– Я не припоминаю, чтобы Эйдан упоминал ваше имя, когда мы с ним прежде виделись, сэр Колин, – внезапно сказала Мэдлин. – Когда вы стали друзьями?
«Да мы никогда ими не были!» – чуть было не выпалил Эйдан, но это было бы грубо. Хотя и справедливо.
А вот Колин готов был не считаться с тонкостями этикета.
– Мы не близкие друзья, – резко заявил он. – У нас просто есть общий знакомый.
Мэдлин улыбнулась.
– Джек! – Она посмотрела на Эйдана. – Ты так часто о нем упоминал, что у меня такое чувство, будто и я его знаю.
– Это неудивительно, – вполголоса отозвался Эйдан, оставаясь рядом с Мелоди.
– Правда, он очень изменился.
Он резко встал и отвернулся, устремив взгляд и окно на укрытый темнотой сад.
Мэдлин удивленно спросила:
– Я что-то не расслышала?
Колин еле слышно пробормотал, что ничего особенного не было сказано, добавив:
– Джек стал совсем другим с тех пор…
Эйдан прервал его, не обернувшись:
– С тех пор как я с ним расстался, предоставив идти на войну одному.
Колин чуть повысил голос:
– Ты не прав. У тебя есть обязательства в отношении твоей собственности и тех, кто зависит от тебя. Ты проявил бы безответственность, если бы их бросил. Джеку не следовало идти за своим дурнем-кузеном, когда этот идиот отмел все свои обязательства, чтобы поиграть в солдатики!
Эйдан закрыл глаза, чтобы не видеть свое отражение в темном стекле.
– Мы говорили о том, что когда-нибудь вместе станем офицерами нашего собственного полка, но я в глубине души понимал, что никогда не отправлюсь на войну. Я это знал, и Колин это знал, а вот Блейкли был помешан на армии, а Джек всегда держался рядом с ним в любой заварухе и беде.
А беда пришла достаточно быстро. Два молодых аристократа с поддельными патентами. На что они могли надеяться?
– Блейкли с той бойни домой не вернулся, а Джек стал не похож на самого себя, хоть и уцелел.
Это была серая, мрачная тень его друга, который больше никогда не смеялся.
– Тут твоей вины нет, – еще раз повторил Колин.
– Какая убежденность со стороны человека, который мне не друг, – пробормотал Эйдан. Он повернулся и увидел, что Мэдлин с малышкой вышла из комнаты. Пристально посмотрев на Колина, он впервые подумал о том, что и тот мог винить себя в том, что не смог вовремя образумить Джека.
Лицо приятеля превратилось в неподвижную маску.
– Виноват был Блейкли, этот избалованный кретин.
– Я мог бы переубедить Джека, когда у тебя не получилось. Но слишком радовался твоей неудаче – и упустил последнюю возможность поговорить с ним.
Эйдан изумленно заморгал:
– И ты жил с этим три года? Колин, он тебя все равно не услышал бы. Блейкли ехал – и ничто не могло помешать его другу защищать кузена.
Колин хмуро проворчал:
– Тебе следовало бы прострелить этому фанатику Йогу.
Эйдан отрывисто хохотнул:
– Раньше надо было советовать!
Приятель ответил ему мрачной улыбкой.
– Не будь он уже мертв, я сам убил бы его за то, что он вытащил Джека туда, а потом умер у него на руках, предоставив всему свету поздравлять его кузена с «удачей», которая принесла ему в наследство одни долги.
Как можно от этого оправиться?
Эйдан ничего не мог ему на это ответить. Оба устремили взгляды в огонь, но и тот предпочел не вмешиваться в беседу двух аристократов.
В спальне они обе переоделись в ночные сорочки, И Мэдлин устроила Мелоди в середине огромной постели, подложив ей под бочок Горди Еву, сделанную, из шейного платка.
– Хочешь, дядя Колин купит тебе завтра настоящую куклу?
Мелоди утянула Горди Еву под одеяло, разгладив «красный шелк так же, как это только что сделала Мэдлин.
– Зачем она мне? – Однако тут же пересмотрела свой слишком поспешный отказ: – Хочу котенка!
Мэдлин улыбнулась. Лучше не давать обещаний, за исполнением которых она не сможет проследить, раз собирается уехать.
– Обожаю котят. Ты каких любишь больше всего?
– Белых, – решительно ответила Мелоди. – Черных. Рыжих.
– А знаешь, какие нравятся мне? – прошептала Мэдлин, наклоняясь ближе. – Больше всего я люблю беспородных котят, самых простых: с большими ушами, косоглазеньких, с длинными хвостами. Просто прелесть!
Мелоди захлопала в ладоши:
– Хочу такого!
Мэдлин улыбнулась:
– Правильно, мышка. Никогда не отступайся от своих желаний.
Она нагнулась, чтобы поцеловать девочку. Это показалось ей совершенно естественным, но когда она выпрямилась, то увидела, что Мелоди рассматривает ее, сдвинув бровки.
– Мэдди, ты правда моя мама?
Мэдлин прижала руку к солнечному сплетению, где от стыда скрутился тугой узел боли. Неужели ложь никогда не закончится?
– Я… – Она судорожно сглотнула и улыбнулась. – Сегодня я была твоей мамой. Можно, я завтра тоже ею буду?
Мелоди секунду подумала.
– Значит, дядя Эйдан – мой папа.
Мэдлин отвела с бледного личика малышки локон.
– Да, выходит, так.
Ей было непонятно, почему Эйдан не велел Мелоди называть его папой. Может быть, он все еще боится близко подпускать людей к себе – даже собственного ребенка. И это, наверное, тоже ее вина: ведь это она разбила ему сердце!
Малышка опять долго молчала. Что происходит сейчас в головенке этой умненькой мышки? А потом Мелоди улыбнулась, закрыла глаза и еще крепче прижала к себе Горди Еву:
– Ночи, Мэдди.
– Доброй ночи, мышка.
Когда она отставила горящую свечу на безопасное расстояние и ушла из комнаты, Мелоди еще немного выждала, а потом открыла глаза. Потом достала Горди Еву из-под одеяла, чтобы видеть в полумраке ее нарисованное лицо.
– Когда ты вырастешь, то будешь жить в большом доме высоко-высоко, и у тебя будут папа и мама… и еще один папа…
Внезапно встревожившись, Мелоди нахмурилась.
– Не знаю, можно ли иметь двух пап. Кажется, это не положено.
Эйдан остался один в темной гостиной. Уходя, Колин захватил с собой свечу. Что ж, так даже удобнее предаваться размышлениям.
Тихий смех донесся в кабинет из спальни, закрывая дверь которой дразнила. Да, конечно! Она сейчас там, со своим мягким, грудным смехом, женственными изгибами рук и очертаниями бедер, едва заметны под свободными линиями ее платья. Источает аромат цветов и теплой женской плоти, который исходит от каждой клеточки ее тела.
Его воображение… нет, мучительное воспоминание! – овладело им целиком и легло на его ладони теплой тяжестью ее грудей, наполнило его рот солоновато-сладким вкусом ее плоти, охватила его член жарким томлением.
– С вами все в порядке?
Он резко выпрямился в кресле и открыл глаза. Мэдлин стояла в дверях его спальни, освещенная сиянием свечи, оставшейся позади нее. Хотя она была одета совершенно пристойно – в сорочку и халат, но они были из тончайшего полотна и казались сейчас почти прозрачными. Все изгибы, все дивные женственные форумы, которыми когда-то он мог наслаждаться, были окружены ореолом просвечивающейся ткани и золотистого света. И воспоминание о том, что когда-то он подарил ей целый комплект сексуального нижнего белья, только усилило его возбуждение.
Она наклонила голову и нахмурилась, всматриваясь втемную комнату, где он застыл в полной неподвижности скованный отчаянным сердцебиением и мучительной болью в паху.
– Эй… милорд! Мне показалось, что вы стонали.
Еще бы! Ему впору было заорать! Эйдану хотелось вскочить с места и обнять ее, прижать к стене и врываться в ее нежное тело, одновременно вторгаясь в ее рот языком. Ему хотелось сделать с ней все, что он делал прежде, и еще многое! Ему хотелось совершить все непристойные акты, о которых он когда-либо слышал, и еще какие-то, которые он готов был придумать сам!
Она шагнула к нему, явно встревожившись, «Остановись, пожалуйста!» Он с трудом поднялся на ноги и отошел подальше от нее, к окну, попытавшись охладить свою похоть, прижавшись лбом к холодному стеклу. Господи! Если она подойдет хоть на пядь, он за себя не ручается, и пусть все катится в преисподнюю!
В преисподнюю или в рай? Сладкий, жаркий рай в ее объятиях…
«Нет! Она ведь дьяволица в темном бархате – помнишь?»
Ее негромкий голос донесся до него из темноты:
– Я знаю, в чем твоя проблема.
«Я в этом очень сомневаюсь».
– Дело в этой комнате. Я тоже здесь с ума схожу. – Она беспокойно передернула плечами. – Если бы мне можно было хоть на час выйти на улицу…
Он мгновение смотрел на ее слабое отражение в стекле. Она права. Конечно, замкнутое помещение на них давит – и, возможно, к этому добавляется доля мужского либидо, давно не имевшего выхода.
– Думаю, я смогу это исправить. – Он повернулся к двери и бросил ей через плечо: – Ну что, ты идешь?
Она обернулась на дверь спальни:
– А как же Мелоди?
Он едва заметно улыбнулся:
– Мы будем близко.
Мэдлин не могла устоять против этой улыбки. Затянув пояс халатика и надев туфли, она вышла за ним в тихий коридор.
Глава 14
Для задуманного (что бы это ни было) Эйдан провел ее в дверь, соседствовавшую с его комнатами: Мэдлин заглядывала туда, когда искала Мелоди. Когда она приостановилась у пыльных ступенек и, сдвинув брови, посмотрела наверх, в темноту, он протянул ей руку:
– Разве ты мне не доверяешь?
Она положила пальцы на его большую теплую ладонь – и мрачный вход моментально показался ей не таким уж пугающим.
– Я не боюсь темноты, – сказала она в свою защиту.
– Знаю. Ты ее любишь. Она помогает тебе почувствовать себя свободной.
Мэдлин удивленно взглянула на него:
– Я тебе об этом не рассказывала.
Он негромко рассмеялся:
– Я провел с тобой много ночей. Некоторые вещи становятся очевидными.
Его теплые слова изумили Мэдлин. Она так старательно избегали всех разговоров о прошлом! Они не говорили об очень многих вещах. Между ними было слишком много тайн и запретных тем.
Даже странно, что им вообще удается разговаривать.
Он провел ее по просторному чердачному помещению, заботливо помог обогнуть покосившуюся вешалку и остановился у большого окна, которое оказалось позади нее.
Она никогда не оказывалась настолько высоко. Дом, в котором она выросла, был всего лишь двухэтажным – как и тот, арендованный в Лондоне, который она так недавно оставила. Дом ее мужа был выше – трехэтажным. И вот теперь она вознеслась над городом на целых пять этажей!
Сад у дома превратился в небольшой темный квадратик, а свет фонаря на улице не мог скрыть многолетний слой сажи и пыли, лежавший на стекле. Мэдлин встала на цыпочки и увидела море огней на площадях.
– Господи! – выдохнула она.
– Будет еще красивее.
Эйдан протянул руку и открыл на окне защелку. Створка открылась с протестующим скрипом, который заставил Мэдлин зажать уши руками.
Он вывел ее через окно в другой мир, словно дело происходило в какой-то удивительной сказке. Секунду она испытывала неподдельный страх, хоть он надежно удерживал ее, пока она перешагивала через узкий подоконник на крышу за ним.
Всего один шаг вбок и быстрый подъем по покатой крыше, а потом он отпустил ее, как только они оказались на плоской ее части. Декоративная ограда на уровне пояса шла вдоль всего края, но скорее для красоты, чем ради безопасности. Это было похоже на балкон, выходивший на волшебный город, на мир, который был ей не знаком.
– Вон там, – сказал он, стоя у нее за спиной и протягивая руку, – к югу от нас, где горят все окна, видишь? Это Сент-Джеймсский дворец. Помнишь? А вон тот темный кусок за ним – это парк рядом с ним.
Она вспомнила, как неспешно шла по улице Пэлл-Мэлл в тот вечер, когда они впервые встретились. Но хотя рядом действительно был этот величественный дворец, запомнился ей только Эйдан.
Он стоял так близко, что она ощущала тепло его тела сквозь тонкий слой ночной сорочки и халата. Хотя весенний воздух был прохладным, Мэдлин почувствовала, что у нее начали гореть щеки.
Лунный свет прорывался сквозь полупрозрачные облака, и все казалось таким таинственным! Это было невероятно романтично! Они оба это ощущали – но не смели высказать вслух.
Эйдан стоял рядом, не касаясь ее, но заботливо следя за ней. Она понимала, что находится в полной безопасности.
– Джек показал мне этот вид, когда я переехал с ним в клуб «Браунс». Несколько лет назад был такой период, когда меня можно было застать здесь каждый вечер.
Воспоминания не из приятных…
Может, они все-таки могут говорить о том, что с ними случилось?
– Когда я тебе отказала, да?
Мэдлин оглянулась на него, а он продолжал смотреть на огни города.
– Это было единственное место, где я мог дышать, – проговорил Эйдан.
– Ты должен знать, что я не хотела прими нить тебе боль. – Она снова посмотрела на ночные огни. – Я теперь уже совсем другая женщина.
– И я тоже.
Она невольно фыркнула. Он с легкой улыбкой качнул головой:
– Я хочу сказать, что я теперь совсем другой мужчина.
Она повернулась спиной к крышам домов, уходящих в ночную темноту, и, заведя руки за спину, взялась за ограду. Ее глаза, казавшиеся еще более темными в полумраке, внимательно всматривались в его лицо. Эйдан судорожно сглотнул и отвел взгляд.
– Мне по душе тот мужчина, которым ты сейчас стал, – негромко сказала она. – Мне нравится видеть, как вы с сэром Колином пикируетесь. Мне нравится наблюдать затем, как ты разговариваешь с Мелоди. Ты был мне возлюбленным и хорошим собеседником, но я никогда раньше не представляла тебя в роли друга и отца. Возможно, я вообще совсем тебя не знала.
– Ну, почему же?
Она кивнула:
– Да, мы были очень близки тогда. Но знаешь, так часто бывает, когда ты слушаешь чьи-то слова и даже узнаешь тайные мысли, но не видишь поступков. Все ограничено рамками, тем, что мы готовы продемонстрировать другому. Мне кажется, что в такой ситуации лгать легче.
Вот именно.
Она снова отвернулась и наклонилась над парапетом, опираясь на руки.
– Эту часть Лондона я толком и не видела. Интересно: а можно ли по-настоящему узнать человека, если видишь его не только в замкнутом мире?
– Ты никогда не пыталась уйти из него.
– Ошибаешься. Я просто не разрешала себе об этом попросить.
– Почему?
Молчание. Ну конечно: таинственная Мэдлин, женщина с секретами. Если бы возможно было заставить эти настороженные губы открыться, не прибегая к силе, он ни секунды не колебался бы.
Она тяжело вздохнула. Ему показалось, что Мэдлин чуть слышно прошептала: «Мне очень жаль, Эйдан».
Она действительно сожалела о своей скрытности – Эйдан это чувствовал. Однако все-таки не спешила рассказать о себе, стать откровенной. Похоже, она пока не готова рискнуть тем, что она, похоже, боялась потерять, открывшись ему.
Что может быть ей настолько дорого? О какой утрате могла идти речь?
Ответ был так близко! Чувство было невероятно странным: как будто он уже знал правду и нуждался только в каком-то напоминании.
Мэдлин заговорила, разрушив эту иллюзию.
– Думаю, нам пора вернуться, – негромко сказала она. – Малышка может проснуться.
Он протянул ей руку, чтобы помочь одолеть трудный участок. Как только Мэдлин благополучно зашла на чердак, то тут же высвободила свою руку, словно опасалась, что он ее легко не отпустит.
Когда они снова оказались у него в комнатах, Эйдан отвернулся и резко бросил:
– Ступай в спальню и закрой за собой дверь!
Он услышал тихий вздох, словно Мэдлин только что отказалась от намерения что-то сказать. Лотом тихо зашуршала тонкая ткань – и наконец он с облегчением услышал щелчок замка.
Ей нельзя доверять. И ему нельзя забывать о том, что и она, в свою очередь, не слишком ему доверяла. Эйдану удалось пробраться к Мэдлин в дом и даже в постель, но в сердце свое она его не пустила: ни разу не сказала, ему, что любит его, никогда не вспоминала о прошлом и даже не объяснила, почему отказалась стать его женой.
Если он не сможет держаться от нее на расстоянии, то снова потеряет голову, так и не узнав ее тайны.