Когда я пришел к Сюзан, входная дверь была все так же распахнута настежь. Я зашел в холл. В доме царила полная тишина. Я включил свет. На столе стояла длинная белая коробка. Я открыл крышку. Внутри завернутая в зеленую бумагу лежала красная роза.
— Господи, Боже мой, — громко простонал я.
Глава 11
Утром, когда Сюзан проснулась, я лежал рядом с ней, выложив на ночной столик пистолет. Она повернулась и внимательно посмотрела мне в глаза.
— Кажется, ночью я слышала какой-то шум, — наконец, проговорила она. Взгляд на секунду задержался на пистолете.
— Ночью я чуть не поймал какого-то типа, который вломился в холл и оставил тебе в подарок красную розу. Я погнался за ним, но ему удалось удрать.
Я решил, что не стоит рассказывать Сюзан, как я шлепнулся на задницу, когда пытался перепрыгнуть через изгородь. Мы лежали в кровати лицом друг к другу, и Сюзан все еще щурилась после сна.
— У тебя синяк на лице, — заметила она.
— Он выскочил из кустов и съездил мне по челюсти.
— Сможешь узнать его?
— Нет. Было темно, к тому же я видел его только сзади, когда он удирал.
— Если «он», значит, это был мужчина.
— Да. Белый, чуть пониже меня ростом. Среднего телосложения, даже можно сказать, худощавый.
Сюзан, не мигая, смотрела на меня. Она уже не щурилась, зрачки сузились в утреннем свете.
— Значит, ты вернулся и лег спать здесь, — сказала она.
— Да.
— Все это можно объяснить по-разному.
— Правильно, — согласился я. — Это мог быть кто-то из твоих пациентов, забравшийся к тебе в дом по каким-то своим причинам.
— Или кто-то, кто точит на меня зуб.
— Или убийца Красная Роза, что может быть вариантом пункта первого, — предположил я.
— Красная Роза может быть моим пациентом?
— Конечно. Он писал, что работает полицейским. А ты ведь специализируешься на полицейских.
— Или, — сказала Сюзан, — все это могло быть направлено на тебя. Он знает, что ты занимаешься этим делом. Значит, ему известно, что мы с тобой состоим в отношениях.
— Или это может быть кто-то, кто точит зуб на меня, — продолжил я.
— Или кто-то решил подурачиться и случайно попал именно ко мне.
— Вряд ли, — возразил я. — Слишком уж странное совпадение. Попасть к тебе, когда я как раз занимаюсь этим делом.
Сюзан кивнула и перевела взгляд на будильник.
— О, Господи, — встрепенулась она. — У меня через полтора часа прием.
— Это что, так мало? — удивился я.
Сюзан уже вскочила с кровати и направилась в ванную.
— Очень мало, — бросила она на ходу и скрылась за дверью.
Я услышал, как заработал душ. Я встал, натянул брюки, застегнул ремень и, сунув в кобуру пистолет, пошел на кухню, чтобы умыться и поставить воду на кофе.
Я уже допивал вторую чашку, когда на кухне появилась Сюзан в макияже и бигудях. Она заварила себе травяной чай и молча встала у стола, ожидая, пока трава настоится.
— Я, конечно, понимаю, — сказал я, — что во время утреннего туалета разговаривать с тобой бесполезно, но нам нужно подумать, как обеспечить твою безопасность.
Сюзан налила себе чашку чая.
— Сейчас я не могу об этом думать, — сказала она. — Я очень спешу, а ты знаешь, какая я, когда спешу.
— Да уж, — проворчал я.
Сюзан залпом выпила чай и снова исчезла в ванной. Я уселся на кухне и позвонил по телефону. Сначала через Генри Чимоли передал сообщение Хоуку, затем набрал номер Мартина Квирка.
— Кто-то вломился домой к Сюзан и оставил в холле коробку с завернутой в бумагу красной розой, — сообщил я. — Я погнался за ним, но не поймал. Не удалось даже хорошенько рассмотреть его.
— Коробка у тебя?
— Да. И коробка, и роза, и бумага. Но уверен, что на них нет ни одного отпечатка.
— Я тоже так думаю, — согласился Квирк. — Но нужно попробовать. Сможешь привезти все это сюда?
— Нет. Я не оставлю ее одну.
— Может, это просто какой-нибудь придурок, которого она лечит? — предположил Квирк.
— Все равно я не собираюсь оставлять ее одну.
— Ладно. Я пришлю кого-нибудь. Если это один из ее придурков, то тогда могут быть отпечатки.
Я положил трубку и допил кофе. В растворимом кофе гораздо меньше кофеина, чем в натуральном. Две чашки растворимого кофе — практически ничего. Я поставил воду, чтобы заварить третью.
Зазвонил телефон. В доме и в кабинете номера были разные. Я снял трубку и сказал:
— Алло.
— Сюзан? — спросил голос Хоука.
— Ну ты сострил, — ответил я.
— Ладно, что тебе надо? — проворчал Хоук.
Я рассказал ему о незваном госте и красной розе.
— Значит, он саданул тебя по челюсти, ты погнался за ним, но он удрал, — резюмировал Хоук. — Он что, негр?
— Не думаю.
— И ты позволил белому смыться от себя?
— Что ты хочешь, я ведь тоже белый.
— Ну да, я забыл, что иногда у тебя бывает. Если случится еще раз погнаться за ним, позови меня.
Без двух минут восемь появилась Сюзан в крапчатом твидовом жакете поверх черного свитера с высоким воротом, в черной юбке и черных туфлях на низком каблуке.
— Ты прекраснее самого красивого сеттера, когда он делает стойку на птицу, — улыбнулся я.
— И такая же деловая, — добавила Сюзан. — Я знаю, что нам нужно поговорить. Но сейчас я просто не могу. Я понимаю, что ты не можешь оставить меня одну, но не могу позволить, чтобы ты или Хоук торчали в приемной, когда начнут приходить пациенты.
— Я починю замок на входной двери, а потом кто-нибудь из нас все время будет поблизости. Не бойся, мы не будем тебе мешать и распугивать пациентов.
— Хорошо, — согласилась Сюзан.
Она поцеловала меня. Я нежно шлепнул ее по попке, и она поскакала вниз встречать первого пациента. Через минуту я услышал, как она открыла дверь и любезно сказала:
— Входите, пожалуйста.
Глава 12
Пришел плотник по фамилии Шатт и вставил во входную дверь новый замок. Я дал Сюзан свой «Смит-и-Вессон» тридцать второго калибра, строго-настрого наказав спрятать его в ящике письменного стола, а сам, пока она принимала пациентов, вместе с Хоуком по очереди дежурил на верхнем этаже, стараясь не мозолить глаза больным. Вряд ли есть более нудное занятие, чем стоять на верху лестницы и стараться не мозолить глаза.
Когда вечером Сюзан, наконец, освободилась, я повез ее в кеймбриджское полицейское управление, чтобы взять разрешение на ношение оружия.
Выписывал разрешение огромный парень, два срока прослуживший во Вьетнаме.
— Стрелять-то она хоть может? — недоверчиво спросил он.
— Сам учил, — ответил я.
— Этого я и боялся, — проворчал громила. Звали его Стив Коста. — Пойдемте в тир, мадам. Проэкзаменуем вас немного.
— Может, не стоит? — безнадежно спросила Сюзан.
— Стоит, мадам, — ухмыльнулся Коста.
Мы поднялись наверх и прошли по коридору, обложенному бледно-желтым кафелем. Коста открыл дверь, и мы вошли в тир.
— Красота, — проговорила Сюзан.
— Да, в тире даром времени не теряют, — ответил Коста.
Комната походила на поставленную горизонтально шахту лифта. В самом начале стоял стол, на нем опрокинутая банка из-под кофе, полная стреляных гильз, половина из которых рассыпалась по полу. Коста прошел в глубь узкого коридора и булавкой приколол мишень к передвижному стенду. Затем установил стенд метрах в пяти от нас и вернулся к столу.
— Как видите, мадам, мишень состоит из человеческого силуэта и кругов различного диаметра. Самый маленький кружок, в который попадает голова и область сердца человека, — это десять очков. Следующий круг, побольше — девять, потом восемь и так далее до последнего круга, за которым уже нет ни одного очка.
— Называйте меня, пожалуйста, просто Сюзан.
— Хорошо, Сюзан. Итак, чтобы сдать экзамен на право ношения оружия, вам нужно выбить семьдесят очков максимум из тридцати выстрелов.
— Понятно, — кивнула Сюзан.
— Хотите несколько раз пальнуть, чтобы пристреляться?
— Нет, спасибо.
Я вытащил «Смит-и-Вессон». Мы надели наушники.
— Вначале покажу вам, что к чему, — Коста достал свой собственный пистолет, никелированный револьвер тридцать восьмого калибра с черной резиновой ручкой и, сжав его обеими руками, послал шесть пуль точно в «десятку». Вместе с Сюзан они пошли взглянуть на мишень.
— Вот это да, — восхищенно пробормотала Сюзан. — Все шесть в самую середину. — Она улыбнулась восторженной детской улыбкой.
Коста перезарядил пистолет.
— Вот, — предложил он. — Стреляйте из этого. Он хорошо пристрелян.
Сюзан не нужно было повторять дважды.
— Конечно, — ответила она, осторожно взяла пистолет, встала в стойку, как я когда-то ее учил, и выпустила шесть пуль в «семерку». Затем положила пистолет на стол и подождала, пока Коста сходит за мишенью.
— Ты забыла крикнуть: «Ни с места, ублюдок, мать твою так», — улыбнулся я.
— Мне лучше было бы прокричать что-нибудь другое, типа «Все нормально, я врач», — ответила она.
Я покачал головой.
— Ты что, телевизор не смотришь?
Коста подошел к нам, держа в руках мишень.
— Неплохо стреляете, Сюзан. Экзамен вы, конечно, сдали без проблем. Хотите еще немного пострелять, чтобы привыкнуть к оружию?
— Нет, спасибо, — ответила Сюзан.
Коста повернулся ко мне.
— Ну что, по шесть выстрелов? На ящик пива.
— На скорость, — добавил я. — Десять секунд на обойму.
— Идет. — Коста поднял пистолет, перезарядил и выпустил шесть пуль за восемь секунд. Потом подобрал гильзы, перезарядил обойму и пошел снять старую мишень и повесить новую. Я занял позицию, вытащил свой «Питон» и по команде Косты «Огонь!» сделал шесть выстрелов за семь секунд.
Мы оба послали пули в центр мишени, но Коста выбил четыре «десятки», а я только две.
— С тебя «Будвайзер», — ухмыльнулся он.
— "Будвайзер"?
— Ага. Хотя согласен и на «Чиви».
— Вот она, Америка, — рассмеялся я. — Ладно, завтра подвезу.
Мы вышли из тира.
— Неплохо стреляете, Сюзан, — похвалил Коста. — Постараемся сделать вам разрешение как можно быстрее. Когда этот тип привезет пиво, все, думаю, будет уже готово.
Когда мы садились в машину, Сюзан заметила:
— А мне всегда казалось, что ты хороший стрелок.
— Так оно и есть, — кивнул я. — Просто Коста тренируется каждый день.
— Вообще-то я могла бы и с любым другим пистолетом сдать этот экзамен, — сказала Сюзан. — Но нельзя отказывать человеку, если он решил оказать тебе любезность.
— Тебе все готовы постоянно оказывать любезность, — проворчал я.
— Давай выпьем где-нибудь по чашечке кофе и съедим по бутерброду. Заодно подумаем насчет этого убийцы.
Мы остановились на Челси и уселись за пластмассовый столик ресторанчика «Вашингтон-Дели». Я заказал вишневый пирог с сыром и, не в силах преодолеть искушение, попросил чашечку черного кофе. Сюзан заказала кофейный напиток без кофеина и диетический пирог. Я откусил кусочек своего, проглотил и с удовольствием запил глотком крепкого кофе.
— Ох, здорово, — выдохнул я.
— Может, еще закажешь буханку хлеба и кувшин вина?
— Угу, и еще кучу всяких сладостей, — мечтательно проговорил я.
Сюзан откусила маленький кусочек своего пирога и аккуратно отломила вилочкой еще один.
— Красная Роза не обращался к врачу, — сказала она. — Наверняка он находит необходимое облегчение в убийствах.
— Знаю, — кивнул я. — Ты уже говорила. Но когда он принес тебе эту розу, он действовал вполне сознательно и еще не испытывал потребности в облегчении.
— Но это совсем не значит, что убийца — один из моих пациентов, — возразила Сюзан.
— Тогда это значит что-то другое. Это-то меня и тревожит.
— Да, согласна.
— Итак, тот, кто оставил тебе красную розу, может либо быть, либо не быть твоим пациентом. Предположим, что все же он твой больной. Потому что если предположить, что нет, то в этом случае придется выдвинуть намного больше всяких притянутых за уши гипотез.
— Не хотелось бы мне так думать, — вздохнула Сюзан.
— Ну а что ж делать? — пожал плечами я.
— Да, конечно. Мы оба прекрасно знаем, что значит развивать только ту версию, которую хочется.
Сюзан откусила еще один крошечный кусочек пирога и запила глотком кофейного напитка.
— В нашей работе постоянно сталкиваешься с нетипичными людьми, — продолжала она. — Некоторые из них испытывают постоянный страх. Если это дело рук именно такого человека, то, совершая преступления, он ненадолго избавляется от этого страха.
— Знаю, — кивнул я.
— Ну да, — Сюзан взяла меня за руку. — Конечно, ты все это знаешь.
Я расправился с пирогом. Во рту все еще оставался приятный вкус вишни. Я допил кофе.
— Ниточка доверия между врачом и пациентом — это фундамент всего лечения. И я не могу, даже вместе с тобой, подозревать и следить за одним из своих больных.
— Но если один из них Красная Роза, то рискуешь не только ты, — напомнил я.
— Да я не уверена, что вообще рискую, — возразила Сюзан. — Вряд ли он вдруг изменит своей манере и ни с того ни с сего переключится на белого психотерапевта.
— Вовсе не вдруг. Само проявление может показаться внезапным, внутренне же он может идти к этому целый год.
Сюзан пожала плечами.
— К тому же, — продолжал я, — ты сама объясняла мне, что у таких людей, как Красная Роза, своя система символов. И ты можешь прекрасно вписываться в его схему, так же, как и все эти негритянки.
— Возможно, — согласилась Сюзан. — Но все равно маловероятно, что такой убийца еще и ходит на лечение. Люди идут к врачу, когда их внутренние противоречивые потребности становятся просто нестерпимыми, когда они в буквальном смысле раздирают человека на куски.
— А может, лечение как раз и является частью его потребностей, — предположил я. — Может, ему нужна возможность поговорить об этом.
— Но он ведь не говорит. У меня нет ни одного пациента, который рассказывал бы мне об убийствах.
— Он может говорить о них такими сложными символами, что ты и не поймешь ничего. Разве пациент не может просто задурить тебе голову?
— Конечно, может, — кивнула Сюзан. — Но это не в интересах пациента.
— Вообще-то он заинтересован в том, чтобы его поймали. Письмо Квирку, кассета мне.
— Пленка тебе может означать совсем не то, что письмо Квирку, — возразила Сюзан.
— Согласен. Но тогда еще более вероятно, что он как-то связан с тобой. Ревность или что-нибудь в этом роде.
Сюзан уклончиво промолчала.
— Джек, — окликнул я бармена. — Сделай мне еще кофе.
— Кофе делает Тед, — ответил Джек. — Я делаю тоник с сельдереем.
Тед приготовил кофе и поставил чашку на стол.
— Собираетесь остаться у нас на ночь? — спросил он с улыбочкой.
— Спасибо за приглашение, — проворчал я и, добавив в кофе немного сливок, положил два кусочка сахара. У меня своя теория насчет того, как избавляться от кофеина.
Тед вернулся за стойку.
— А эта красная роза у тебя в доме? — снова обратился я к Сюзан. — Из-за нее он чуть не попался.
— Если это был он, — заметила она.
— Этот приход к тебе может быть частью желания быть пойманным.
— Или замеченным.
— И, может, если он окажется на грани того, что его поймают или увидят, ему захочется убить тебя, чтобы спасти свою шкуру.
Сюзан перевела взгляд на висящие на стенах картины.
— Это единственный ресторанчик такого типа, где стены украшают произведения искусства, — заметила она.
Я промолчал.
— Да, такое вполне возможно, — согласилась Сюзан, прямо взглянув мне в глаза. Во взгляде чувствовалась твердость. — Но я не могу действовать, опираясь только на предположения. Мне нужно больше, чем просто догадки.
Подперев руками подбородок, я молча смотрел на нее. Молодой философ Зигмунд Спенсер.
— Я, конечно, буду держать в ящике стола пистолет, — продолжала Сюзан. — А ночью буду класть его на ночной столик рядом с кроватью... И, если понадобится, пущу его в ход.