Беннет без лишних слов последовал за ней, помог ей снять промокшую от дождя куртку, скинул свою и обнял ее.
— Никакого вина, — прошептал он, отводя от лица Преш мокрый локон. — Сейчас есть только ты и я, мы вдвоем.
Она обвила его шею руками.
— Но я не хочу торопить тебя, Преш.
— Ты меня не торопишь, — прошептала она, почти касаясь губами его губ.
Они поцеловались. Она приникла к нему, прижалась всем телом. Никогда прежде она не испытывала такого влечения, она даже не представляла, что такое бывает на свете.
Беннет подхватил ее на руки и понес к постели. Для Преш наступил самый упоительный и волнующий момент в ее жизни.
Когда рассвело, Преш все еще витала в сладких сновидениях. Она не слышала, как Беннет встал, принял душ, оделся и прошел в гостиную. Несколько минут он стоял, глядя в окно. Хмурая складка меж бровей отражала его раздумья: как ему дальше вести свою игру.
Он начал разглядывать снимки, стоящие на полочках над камином. Сперва его внимание привлек снимок, сделанный в Монте-Карло, на котором была изображена какая-то дама в красном платье из газа. Он внимательно изучал ее лицо, затем перевел взгляд на свадебную фотографию: невеста была в национальном австрийском платье, а у нее на шее сверкало массивное ожерелье с огромной жемчужиной. Итак, Мэри-Лу не солгала. Он положил снимок себе в карман и прошел обратно в спальню.
Сквозь полудрему Преш услышала, как ее ласково окликает Беннет. Он сидел на краешке кровати, полностью одетый, и смотрел на нее.
— Мне пора в аэропорт. Я уезжаю, но скоро вернусь, — пообещал он.
Она кивнула — и внезапно ей стало страшно: а вдруг она потеряет его навсегда?
— Преш, я действительно вернусь, не бойся, — сказал он, наклоняясь и нежно ее целуя.
И вышел. Теперь их разделяли тысячи километров между Шанхаем и Парижем.
Десять дней спустя, верный своему слову, Беннет неожиданно возник на пороге антикварного магазина Преш. Заметив ее изумление, он лишь рассмеялся как ни в чем не бывало, словно никуда и не уезжал.
Он дал ей номер своего мобильного телефона, адрес электронной почты и стал регулярно приезжать к ней в Париж.
Они подолгу беседовали, и вскоре Беннет знал о ней все, так же как и она о нем — во всяком случае, так ей казалось. Он рассказал ей о своих прежних возлюбленных — к удивлению Преш, их было не так много, как можно было предположить. Она узнала все о его вкусах и предпочтениях, о том, какие ему нравятся фильмы и книги, блюда и развлечения. Узнала она кое-что и о его детстве.
Беннет рассказал ей, что в пятилетнем возрасте попал в приют для мальчиков в Нью-Гэмпшире, куда его отправила мать-одиночка.
— Больше я ее не видел. Отца я вообще не знаю, — признался Беннет. — В том мире, где я воспитывался, не существовало такого понятия, как дружба. Единственным моим желанием было выбраться оттуда во что бы то ни стало. Я хорошо учился и поступил в Дартмутский колледж. Сейчас я зарабатываю большие деньги и пытаюсь вычеркнуть из памяти годы бедности и унижения. Мне приходится много разъезжать, поэтому у меня нет ни близких друзей, ни каких-либо других привязанностей. — Он грустно улыбнулся: — Кроме тебя, Преш.
Это была настоящая романтическая влюбленность, с бесконечными клятвами, встречами и расставаниями — в разлуке он мог позвонить ей среди ночи, только чтобы пожелать «приятных снов», а когда он возвращался к ней на улицу Жакоб, они бросались друг к другу в объятия, как будто год не виделись. Преш ничего не утаивала от него, она рассказывала ему о своих родственниках, о дедушке и тете Гризельде, о погибших родителях и о своей кузине Лили, которая жила в Шанхае и с которой она не была даже знакома.
Прешес покупала Беннету трогательные подарки. Однажды вручила ему старинное издание стихотворений Джона Донна, который, по словам Преш, как никто, знал язык страсти. В другой раз она подарила ему простенький брелок с изображением Эйфелевой башни, «в память о Париже и обо мне». Всякий раз Беннет появлялся на ее пороге с цветами и шампанским, увозил ее на ночь в средневековый замок, переделанный в гостиницу, где они ужинали, окруженные почтительными «слугами».
«Ну разве это не прекрасно?» — думала Преш, лежа на кровати XVII века в одной из комнат бывшего замка. Лунный свет за широкими окнами серебрил пышные кроны деревьев. А рядом с ней спал самый красивый мужчина на свете.
Беннет словно почувствовал на себе ее взгляд и открыл глаза.
— Преш, — тихо сказал он, — знаешь, я не могу без тебя. Ты выйдешь за меня замуж?
Преш не колебалась ни секунды.
— Да, — согласилась она, покрывая его лицо поцелуями.
— Когда? — спросил он.
— Да хоть сейчас, — смеясь, ответила она. — Ах нет, сначала мне необходимо обо всем рассказать тете Гризельде.
— Я сам поеду в Монте-Карло и попрошу у нее твоей руки.
На следующий день он пригласил ее в ресторан «Жюль Верн», что находится на вершине Эйфелевой башни. И там торжественно преподнес ей обручальное кольцо с крупным бриллиантом, в окружении более мелких камешков. Он сам надел ей на палец кольцо, а в это время другие посетители ресторана аплодировали и кричали «браво».
«Что может быть романтичнее такого подарка?» — думала Преш, поглядывая на сверкающие бриллианты, своим блеском напоминающие ночные огоньки раскинувшегося внизу Парижа.
— Мы будем жить здесь, в Париже, — заявил Беннет, заглядывая ей в глаза. — Мне придется наведываться по делам в Шанхай, но я буду приезжать домой как можно чаще. Завтра я попрошу твоей руки у тети Гризельды. Надеюсь, она одобрит твой выбор. — На какой-то миг он смутился.
Преш рассмеялась:
— Конечно, одобрит, а как же иначе! Разве может такое быть, чтобы ты ей не понравился?
Пентхаус, в котором жили две приятельницы: аристократка Гризельда фон Хоффенберг и бывшая танцовщица Мими Москович, более всего походил на съемочную площадку фильмов тридцатых годов. Огромные окна, выходившие на море, были прикрыты прозрачными занавесками. На выложенном светлой плиткой полу лежали белые ковры, а стоявшие повсюду диваны были обиты белой парчой. Журнальные столики с хромированными ножками и стеклянные горки довершали общую картину.
Апартаменты буквально утопали в цветах — Гризельда уверяла, что жить без цветов не может. В основном это были розы, белые или розовые, между ними стояли вазы с цветущими ветками вишни и лилиями. А еще в пентхаусе жили две собачки: йоркширский терьер Лала и карликовый пудель Шнупи.
В тот день, когда Преш обещала приехать со своим кавалером, Гризельда даже слишком переусердствовала с цветами — по выражению Мими, из квартиры получился цветочный магазин. Старые слуги Жанна и Морис сервировали небольшой круглый стол коллекционным фарфором и серебряными приборами.
— Надо соответствовать, — в который раз говорила Гризельда Мими, поправляя в вазе белые гардении. — Преш и раньше привозила к нам своих кавалеров, но на этот раз я по голосу поняла, что дело серьезное.
— Любовь! — Мими состроила гримасу.
— Как ты считаешь, мы не смутим их своим внешним видом? — Гризельда надела белый костюм от Сен-Лорана, на шее блестело золотое ожерелье, на запястьях — золотые браслеты.
— Мы выглядим так, как позволяет нам природа и пластическая хирургия, — ехидно заметила Мими. На ней было просторное платье цвета металлик, удачно скрывавшее располневшую фигуру. В ушах у нее сверкали бриллианты.
— Мне кажется, эта встреча очень важна для Преш, — сказала Гризельда. — А вдруг это тот самый единственный и неповторимый?
— В таком случае будем надеяться, что он с честью выдержит испытание под названием «тест Хоффенберг — Москович».
— А если нет?
— Возможно, она все-таки свяжет с ним свою судьбу, а ты вычеркнешь ее из своего завещания.
— Ее нет в моем завещании, и тебе об этом известно, так же как и Преш. Конечно, я оставлю ей свои драгоценности, но в остальном ей придется рассчитывать в жизни только на себя.
В комнату вошла Жанна, чтобы зажечь свечи, пропитанные ароматом гардений.
В этот момент снизу позвонила консьержка, предупреждая, что гости пришли и поднимаются к ним. Обе дамы, сопровождаемые подпрыгивающими от возбуждения собачками, проследовали в холл и стали с нетерпением ждать, когда откроются двери лифта. Наконец появились гости: Преш, как обычно, в джинсах и белой блузке, ее глаза лучились от счастья; рядом с ней стоял Беннет Джеймс, сногсшибательно красивый, в синей рубашке, темно-синем пиджаке, безупречно выглаженных брюках и мягких кожаных полуботинках.
Беннет приятно улыбался, похвалил прелестных собачек, скакавших возле него. Все прошли в серебристо-белую гостиную, утопавшую в цветах. Беннет с порога воскликнул: «Как красиво!» — и отметил, что занавески приятно смягчают солнечный свет.
— Как на полотнах Матисса, — заметил он.
Морис разлил по бокалам шампанское, Жанна внесла поднос с легкой закуской. Преш представила Беннету старых слуг, тот с улыбкой заметил, что очень рад познакомиться с людьми, которые знают Преш так давно, наверняка они помнят много поучительных историй о ее детстве. Все дружно рассмеялись. Гризельда присела на белую оттоманку, взяв на руки Шнупи, а Мими устроилась напротив, и к ней на колени сразу запрыгнула Лала.
— Присаживайтесь рядом со мной, Беннет, и расскажите нам о себе, — проговорила Гризельда.
— Думаю, мне почти нечего добавить к тому, что, несомненно, уже успела рассказать вам Преш.
— На самом деле мы ничего о вас не знаем, за исключением того, что вы живете в Шанхае.
— Верно. И это чертовски далеко от Парижа!
— И чем вы там занимаетесь?
Жанна поднесла Беннету блюдо с закусками, и он взял кусочек пирога с начинкой из овечьего сыра и черных маслин.
— Я владелец компании «Джеймс экспорт». Моя фирма занимается производством сборной мебели и поставляет компоненты в США. В Северной Каролине находится головное предприятие, где собирают мебель.
— Неужели это так выгодно? — с невинным видом спросила Мими, в то же время пытаясь раскусить Беннета, понять, что он за птица.
— Разумеется, выгодно, — улыбаясь, ответил Беннет.
— Не волнуйтесь, я знаю о нем все, что следует знать, — поддержала его Преш, отпивая глоток шампанского.
— Да мы и не волнуемся, — ответила Мими. — А как вам наша девочка, Беннет? Мне было бы любопытно это узнать.
— Думаю, она прелестна. Вы меня видите здесь именно потому, что и я хотел бы по праву называть ее своей девочкой. Я приехал, тетя Гризельда и Мими, чтобы вы дали согласие на наш брак.
— Боже мой! — Гризельда не ожидала, что события примут такой стремительный оборот, и вопросительно взглянула на Преш. — Но согласна ли Преш?
— Конечно, согласна! — воскликнула Преш и продемонстрировала всем сверкающее обручальное кольцо. — Однако Беннет все же решил спросить у вас разрешения.
Гризельда и Мими вскочили с диванов, чтобы получше разглядеть обручальное кольцо, собачки истошно залаяли. Изучив кольцо, пожилые дамы многозначительно переглянулись: оно было не слишком броское и вместе с тем явно дорогое, и то и другое свидетельствовало о хорошем вкусе. Им понравилась старомодная манера просить у родственников невесты ее руки; жених был хорош во всех отношениях, подходил по возрасту, был красив, тактичен и, по всей видимости, достаточно состоятелен.
— Ну что ж, если вы любите друг друга, то лучшей партии невозможно и представить, — заключила Гризельда.
Беннет тут же подошел к ней и расцеловал в обе щеки, затем он расцеловал Мими и, наконец, Преш.
Позже во время обеда Гризельда задумчиво заметила:
— Где бы вы хотели сыграть свадьбу, здесь или в Париже?
— Ни там ни тут, — ответила Преш, поглаживая собачку, которая лежала у нее на коленях под скатертью, надеясь, что и ей перепадет со стола что-нибудь вкусненькое. — Я хочу, чтобы венчание состоялось в Венеции, в церкви Санта-Мария делла Салюте. Вы знаете, с ней у меня связаны особые воспоминания. Кроме того, мы хотим пожениться как можно скорее.
— Но ведь необходимо сделать ряд приготовлений — платье, цветы, приглашения… — сказала Гризельда озабоченно.
— Мы хотели бы пожениться в следующем месяце, — решительно сказала Преш. — Мы во всем полагаемся на вас, дорогая тетя.
— Где вы будете жить? Надеюсь, не в Шанхае? — спросила Мими.
— Жить будем в Париже, а Беннету пока придется по делам летать в Шанхай.
— Это очень неудобно, — заметила Гризельда.
— Не волнуйтесь, — поспешил успокоить тетушек Беннет. — Я не собираюсь оставлять Преш надолго, чтобы она не чувствовала себя одинокой.
— Правда, чудесно? — воскликнула Преш и от избытка чувств чмокнула собачку в крошечный черный носик.
Времени оставалось мало, и Гризельда сразу же взялась за дело. Сначала она, используя все свои связи и знакомства в Венеции, добилась разрешения на венчание в церкви Санта-Мария делла Салюте. Затем позвонила в отель «Киприани», в котором всегда останавливалась, когда приезжала в Венецию, и попросила все подготовить для свадебного банкета.
Она также договорилась о том, чтобы снять на несколько дней палаццо Рендино, возведенное еще в XIV веке, — там будут жить молодожены. Кроме того, у нее по телефону завязалось настоящее сражение с Преш по поводу свадебного платья. Преш упрямилась и ни за что не хотела надевать белый наряд. Гризельде пришлось даже слетать в Париж, чтобы переубедить строптивую племянницу.
Оставалось только позаботиться о цветах. В тот день Гризельда решила съездить в Ниццу на цветочный рынок. Она собиралась встретиться с продавцом, который поставлял ей цветы уже много лет и вкусу которого она доверяла. По телефону она попросила его заказать редкие махровые розы и хотела пригласить его в Венецию, чтобы он лично составил букеты и украсил цветами банкетный зал.
За три недели до свадьбы нужно было сделать так много, что Гризельда была как на иголках, словно не Преш, а она сама собирается выйти замуж.
Утро выдалось ясное, на небе ни облачка, что не редкость в конце октября на юге Франции. Сейчас машин было меньше, чем в летние месяцы, и можно было вдоволь полюбоваться лазурным морем, что раскинулось вдали до самого горизонта. Извилистая дорога шла вдоль крутого горного склона, но Гризельда столько раз проезжала здесь, что не испытывала страха, хотя малейшая оплошность могла обернуться трагедией — машина свалилась бы в зиявшую слева пропасть.
Она вела свой серебристый «бентли», спокойно глядя по сторонам и обдумывая, не упустила ли она чего-нибудь в горячке свадебных приготовлений. Теперь дорога пошла резкими зигзагами. Вокруг все было спокойно. Навстречу ей проехали всего две машины. Взглянув в зеркало заднего вида, Гризельда заметила нагонявший ее белый грузовик. Она нахмурилась: грузовик ехал слишком быстро — и дала ряд предостерегающих гудков. Однако водитель грузовика не обратил на ее сигнал никакого внимания. Гризельда прибавила газу, надеясь оторваться, но грузовик не отставал, а, напротив, настигал ее.
Гризельда сигналила почти не переставая. Белая кабина нависала над ней, причем так близко, что, если бы не матовые стекла, она легко разглядела бы лицо водителя. Внезапно ее охватил страх. Водитель грузовика явно хотел столкнуть ее с дороги…
Грузовик с силой ударил в бампер «бентли». Водитель, наверное, сошел с ума… Боже, что происходит? Неужели сейчас она погибнет? Нет, она не хочет умирать. Она не может пропустить свадьбу Преш. Она вспомнила, что где-то рядом в скале есть выемка для аварийной стоянки автомобилей, прямо за следующим поворотом…
Молясь, чтобы навстречу не выскочила машина, Гризельда резко развернула «бентли» к скале и затормозила. Машина с визгом заскользила в сторону от пропасти, ударилась о скалу. Сработала подушка безопасности, прижимая Гризельду к сиденью. Она завопила от пережитого ужаса, однако осталась в живых. Грузовик с водителем-маньяком промчался мимо.
Ее била нервная дрожь. Из-под капота «бентли» вырывались струйки пара. В любой миг могло вспыхнуть пламя. К ее удивлению, дверца легко открылась, и она выбралась на шоссе, ругая на чем свет стоит сумасшедшего водителя грузовика, который погубил ее «бентли» и едва не погубил ее саму.