– Ага, – растерянно произнесла Маша.
– Я же тебе все рассказал по телефону, нужно было только встретиться и поговорить.
– Я сама ничего не решаю. Стресс так сказал, они с Кнышом посоветовались.
– Оба они идиоты. И если не умерят пыл, то плохо кончат.
– Мне больше не к кому было обратиться.
– Я в самом деле хороший знакомый Семена Семеновича, – Глеб нутром чуял, что это имя действует на Машу как заклинание. Не знаю, что и зачем ты говорила польской полиции, но меня интересует правда. Что произошло и как вы познакомились?
– Я уже знаю, что Семена Семеновича убили. В городе долго говорили об убитых шоферах и милиции, но я не знала, что среди них был Семен Семенович. Кто он?
– Это неважно, мой знакомый.
– Вы на легавого не похожи.
– Надеюсь, это комплимент? – улыбнулся Глеб. – Расскажи мне все по порядку.
Кныш в это время как мячик прыгал возле Стрессовича.
– Мы его кончить должны, чего тянуть! Пушки в доме есть, ребята подъедут, мы его и завалим.
– Кныш, сколько наших он успокоил в шашлычной?
– Четверых.
– Правильно. Здесь мы с ним тоже ничего сделать не смогли.
– Меня еще никто так в жизни не опускал.
– Радуйся этому, Кныш. Я думаю, он один из тех, кто шоферов и ментов на стоянке полгода тому назад положил. Нас тогда Потапов мучил, как гестаповец, будто я должен знать, кто это сделал. Пусть теперь люди Потапова приезжают и разбираются с ним, мне до него дела нет, в чужие игры, Кныш, я не играю.
– Правильно, молодец, Стресс! – от радости Кныш даже перестал прыгать. – Где телефон? Звони ему!
– Я полковнику Потапову позвонил еще до того, как этот урод сюда приехал.
– Где же они?
– Сейчас будут.
– Скорее бы! – впервые в голосе Кныша прозвучала любовь к ФСБ.
Опомнившись, он посмотрел на Стресса и тут же понял, почему некоторые из его врагов и знакомых как бы случайно оказывались в разработке спецслужб, понял, но не сказал об этом Стрессу.
Две крытые брезентом машины с опущенными пологами мчались в обход Смоленска. Полковник Потапов ждал их, сидя в черной служебной «Волге» неподалеку от перекрестка.
– Едут! – радостно выдохнул он, увидев, как машины выныривают из-за поворота. – Следуйте за нами, – бросил он в рацию. Потапову казалось, что «Волга» едет до неприличия медленно, хотя стрелка на спидометре показывала сотню, иначе бы грузовые машины за ней не успели.
«Если Стресс прав, – блаженно подумал Потапов, – и мои люди его возьмут, повышение мне обеспечено. Раскрыть массовое убийство, закончить дело, следствие по которому за полгода не сдвинулось ни на шаг, – это дорогого стоит, – Потапов в мечтах уже видел себя входившим в здание на Лубянке не в качестве посетителя, а владельцем кабинета. – Я из этого урода душу достану, он мне всех своих сообщников заложит!»
Времени на детальную подготовку операции не оставалось, приходилось работать с колес. Потапов остановил машины на подъезде к озеру так, чтобы их не было видно из дома.
– Рассыпались по лесу и окружаем дом! Связь по рации. Без моих распоряжений ничего не предпринимать! – приказал полковник.
ОМОНовцы в бронежилетах, касках, с автоматами растворились в лесу. Стало тихо, будто полковник и капитан, командовавший ОМОНом, просто вышли в лес погулять. Но Потапов знал, что эта тишина обманчива. Сейчас хорошо обученные ребята займут позиции вокруг дома, и из него ни одна мышь не проскочит.
Стемнело. Полковник с капитаном пробрались к прибрежным кустам. Потапов приложил к глазам бинокль, соединенный с прибором ночного видения. Теперь он уже различал силуэты ОМОНовцев, затаившихся возле дома, видел серебристую «Вольво» с еще не остывшим мотором. «Это что за мудаки в кучу сбились? – подумал он, приметив пять расплывчатых силуэтов неподалеку от дома. – Стресс со своими», – догадался он.
– Пошли ребят, пусть приведут сюда Стресса, обстановку узнаем.
Через пять минут Стресс был доставлен к полковнику.
– Он отморозок полный, – шептал бандит, когда один из ОМОНовцев перевязывал ему руку, – он один десятерых стоит! Не знаю, где его этому научили, но что не в любительской секции по вольной борьбе – это точно. Он с бабой в доме, – и Стресс указал Потапову на предусмотрительно открытое Глебом окно в комнате Маши. – Он точно не ушел оттуда, мы за домом следили, – и тут же торопливо добавил:
– Брать его со стрельбой не советую, обязательно людей положит.
– Мне он живым нужен, – твердо сказал полковник Потапов и отвел капитана в сторону. – Стягивайте кольцо поближе к дому.
– Хотите штурмом взять?
– Сперва предложим ему сдаться. Думаю, он поймет, выхода у него нет. Стрельбу поднимать не хотелось бы, забросаем через окна гранатами со слезоточивым газом и возьмем.
Полковник Потапов и мысли не допускал, что он сегодня может проиграть. Капитан по рации отдавал распоряжения, а Потапов наблюдал за движением ОМОНовцев через прибор ночного видения. Кольцо, не видимое невооруженным глазом, сжималось возле дома.
– Вскрыли его машину, – доложил капитан, – в спортивной сумке странный набор – взрывчатка, набор глушителей, подслушивающая аппаратура.., и компакты.
– Какие компакты?
– На обложках написано, что музыка, но, странно, на всех почти одно и то же слово – Вагнер.
«Да, странно, – задумался Потапов, – наверное, это камуфляж, а записана на них какая-нибудь важная информация».
– Когда возьмем его, срочно проверить!
– Есть!
Маша уже успела рассказать Глебу Сиверову почти все, что знала о Рыбчинском, о том, как переправлялись наркотики в Россию.
На мгновение замолчав, она спохватилась:
– Почему Стресс и Кныш не приходят? Почему ничего не предпринимают?
– Я все объяснил, – усмехнулся Глеб, – ребята они понятливые.
И в этот момент несколько прожекторов сошлись на окне Машиной комнаты. Из своего номера, находившегося в другом конце коридора, Сиверов сквозь щель в занавесках отчетливо видел круги света, заливавшего распахнутое окно.
– Вы окружены, сдавайтесь, сопротивление бесполезно! – зазвучал голос полковника Потапова, усиленный мегафоном. – Вы окружены подразделением ОМОНа, выходите с поднятыми руками!
– Это в самом деле ОМОН? – с недоверием произнесла Маша. В ее сознании ни Стресс, ни Кныш не ассоциировались с правоохранительными органами.
– Это не ОМОН, – спокойно ответил Глеб, – это ФСБ.
– Что делать? – воскликнула Маша.
– Главное – не показывайся в окне. Они думают, будто мы в твоей комнате.
– Но мы и отсюда не выберемся!
– Мы не сделали ничего плохого.
– Выйдем к ним? – удивилась Пирогова.
– Думаю, и этого делать не надо.
– Вы хотите прорваться?
Сиверов еще раз сквозь щель осмотрел местность. От его цепкого натренированного взгляда ничто не укрылось. Он видел позиции ОМОНовцев, предвидел их дальнейшие действия. «Штурмом брать дом они не рискнут: не знают, какое у меня оружие. Я им нужен живым; наверное, решили, будто я из банды, убившей водителей и милиционеров. Единственный реальный для них выход – забросать дом гранатами со слезоточивым газом и взять меня ослепленного».
– Дайте знак, что вы согласны сдаться, – прогремело в мегафон, – иначе мы начнем штурм!
Сиверов уже присмотрел себе путь, которым можно уйти из дома. Широкая, почти незаметная дренажная канава тянулась от самого дома к болоту, заросшему густым тростником. Можно было поджечь дом и под прикрытием дыма спуститься в канаву, по ней доползти до ближайших кустов.
Если знаешь, что брать тебя собрались живым, то действовать легче. Позиции ОМОНовцев находились близко друг от друга, слишком плотно свел Потапов кольцо, поэтому и стрелять бойцам было бы неудобно, они рисковали попасть друг в друга. «Их человек тридцать-сорок, и вряд ли у всех есть приборы ночного видения, перестреляют друг друга».
– Только этого мне и не хватало, – тихо вздохнул Сиверов. – Когда все будет кончено, спокойно выйдешь из дома. И мой тебе совет, Маша: расскажешь всю правду, когда приедут следователи из Москвы.
– Почему вы думаете, что они приедут?
– Я знаю это абсолютно точно.
– Если вы немедленно не подадите знак, что сдаетесь, мы начинаем штурм! – крикнул Потапов.
Глеб прислонился к стене, нехотя достал из кармана мобильный телефон, набрал номер Потапчука:
– Федор Филиппович?
– А, это ты? Что-нибудь узнал?
– Возможно, даже слишком много.
– Ты сейчас где?
– Под Смоленском. Дело в том, что меня окружила в загородном доме неполная рота ОМОНа. Я могу уйти, но боюсь, они постреляют друг друга.
– Что ты натворил?
– Абсолютно ничего. Свяжитесь с главным по Смоленской области, думаю, он в курсе.
– Погоди, Глеб, я сейчас.., по служебной.
– Вас по служебной из Москвы вызывают! – шофер подал полковнику Потапову трубку.
– Потапов, что у тебя там творится? – услышал полковник в трубке знакомый голос генерала Потапчука.
Потапов изумился – ведь он еще никуда не докладывал об операции. «Вот тебе на, – подумал он, – Потапчук уже все знает!» – и Потапов коротко доложил об операции, которую развернул в двадцати километрах от озера. Он настойчиво напирал на то, что им захвачен в кольцо особо опасный преступник, причастный к массовому убийству.
– Полковник, ты человек умный, – не без ехидства сказал генерал Потапчук, – и подумай, что бы предпринял настоящий преступник, засевший в доме?
– Сдался бы, – без тени сомнения сказал полковник Потапов.
– Он, – мягко сказал Потапчук, – взял бы девушку в заложницы и попытался бы выйти из дома.
– Он ведет себя нетипично, – тут же возразил Потапов, – в машине у него обнаружены странные вещи: аппаратура для телефонного прослушивания, набор глушителей, взрывчатка, детонаторы и компакт-диски, замаскированные под музыкальные. Что на них, еще не знаю, но мы скоро проверим, сразу после завершения операции. Через минуту я отдаю приказ забросать дом гранатами со слезоточивым газом.
– Слушай меня, полковник, я постарше тебя и знаю немного больше. Это даже не приказ, напрямую я приказывать тебе не могу, но даю дружеский совет: не хочешь неприятностей – сними оцепление, погрузи ребят в машины и пусть возвращаются на базу. Все, что ты взял в машине (как я понимаю, это серебристая «Вольво»), верни на место, особенно компакты. К сожалению, не в моих силах отстранить тебя от службы. Решай, полковник.
Потапов колебался. Потапчук его непосредственным начальником не являлся, но вес в ФСБ имел немалый и вполне мог похлопотать о том, чтобы Потапов был переведен из приближенного к западу Смоленска в самую страшную глухомань, из которой выбраться потом будет невозможно.
– Ты, Потапов, влез в мою операцию.
– Понятно! Понятно, товарищ генерал!
– Давай отбой.
– Он же мне не поверит, что мы сняли оцепление.
– Скажи в мегафон, что операция свернута и он может садиться в свою машину и уезжать. Смотри не подведи меня, полковник.
– Эй, в доме, – раздался хриплый голос полковника Потапова, усиленный мегафоном, – оцепление снимается, произошла ошибка. Можете ?садиться в свою машину и уезжать, – Потапову хотелось добавить «к чертовой матери», но он сдержался.
Маша с недоумением посмотрела на Глеба, на телефон в его руке.
– Спасибо, Федор Филиппович, все в порядке. Свяжусь с вами позже, – и Сиверов защелкнул микрофон. – Тебя или вызовут в Москву, или сами приедут сюда расспросить. Но думаю, в этом уже не будет надобности, – Сиверов опустил пистолет в кобуру, присел перед Машей на корточки. – Счастливо оставаться. Постарайся больше не попадать в передряги и хорошего тебе мужа.
Погасли прожектора, освещавшие дом. Сиверов подошел к машине. По замку он сразу определил, что дверцу вскрывали. Тихо выругался, залез в салон и заглянул в сумку. Глушители, взрывчатка, приборы – все на месте, не было лишь компактов.
– Идиоты, – вздохнул он, – неужели опять придется звонить Потапчуку? Но боюсь, он не разделяет моего увлечения Вагнером.
Краем глаза Глеб заметил движение на поляне перед домом. К машине осторожно приближался ОМОНовец, он шел без автомата, но в каске и бронежилете. Руки держал над головой. Сиверов разглядел в его пальцах пластиковые коробки компакт-дисков.
– Нет, Потапчук – чудесный человек. Сиверов опустил стекло. ОМОНовец нагнулся и протянул Глебу компакт-диски.
– Это ваше, возьмите.
– Извините, ребята, что побеспокоил, – тихо произнес Глеб, запуская двигатель машины.
Свет фар скользнул по ОМОНовцу, по деревьям, по кустам, блеснул в стеклах дома.
«Теперь я понял, что произошло, – подумал Глеб. – Все непонятное, получив объяснение, становится до банальности простым. Обидно, что местное ФСБ якшается с бандитами».
Капитан ОМОНа проводил полковника Потапова до самой его машины, но так и не дождался внятных объяснений.
– Вечно Москва по-своему решает! – зло бросил полковник вместо прощания.
Глава 8
Маша Пирогова сильно ошибалась, считая, что ее появление в Смоленске осталось не замеченным людьми, отправившими ее в Польшу. Не смогла она отыскать и следов фирмы, которая отправила ее за границу якобы для устройства на работу.
Фирма, вербующая людей для работы на подпольном заводе пана Рыбчинского, существовала и поныне. Она лишь меняла вывески, а персонал и хозяева оставались прежними. После двух-трех месяцев работы снимался новый офис, набирались новые девочки и пенсионерки, дежурившие на телефонах. Фирма существовала пару месяцев, а затем благополучно закрывалась, чтобы возникнуть в новом офисе с новым названием. фамилия же истинного владельца никогда ни в каких документах не фигурировала.
Для регистрации смоленский армянин Львян неизменно использовал одну и ту же тактику: подыскивал «бомжа» с паспортом, приводил его в порядок, на недельку отлучая от спиртного, и тот за символическую плату в пятьдесят долларов соглашался стать учредителем «ООО». Ребята Львяна возили «бомжа» на машине по городу, в его присутствии заказывали печать, утверждали документы. Никто из работавших в Смоленске на Львяна толком не знал, что потом происходит с девушками. Многие догадывались, но кому охота лезть в чужие секреты, если тебе за незнание платят хорошие деньги? Комиссионные же от Рыбчинского Львян получал лично.
В тот день, когда Маша Пирогова убежала из мрачного белостокского подземелья, Рыбчинский позвонил в Смоленск и на всякий случай предупредил:
– Если баба появится, ты дай мне знать. О появлении Маши в Смоленске Львян узнал в тот же день: подручные армянина донесли об этом своему хозяину. И неизвестно, какое будущее ожидало бы Машу, не найди она вовремя «крышу» в лице Стрессовича и Кныша. С ними Львян связываться боялся. Деньги в Смоленске решали далеко не все, армянин чувствовал себя чужим в городе и заедаться со славянскими бандюганами не рисковал.
– Ладно, – согласился Рыбчинский, – если она ведет себя тихо, пусть побегает, попрыгает на свободе.
Львян за полгода почти забыл о существовании Маши Пироговой, пока один из его ребят, служивший раньше в ОМОНе, не рассказал армянину о ночном происшествии в загородном доме Стрессовича и Кныша:
– Блин, не поверишь, спецназовцы его уже окружили. И тут Потапову кто-то позвонил из Москвы и приказал все отменить. Мой дружбан говорит, что такое на его памяти первый раз случается, а он многих винтил: и депутатов, и бизнесменов, и бандитов.
У Львяна нехорошо засосало под ложечкой. Чутье на неприятности у армянина было отменное. Он быстро прикинул, что к чему. Если полковник дал «отбой», значит, приказал ему кто-то рангом повыше – не ниже генерала. «Убрать сучку надо!» – тут же подумал Львян. Но дело, по его разумению, зашло слишком далеко, чтобы он имел право решать сам.
Рыбчинский, услышав новость, скрежетнул зубами:
– Сам не лезь.
– Я хотел с вами посоветоваться, – армянин вздохнул с облегчением.
– Единственное, что от тебя потребуется, так это помочь моим ребятам.