Кают-компания купалась в переливчатом золотисто-синем свете. Непроизвольно ее рука взметнулась к горлу. Он ей нужен, очень нужен, именно сейчас! Еще чуть-чуть — и она сорвется.
— Ник, обними меня! — шепотом взмолилась Джоанна. — Говори со мной, иначе я этого не вынесу! Мне приснился такой ужасный сон. Обними меня, больше мне ничего не нужно.
Ника точно хлыстом стегнули. Он громко, порывисто вздохнул:
— Но мне-то нужно больше. Джоанна, ради всего святого, будь взрослой!
Она резко выпрямилась. Голос уже не дрожал.
— Тогда поцелуй меня. Займись со мной любовью. Я теряю рассудок, я знаю.
Ник схватил ее за хрупкие запястья и грубо толкнул к стене.
— Ты вынудила нас взять тебя с собой, а теперь не хочешь вести себя как подобает!
Каюта поплыла у девушки перед глазами, а во взгляде появилось странное, недоброе выражение.
— А почему я должна вести себя как подобает? — взбеленилась она. — Кто еще ведет себя как подобает? Только Ник Бэннон. Бэннон предусмотрительнейший! Бэннон наиздравомыслящий! Бэннон наимудрейший! Никогда не берите женщину в джунгли! — передразнила она.
Он свирепо сверкнул глазами и пребольно стиснул ей плечи.
— Вижу, ты пришла в себя. Все, я ухожу.
Нет! Она не могла позволить ему уйти. Она так отчаянно нуждалась в нем! На мгновение мучительное страстное желание судорогой свело мышцы. Что за пытка! И зачем она мучает себя? Это же Ник, и она беззащитна перед страстью к нему. По крайней мере, сегодня.
— О, Ник! — еле слышно выдохнула девушка.
Ее чувства не могли не передаться мужчине. Он еще крепче сжал пальцы, оставляя на коже белые продолговатые пятна.
— Джоанна, ты должна взять себя в руки!
Опять? Господи, он такой холодный, такой сдержанный! Зачем он так больно ранит ее? Горячая волна негодования и обиды обожгла сердце, и девушка не смогла сдержать ее, с вызовом откинула назад голову и принялась неистово колотить его кулаками в грудь.
Свет неровными полосами падал на высокие скулы, отчего его лицо делалось нечеловечески жестоким. Голос неприятно дрожал от едва сдерживаемого гнева:
— Прекрати сейчас же, маленькая сумасшедшая ведьма! Это запрещенный прием, удар ниже пояса.
Как хорошо она знала этот изгиб бровей, этот настораживающий блеск глаз, эти раздувающиеся от злости ноздри! Она еще сильнее забарабанила кулачками, впервые в жизни познав испепеляющую силу любви, ее сумасшедший восторг и страсть, не считающуюся ни с чем — ни с гордостью, ни с моралью, ни с благоразумием, ни с памятью.
Ник уже изрядно устал от ее безумств и в который раз грубо отпихнул от себя.
— Джоанна, прекрати! Ты что, ничего не понимаешь? — Он тряс ее до тех пор, пока волосы не превратились в шелковистую паклю, а голова не поникла, как сломленный цветок.
— О, Ник! — приглушенным от боли голосом простонала она.
В порыве безрассудной страсти он притянул ее к себе и жадно поцеловал в губы. В тот же миг каюта понеслась по кругу в калейдоскопе неземных красок. В висках у девушки застучало, а в голове забушевал безумный сладкий ветер.
— Ты хоть понимаешь, чего хочешь?
Она выдохнула ему в лицо что-то неразборчиво-ласковое, и его щеки обожгло горячим дыханием. Ник впился пальцами в ее тонкую талию, и девушка выгнулась ему навстречу, пылко обняла за шею и увлекла за собой в прохладную кучу подушек, верно хранящих все тайны ночи.
Ник был напряжении Джоанну поразила его явная душевная и физическая отчужденность. Он вырвался из ее объятий, встряхнул и рывком вытащил девушку из постели. Каждое слово острым лезвием ранило беззащитную душу.
— Джоанна, ради бога, очнись! Хоть один из нас должен сохранять благоразумие.
Суровый блеск почти бесцветных глаз вмиг отрезвил ее, точно каскад обрушившейся на голову ледяной воды. Наваждение растаяло, оставляя в душе гнетущую пустоту.
— Ник, как ты можешь? — Она была близка к обмороку. На мраморно-бледном лице живыми оставались лишь огромные черные глаза и алые пылающие губы.
— Прекрати! — сквозь зубы процедил он. — Это безумие. Все равно что бросить горящую спичку в бочку с бензином.
Джоанна закрыла лицо руками. Он не должен видеть, как безудержно дрожат губы, как слезы наворачиваются на глаза и солеными струйками сбегают вниз к подбородку. Почувствовав во рту их горьковатый привкус, девушка судорожно сглотнула.
— Извини, это моя вина. Все, все моя вина!
— Забудь! — грубо осадил ее Ник. — Нечего устраивать трагедии на пустом месте. Ничего не случилось. Джоанна может вернуться домой таким же золотым ребенком, как и приехала.
Ночь, каюта, их молчаливые фигуры — все замерло в напряженном ожидании. Призрачный лунный свет робко заглядывал в окно, напуганный странной тишиной внутри. Джоанну трясло, как в лихорадке. Теперь, когда голос разума вернулся, она ненавидела себя, ругала, проклинала.
— Господи, что же ты сейчас обо мне думаешь? — обреченно вздохнула она.
— Не бери в голову. Я с первого взгляда понял, насколько ты эмоциональный человек. Одно радует — надеюсь, с тобой такое первый раз?
От девушки не ускользнул осторожный блеск его глаз.
— Ты прекрасно знаешь, что первый. И никогда больше не повторится. Извини, я была как во сне, немножко невменяемая… Извини, не могу толком объяснить.
— И не надо, — угрюмо буркнул он. — Одевайся и выходи. Я приготовлю кофе. Остальные придут с минуты на минуту. Господи, что за девушка! Да накинь же хоть что-нибудь! Нет, это судьба. Когда же закончится это проклятое путешествие!
Никогда прежде Джоанна не видела его таким напряженным. Зубы стиснуты, слова резки, желваки так и ходят. «Я для него просто источник неприятностей и злоключений», — подумала девушка. А ведь она его любит! Да, любит — к чему скрывать: никто ее сейчас не видит и не слышит. Губы искривила непривычно горькая улыбка. К добру ли, не к добру, вот только никогда ей не забыть Ника Бэннона и никому другому не занять его место в ее сердце. А он ее не хочет!
Глава 10
Сотни раз после расставания Джоанна вспоминала о том, что Ник однажды сказал ей. Мол, отсутствие опыта, как бы это ни было тяжело, всегда ведет к одному — к проигрышу. Иногда это помогало. Иногда нет, и тогда она горько рыдала, пока не приходил сон, не приходил и не уносил к Нику, безраздельно правящему в ее подсознании. Днем она находила массу способов, чтобы отвлечься, а ночью упрямо возвращался Ник и вел свою собственную, никому не подвластную жизнь. Как она ни старалась, Джоанна не могла изгнать его из своих мыслей, он поселился слишком, слишком близко к сердцу.
Однажды на улице ей показалось, что она увидела его темный, строго очерченный затылок, но лицо оказалось не его, другое. И такое обыкновенное! Она так долго не могла прийти в себя, что пришлось позвонить матери и полным слез голосом просить, умолять избавить ее от этой напасти. Мать знала о Нике все. У них с дочерью никогда не было секретов друг от друга. А кроме того, как было не объяснить перемену в ее настроении — резкую до неузнаваемости, как сказала миссис Коулмэн. Джоанна, естественно, все рассказала. Впрочем, не рассказала, а выпалила и, будучи не в силах сдержать слезы, еще долго плакала у матери на груди, мысленно уносясь в те далекие счастливые времена, когда казалось, что мама может совершить любое чудо и даже повернуть время вспять.
Ни мать, ни дочь никогда больше не говорили о Нике, но обе прекрасно знали, что Джоанна слишком настойчиво пытается сделать то, что подвластно одному лишь времени, — забыть!
Она по-прежнему часто виделась с Мэттом, впрочем на его страх и риск, как она ему и объявила. Молодой человек поселился в Мельбурне и открыл собственную фотостудию, обещавшую немалый успех. Несмотря на полное отсутствие опыта, Джоанна сумела подобрать слова, чтобы объяснить ему, что напрасно даже и думать о любви или о свадьбе, поскольку в ее планы ничего подобного не входило. Мэтт, тоже исходя из своего, но горького опыта, философски отнесся к происходящему. «Вода камень точит», — думал он, ненавязчиво окружая любимую девушку заботой и вниманием.
За все время от Ника пришло два-три письма, да и те были адресованы Брайану, хотя и он толком не знал, собирается ли друг на декабрьскую презентацию фильма или нет. Ник был непредсказуем, и все об этом знали. Сам Брайан с нетерпением ждал лета, надеясь, что его новый двухчасовой документальный фильм оправдает всеобщие ожидания и станет популярным не только в их стране, но и за рубежом. Джоанна из последних сил поддерживала брата тщательно скрывая грусть, хотя скрыть бледность и худобу было не в ее власти.
В вечер презентации «Земли Арнхема» девушка посвятила туалету массу времени. После намечался торжественный прием для прессы, телевидения видных бизнесменов, друзей, общественных деятелей, и очень не хотелось ударить в грязь лицом. В шкафу уже давно висело новое вечернее платье, ошеломляюще красивое и, соответственно, чертовски дорогое. Впрочем, когда Джоанна надела его, то поняла, что оно того стоит: узкий короткий лиф с дерзким вырезом во всю спину, расклешенная юбка чуть выше колена, богатая вышивка вдоль каймы, золотом по огненно-красному. При ее юности и природной бледности она в нем выглядела одновременно и невинной, и дьявольски соблазнительной.
Брайан сказал, что гордится ею, отец, игриво подмигивая, назвал ее сногсшибательной; с тех пор как дочь вернулась домой, он каждый день засыпал ее комплиментами. Мать просто провела рукой по волосам и театрально вздохнула. Волосы у Джоанны сказочно красивы, они обе это знали. Длинные, блестящие… да еще новое вечернее платье, туфельки, духи… Не родился пока на свете мужчина, способный устоять перед ее прелестью. Или уже родился?
Джоанна и без чужих слов знала, что очаровательна, и тем не менее ее огромные черные глаза были печальны.
Когда они приехали, театр утопал в свете сотен тысяч ламп и аромате множества цветов, украшающих стены.
Море людей оживленно переговаривалось, шутило, смеялось, в воздухе царила атмосфера заинтересованного ожидания, и Джоанна почувствовала приятное возбуждение. Кругом так много нарядных, счастливых людей, молчаливых, элегантно одетых мужчин и великолепных женщин.
Она стояла между Брайаном и Мэттом, когда подскочил какой-то репортер и сфотографировал их для утренней газеты. Брайан довольно заулыбался. Сегодня он был веселым и общительным и удивительно не похожим на обычно сдержанного и спокойного Брайана. Его радость передавалась всем… кроме Джоанны.
Тут гости группками и по одному потянулись к входу в зрительный зал. Пора было и им идти на свои места. Мэтт шустро схватил программку и вопросительно уставился на Джоанну. Девушка, прищурившись, высматривала кого-то в наполовину опустевшем фойе… Нет, не было там высокого темноволосого мужчины со странными, почти бесцветными глазами и независимыми манерами дикой кошки.
— Джоанна, о чем ты задумалась? — Неожиданный вопрос заставил ее вздрогнуть. — Ой, извини, я ужасно бестактен, извини, — жалобно проговорил он.
Притворяясь, что ничего ужасного не случилось, Джоанна поучительно заметила:
— Воспитанная девушка никогда не скажет мужчине о своих чувствах.
— Он их и без слов видит, — бесцветным голосом отозвался Мэтт. — Думаю, мы оба должны признать этот бесспорный факт. — Он настойчиво дергал ее за руку, но времени для дальнейших разговоров не было.
Занавес поднялся, и их взорам предстал удивительный тропический закат, солнце — пульсирующий огненный шар, раскаленные добела высокие облака, а на фоне их умирающего величия — живописная группка тоненьких остроконечных пальм. По залу прокатился вздох восхищения. Джоанна откинулась на спинку кресла, стараясь подавить тошнотворную боль в желудке. Болезненные воспоминания вот-вот выйдут из-под контроля и захлестнут ее. В кадре в профиль к залу стоял Ник, невероятно красивый и привлекательный. Лихорадочная дрожь безжалостно била ее тело и безотчетно передалась Брайану. Он интуитивно почувствовал, что сестре нехорошо, и по-братски похлопал ее по руке. От нее шел жар, как от раскаленной сковородки.
В антракте все уже знали, что фильм произведет фурор. Брайан и Мэтт разбежались договариваться с «нужными людьми», но отец с матерью остались возле Джоанны, помогая ей преодолеть трудные моменты. Смех и слезы, сменяя друг друга, то исчезали, то вновь появлялись в ее больших влажных глазах. Хорошо, что успех Брайана мог служить тому реальным оправданием, иначе как объяснить всем этим друзьям и знакомым, которые окружили их плотным кольцом и наперебой твердили: «Брайан такой молодец… Мы так им гордимся… Это шедевр, шедевр!.. Джоанна, ты затмишь любую кинозвезду… Скажите, кто же этот великолепный мужчина?» — как объяснить им, кто такой Ник и что он с ней сделал. Джоанна ослепительно улыбалась всем по очереди и вежливо пожимала руки. Она была жизнерадостна и весела, как обычно, и никто ни о чем не догадался. «Земля Арнхема» затмевала в их умах все остальные события.
Позже, уже на приеме, Брайан ненадолго покинул свою компанию и подошел к сестре.
— Ник здесь, — прошептал он, увлекая ее в сторону.
Джоанна почувствовала, что глаза наполняются слезами. Подбородок мелко неприятно дрожал, и девушка поспешно отвернулась.
— Где?
Не успев договорить, она уже видела его. Голос Брайана звучал все тише, тише и в конце концов превратился в неразборчивый отдаленный шум. Ник на целую голову возвышался над толпой и выглядел ужасно… чужим, отстраненным. Он не был частью этой переполненной людьми комнаты. Он был частью грандиозного мира дикой природы, сверкающих водоемов, покрытых цветами лотоса, «своим» среди огромного стада буйволов, по шею утонувших в шелковистой зеленой траве, среди крикливых, суетливых попугаев, больших белохвостых орлов и даже среди крокодилов!
Брайан тронул ее за плечо, и Джоанна лихорадочно задрожала.
— Тяжко тебе приходится, да, малыш? — участливо спросил он, и Джоанну затрясло еще больше.
— Я в порядке, не волнуйся. Я выдержу, что бы ни случилось. Ник не сможет меня сломить. У меня достаточно гордости, чтобы справиться с ситуацией. — Она мужественно улыбнулась и вернулась к своим знакомым. Один молодой человек давно пытался обратить на себя ее внимание, и вот она вылезла из своей раковины и ответила ему ослепительнейшей улыбкой. Пусть думает, что ему удалось ее подцепить. Она будет разыгрывать из себя веселую юную красавицу, кокетливую, беззаботную и пустую, хоть бы это и отняло у нее последние моральные и физические силы.
Краем глаза она заметила, что Брайан представляет Ника ее родителям. Миссис Коулмэн была явно приятно удивлена, что тоже не ускользнуло от внимания Джоанны, несмотря на приличное расстояние между ними. Ни одна женщина не могла устоять перед Ником Бэнноном, его животным магнетизмом. Миссис Коулмэн с благодарностью приняла у него бокал шампанского и присела. В его глазах она, по-видимому, выглядела старомодной, все еще молодой особой, по-женски слабой, чуточку озорной.
В другой раз Джоанна увидела, что Ник уже сидит с ее матерью и мило с ней беседует, возможно очаровывая ее с такой же легкостью, как и ее неопытную дочь. Девушка еле сдержалась, чтобы не подойти.
Теперь она отчетливо понимала, что должна бежать, бежать очертя голову, бежать от Ника, от себя… В крошечной театральной сумочке у нее лежали ключи от машины — отнюдь не простая случайность. Джоанна сердцем чувствовала, что встретит здесь Ника, что он обязательно объявится и ей придется ретироваться. Она вынула ключи из сумочки и с минуту держала их в сжатом кулаке, мысленно умоляя мать посмотреть на нее. Стоит ей звякнуть ими, и мама моментально все поймет. Так и случилось. Миссис Коулмэн подняла глаза, и тревожная тень тут же легла ей на лицо, впрочем, Джоанны в зале уже не было. Но не успела она добежать до лифта, как кто-то ловко поймал ее за руку.
— Джоанна, ты же не думаешь, что я позволю тебе вот так ускользнуть?
— По-моему, я просто должна! — Их пальцы туго переплелись, и девушка судорожно сжала его руку. Она безумно хотела вырваться и убежать и в то же время безумно хотела остаться. — Ник, ты мне делаешь больно! — наконец выкрикнула она.