— Но ты же не предполагала, что я доверенное лицо Евы Фромм и изъял из тайника этот микрофильм! — спросил Клос.
— Нет, — ответила она, — и не могу сейчас этого предполагать.
Они уже подходили к мостику над ручьем, где Гебхардт пытался убить Клоса. «Он будет дьявольски поражен, — подумал Клос, — когда снова увидит меня».
— Теперь видишь, куда мы идем? — спросил он Ганну.
— Ты можешь убить меня и раньше.
— Ты действительно не понимаешь, куда мы идем? — с удивлением спросил ее Клос. — Мы идем к полковнику Конраду.
— Ты что, с ума сошел? Хочешь меня предать? — воскликнула Ганна со страхом. Однако что-то в ее голосе заставило усомниться в искренности произнесенных слов. Клос почувствовал, что у нее как-то сразу спало напряжение и она больше ничего не боится. — Ты прекрасный парень, Ганс, а сейчас стал совсем замечательным, — с улыбкой промолвила Ганна.
— Ты ведешь себя так, будто не знаешь, что там ожидает тебя.
Она рассмеялась громко, но как-то нервозно.
— Пароль! — услышали они рядом с собой.
Из-за деревьев вышел вооруженный партизан. Клос с облегчением отметил, что он не из тех двоих, что вчера охраняли его. Теперь и партизан заметил немецкий мундир Клоса.
— Скажи парню пароль и объясни ему, что я не могу поднять руки вверх, — обратился Клос к Ганне.
— К Конраду! — отрывисто произнесла она. — Проведи нас к Конраду. Доложи, что пришла Ганна.
— Ганна? — повторил громко Клос. — Может быть, Ева?
Она молчала.
И вдруг Клос все понял. Это было невероятно. Это было необходимо проверить.
— Ганна? Ты снова здесь? — Перед ними стоял невысокий лысеющий мужчина.
Вместо ответа она сбросила со своих плеч плащ.
— «Меня прислал к вам Жук», — назвал пароль Клос.
— «Жук говорил мне о вас», — ответил Конрад.
Теперь Ганна ничего не понимала. Она смотрела на Клоса широко раскрытыми от удивления глазами. Конрад жестом отпустил парня с автоматом.
— Эта женщина, — сказал Клос, когда партизан скрылся за деревьями, — Ганна Бесель и служит… — Внезапно он оборвал фразу на полуслове.
Ганна рассмеялась. Конрад с улыбкой смотрел на Клоса.
— Уберите оружие, пока оно вам не понадобится, — обратился он к Клосу. — А теперь прошу вас пройти в мою обитель, выпьем немного перед отъездом: через два часа улетаю… Я должен вам рассказать… Я должен вам рассказать, Клос, — еще раз повторил Конрад, — как все это обстоит на самом деле. Ганна была завербована в Аргентине, а точнее говоря, мы разрешили ей пойти на вербовку абвером. Эта способная девушка вскоре стала доверенным лицом полковника Лангнера и при случае оказывала нам неоценимые услуги.
— Я должен был догадаться об этом раньше, — невольно вырвалось у Клоса.
— Для этого ты слишком мало знал, — вставила Ганна.
— Все мы работаем на ощупь, — добавил Конрад. — Мы едва не ликвидировали вас, капитан. Вы должны были погибнуть вместе с Плюшем.
— Вы получили настоящий микрофильм? — спросил Клос.
— К сожалению, нет, — ответила Ганна вместо Конрада. — Ева Фромм была в действительности нашим агентом, но в тайнике за портретом, куда она положила пленку, ее не оказалось. Правда, мы не поддались на фальшивку, которую приготовил нам абвер. Это тоже кое-что значит.
— Но вы бы не отказались получить настоящий план оборонительных сооружений немцев, которые засняла на микропленку Ева Фромм? — спросил ее Клос.
— Он у тебя? — недоверчиво спросила она Клоса. — Неужели это ты изъял его из-за портрета?
Клос отстегнул пряжку пояса, на котором было написано: «С нами бог», вынул из тайника небольшой рулончик, завернутый в тонкую бумагу, и передал его Ганне.
— Мы никогда не забудем этого, господин Клос, — сказал Конрад, принимая из рук Ганны драгоценный рулончик.
— Мы — союзники. — Клос приподнял стакан, наполненный жидкостью цвета слабого чая. — Кроме того, мне было бы очень жаль, если бы труды Евы Фромм пропали даром. Эта девушка дорого заплатила за нашу будущую победу.
Об этой маленькой скромной девушке Клос думал все время, пока ожидал на лесной поляне Ганну, с которой Конрад пожелал поговорить наедине.
Наконец она, мрачная и молчаливая, подошла к Клосу. А потом, уже в пути, доверительно взяла его под руку.
— Я сейчас скажу тебе, Ганс, то, чего не должна бы говорить.
— Пожалуйста, не утруждай себя. Я знаю. Конрад приказал тебе завербовать меня для вашей службы, не так ли? При следующей оказии доложишь ему, что задание выполнить не удалось, и не будем больше возвращаться к этому вопросу.
— Может быть, это и к лучшему, — усмехнулась Ганна.
— А теперь мы должны подумать над презенте для твоего шефа, — сказал Клос.
В двух словах он рассказал ей о Гебхардте. Вместе они разработали план, как заставить Гебхардта перейти к действию. Его нужно обезвредить, ибо этот толстяк из министерства пропаганды, имеющий свободный доступ и в военное министерство, использует все возможности, чтобы перед полковником Лангнером предстать незаурядным героем, разоблачившим опасного государственного преступника.
В тот же день вечером в ресторане дома отдыха капитан Клос подошел к столику, за которым Гебхардт уже заканчивал свой ужин.
— Вы не хотели бы поговорить со мной, господин Гебхардт, о некоторых ящиках с драгоценным фарфором и о двух немецких солдатах, которые погибли при их сопровождении? — спросил спокойно Клос.
Гебхардт, недолго думая, опрокинул столик и мгновенно выхватил пистолет. Но выстрел раздался еще до того, как он нажал на спусковой крючок. Капитан Больдт, сидевший за соседним столиком вместе с Ганной Бесель, не без основания считался отличным стрелком. За то, что он помешал сбежать опасному шпиону и предателю Гебхардту, ему была объявлена благодарность самого полковника Лангнера.
Операция «Дубовый лист»
С небольшой рыночной площади в центре городка мост через реку Рэга и юнкерский особняк, в котором расположился штаб дивизии, были видны как на ладони. Вплоть до темнеющего на горизонте леса тянулись луга, покрытые островками тающего буро-серого снега. В этом году уже первые дни марта предвещали приход ранней весны.
Клос смотрел на мост, на реку, на шоссе, мелькающее среди деревьев, и думал о танковых частях, которым предстояло открыть путь к Поморью и на Щецин. Танки должны были форсировать реку, выбить немцев из небольшого городка Форбург, который когда-то назывался исконным польским именем Осек, и преследовать их через Дюберитз, или Добжице.
Нет ничего удивительного, что генерал Пфистер, командующий немецкой гренадерской дивизией, а скорее, ее жалкими остатками после боев за Поморский вал, придает такое важное значение мосту через реку. «Взорвать или удержать, но ни в коем случае не отдавать врагу!» — таков его приказ.
Откуда-то издалека слышался глухой гул артиллерийской канонады; каждый немецкий гренадер чувствовал, что враг уже рядом, и даже генерал Пфистер и эсэсовец Куссау уже не верили в то, что Рэга может стать тем рубежом, который преградит путь в глубь рейха. «Держитесь до последнего, на вас смотрит сам фюрер!» — зачитал сегодня генерал телеграмму из ставки Гитлера. А потом добавил: «Удержать во что бы то ни стало или взорвать!» Да, взорвать, чтобы через этот мост не могли прорваться советские танки Т-34, наводящие ужас на гитлеровцев. Поэтому было отдано распоряжение генерала заминировать мост, а командиру подразделения охраны — ждать у телефона дальнейших приказаний генерала…
От центральной площади городка звездообразно разбегались улочки, одна из которых называлась Дюберитзштрассе, или по-польски Добжицкая.
Клос еще издали прочитал название улицы, но подошел ближе, чтобы в этом удостовериться и убедиться, что за ним не следят, хотя в этом прифронтовом городке, который уже завтра снова станет польским, никто не обращал внимания на капитана вермахта.
От моста поднималась в гору, а затем тянулась через всю Добжицкую улицу вереница беженцев. Тележки, которые чаще всего тащили женщины, толпа стариков и детей, с завистью поглядывающих на окна еще не покинутых жителями домов, счастливые обладатели велосипедов, стремящиеся пробиться вперед, в голову этой беспорядочной колонны…
Время от времени толпа уплотнялась, раздавались предупреждающие окрики, и тот, кто не успевал сойти на обочину дороги, терял свои пожитки под гусеницами бронетранспортеров и противотанковых орудий, спешащих на восток.
Солдаты в касках понуро смотрели на толпы беженцев. Теперь отступали немцы. Клос не чувствовал к ним жалости: наконец свершилось то, чего он ждал не один год.
Клос прибавил шагу. Дом под номером 64 должен быть где-то в конце улицы. «Живет один, в укромном месте», — сказал связной, передавая Клосу адрес подпольщика.
Дивизия генерала Пфистера прибыла в городок днем раньше, как второй эшелон обороны, но Клос за двенадцать часов своего пребывания уже успел собрать немало сведений, которые могли быть полезными командованию советских и польских войск, наступающих на этом участке фронта. Он полагал, что через польских патриотов сможет связаться с командованием и передать собранную им информацию. Прежде всего это были сведения о системе обороны моста и о полке немецких гренадер из резерва главного командования, который ночью перебросили в лес Вейперта. Сообщил об этом генерал Пфистер, когда вызвал к себе Клоса и капитана Куссау, прикомандированного к ним из дивизии СС, разгромленной на Висле. Пфистер — типичный пруссак, образец вымуштрованного офицера вермахта, для которого ничего, кроме обстановки на вверенной ему полосе обороны, не существует.
— Я ожидаю от вас, господа офицеры, точного выполнения моих приказов, — заявил Пфистер.
Ответив: «Так точно», Клос осмелился спросить:
— Господин генерал, вы полагаете, что противник прорвет нашу оборону на реке?
— Я так не думаю, — ответил Пфистер. — Но я должен предвидеть любую ситуацию. Этот мост должен быть взорван прежде, чем они овладеют им. Но приказ на его уничтожение могу отдать только я, и я отдам его немедленно, если наступит критический момент.
Генерал сообщил, что в его распоряжение выделен из резерва полк гренадер, который в настоящее время дислоцируется в лесу Вейперта, затем Пфистер заговорил о деле обер-лейтенанта Кахлерта.
— Предать его военно-полевому суду и расстрелять! — заявил генерал тоном, не допускающим возражений.
Клос понимал: возражать, высказывать свое мнение сейчас бесполезно, тем более что эсэсовец Куссау явно доволен таким решением. Он не любил Кахлерта. И в атом не было ничего удивительного. Кахлерт, студент из Вены, был одним из наиболее способных офицеров дивизии и не очень скрывал свое пренебрежение к гестаповцам.
— Кахлерт, — медленно продолжал генерал, — вопреки моему приказу сдал большевикам деревню Кляудорф.
— Он не мог там удержаться, — не выдержал Клос. — И он занял более выгодные оборонительные позиции.
Генерал посмотрел стеклянными глазами на Клоса:
— Вы что, забыли приказ фюрера, господин капитан? Может быть, вам об этом напомнить?
Клос замолчал. Он подумал о Симоне, маленькой француженке, которая работала в казино дивизии. Она и Кахлерт любили друг друга и мечтали, чтобы война скорее кончилась.
Вот и нужный ему дом. Небольшой, деревянный, окруженный садиком, металлическая табличка с фамилией хозяина. Прочитал: «Томаля». Дверь открыл седой мужчина лет под шестьдесят. Его лицо показалось ему таким близким, что Клос, вопреки инструкции, произнес первую часть пароля по-польски:
— Вы навещаете тетку Эльзу в Берлине?
— Да, — ответил тихо Томаля. — Тетка Эльза проживает на Александерплац.
Он провел Клоса в небольшую комнату. Вышитые коврики, атласные подушки. Только висящий на стене образ Матки Боски Ченстоховской явно контрастировал с этим, по-немецки мещанским, уютом.
Томаля поставил на стол бутылку вина и две рюмки. Его недоверие к Клосу постепенно исчезало.
— Хорошо, что ты пришел, — промолвил он наконец. С первой же минуты Томаля обращался к Клосу на «ты». — Завтра мы начинаем операцию «Дубовый лист».
— Что это за операция?
— Разве тебе об этом ничего не сказали? — В голосе Томали снова прозвучало недоверие.
Клос спокойно закурил сигарету.
— Я прибыл сюда только вчера.
Он внимательно наблюдал за Томалей. Клос знал по опыту, что в разведке всегда наиболее трудно и опасно установление новых контактов. Томаля уже с первых минут вызвал у него доверие, но Клос все-таки соблюдал осторожность.
— Речь идет о том, чтобы захватить мост на реке Рэга в момент начала наступления и удержать его до прихода наших войск, — объяснил Томаля. — Мы не должны допустить, чтобы немцы уничтожили его.
— Кто будет выполнять задание? — спросил Клос.
Томаля некоторое время молчал.
— Послезавтра в четыре утра на поляне на западной окраине леса Вейперта высадится группа наших парашютистов. Я проведу их через лес к Форбургу. Атакуем Охрану моста именно в тот момент, когда начнется наступление наших войск.
Клос вскочил со стула, быстро заходил по комнате. Через лес Вейперта! Это же безумие! В лесу немецкий гренадерский полк!
— Операцию необходимо отменить! — крикнул Клос. — И немедленно изменить план!
Томаля смотрел на него с удивлением, не понимая, в чем дело.
— Что случилось? — спросил он Клоса.
— А то, что через лес Вейперта не проскользнет и мышь.
— Лес был чист. Об этом я сам лично сообщил командованию наших войск, — возразил Томаля.
— Да, но только до сегодняшнего дня, — уточнил Клос.
Рюмка в руке Томали заметно задрожала.
— Я уже не могу ничего сделать, чтобы приостановить операцию, — с горечью сказал Томаля. — Связист, который был сброшен с радиостанцией месяц назад, находится в Добжице, но я не знаю где.
— Как это не знаешь? Ты не имеешь связи? — с удивлением спросил Клос.
— Только через нашего человека в Добжице. Его имя Вейс. Он навещал меня один раз в неделю. Но теперь все дороги перекрыты немцами, и нет никакого сообщения…
— Необходимо сейчас же кого-то послать к этому Вейсу. Ты знаешь, где его можно найти? — с тревогой в голосе спросил Клос.
— Да, я знаю его адрес. — Клос понимал, что Томаля не должен говорить ему об этом, но ситуация была исключительно серьезная. — Баутзенштрассе, двадцать восемь.
— Необходимо немедленно кого-то послать. Это всего лишь около двадцати двух километров, — повторил Клос.
Томаля молчал. И только сейчас Клос заметил, что у его далеко не молодого собеседника, уставший вид: под глазами синие круги, губы сухие. «Держится из последних сил», — подумал Клос.
— Каких и сколько людей ты имеешь в своем распоряжении? — спросил его Клос.
— Новых, — ответил Томаля. — Только новых. Когда-то здесь жило немало поляков, — заговорил он быстро. — Целая улица — Добжицкая, это были настоящие поляки. Но они не дождались. Я, видимо, тоже не дождусь.
— Что это за люди? — повторил Клос.
— Польская девушка Янка, работавшая у соседей, которые уже давно сбежали. Мой внук Эрвин, ему шестнадцать лет. Еще двое польских парней, вывезенных сюда на работы, но я не смогу так быстро их разыскать.
— Понятно. — Клос прошелся по комнате. Остановился перед групповой фотографией, висящей над комодом.
— Местная польская колония, — тихо проговорил Томаля. — Из тех, кто на фотографии, остался здесь только я. Может быть, кто-то из них и выживет там, в аду концентрационного лагеря…
— Ты должен послать Янку и своего внука, — посоветовал он Томале, — другого выхода я не вижу. Пусть они пробираются в Добжице двумя разными дорогами. Хоть один из них должен дойти. И обязательно сегодня. Вейс еще, успеет передать по рации наше донесение.
— Эрвину только шестнадцать… — прошептал Томаля. — И Янке не больше…
— Понимаю, понимаю. Но ты сделаешь так, как я сказал, — настойчиво повторил Клос. — И помни, что, если мы вовремя не сообщим о гренадерах, наши парашютисты погибнут в лесу Вейперта, а немцы успеют взорвать мост.
— Их сейчас позвать? — спросил Томаля.
— Нет, немного позже. Они не должны меня видеть, — ответил Клос.