мексиканцы, может, и католики, но они также поклоняются своим Старым богам. Один из них – Йо-Йо. Он как-то там облажался, на небесах, и его послали на землю. Здесь он отличился, поработав среди крестьян, и снова взошел на небо. А там опять облажался, и его снова отослали вниз, а здесь он…
– Совершил много добрых дел, и снова вернулся на небо.
– Вот-вот. Снова вверх, и снова вниз, и снова вверх. Точно так, как твоя вниз-и-вверх-и-внизка.
Т.С. Давстон улыбнулся – почти как Господь Бог.
– Точно так, как мое
Если музыка – пища для любви, то я не знаю, что тогда сигара.
Нимрод Тумс
– Я собираюсь вернуть долги.
Так сказал Т.С. Давстон.
Мы сидели перед «Летящим лебедем». Был теплый поздний весенний вечер, и мне было невероятно тоскливо. Однако, заметьте, поскольку приближалось лето, в основной теме моей тоски начинали появляться нотки любви.
Солнце уже почти опустилось за газгольдер, и последние его лучи играли на кружках с пивом «Лардж», стоявших перед нами, и отражались в наших невинных голубых глазах.
– Вернуть долги? – переспросил я.
– Вернуть долги.
– Ну, не знаю, кому именно ты должен, но если мне – я рад, что ты вспомнил об этом.
– Не тебе, – сказал Т.С. Давстон. – Городу. Я здесь родился, здесь вырос, и теперь хочу расплатиться за все, что получил у родины.
– Мне нравятся жители Брентфорда, за редким исключением, – заметил я. – Не думаю, что стоит так злиться на них, и называть «уродинами».
Т.С. Давстон легонько двинул меня в ухо.
– «Родина», – объяснил он, – без «у».
Я поднялся с земли.
– Похоже, тут ты меня недопонял, – пробормотал я.
– Дела идут превосходно. – Т.С. Давстон допил пиво и уставился на донышко кружки. – Урожай собрали раньше намеченного. Скоро можно будет упаковывать табак, а потом пройдет совсем немного времени, и в ближайшем будущем сигары, сигареты и нюхательный табак в коробках и пачках с легко узнаваемым логотипом Давстона сплошным потоком пойдут по конвейерам. Кроме того, мне поклоняются как богу, что само по себе немало. И это не все. Мне повезло еще кое с чем. – Он вытащил из кармана йо-йо и принялся любовно полировать его о рукав.
– И ты хочешь вернуть долги?
– Да, городу.
– И что же ты придумал? Что-нибудь революционное? Довести зарплату своих работников до прожиточного минимума?
– Страшись кулака, в ухо твое летящего. Мои работники отправились восвояси, на поля Крэда в Чизвике. Я собирался устроить что-нибудь типа праздника.
– Вечеринку?
– Вроде того.
– Только не в моем доме, приятель!
– Да нет, я думал о празднестве покруче.
– Ну, клуб скаутов тебе больше не сдадут. Они знают, что это ты устроил взрыв, которым ему снесло крышу.
– А-апчхи! – сказал Т.С. Давстон. – Кстати, ты купил себе новую собаку?
– Нет, не купил и буду тебе благодарен, если ты не будешь об этом вспоминать.
– Я же сказал, что мне очень жаль.
– На словах сказал, а на самом деле…
– А что на самом деле – не имеет значения. Имеет значение то, что сказано.
Я допил свое пиво.
– Вот и купи мне новую собаку, – сказал я. – И я это сказал, так что это имеет значение.
– Я что, похож на миллионера?
– Вообще-то похож. И если уж ты намерен возвращать долги горожанам, легко можешь начать это делать прямо сейчас.
Т.С. Давстон заказал нам еще пива.
– Слушай, – сказал он, приставив ладонь к уху. – Скажи, что ты слышишь.
Я прислушался.
– Это не Господь Бог, уже готовый воздать тебе за твою щедрость?
– Нет. Это музыкальный ящик.
– Ах да, – сказал я. – Точно. Музыкальный ящик, в котором стоят всего три пластинки, и все три – кустарно изготовленные записи группы, в которой играет сын хозяина паба.
– Именно.
Я глотнул пива.
– Разве ты не собираешься сказать какую-нибудь замечательную глупость?
Я покачал головой и пролил пиво на рубашку.
– С меня хватит, – сказал Т.С. Давстон. – Что ты скажешь, если я скажу, что собирался устроить рок-фестиваль?
– Во-первых, я спрошу, кто на нем будет играть. Потом, раз уж ты заговорил об этом, и если мне действительно захочется пойти, кто бы на нем ни играл, я спрошу, сколько будут стоить билеты. А потом, когда ты мне это скажешь, я буду биться головой о стену и скажу: – Да ты с глузду съехал, дружище! Вот что я скажу. Примерно.
– Я думал о том, чтобы устроить бесплатныйфестиваль.
– Да ты с глузду съехал, дружище!
– Я серьезно. Его можно провести на плантации. Там спокойно уместятся тысяча зрителей – две тысячи, если потесниться.
– И вытопчут все твои посевы?
– Какие посевы? Урожай собран, земля пустует. Замечательная возможность еще немного заработать.
– Мне показалось, ты говорил о бесплатномфестивале.
– Просто послушать – бесплатно. Но людям нужно что-то есть, так ведь? И где-то покупать сигареты и пиво. Мы сможем поставить там киоски, чтобы удовлетворить любые запросы.