Ватага снова собралась у костра и продолжила обед.
Держа в руках плошку с бульоном из аминореллы, Атаман продолжил лекцию:
— Цветок милостивого дьявола творит чудеса. Он превращает глину в камень, который уже не раскисает от воды. Видишь., это вылеплено из глины и потом закалено в сердцевине цветка. А еще он делает зеленку юраздо вкуснее. Особенно приятно, если она не совсем остыла. Бери, поешь.
Улье взял чашку и отпил глоток.
— Цветок погибает не только от голода, — добавил Рябой. — Его убивает знаешь что? Обыкновенная вода. За ним надо хорошенько присматривать и ухаживать. Да, вот еще что: к нему нельзя прикасаться. А то будут язвы, такие, как от Черной Смерти. Понял?
Улье кивнул, допивая бульон.
— Правда, вкусно? — спросил Атаман.
— Еще как…
— Небось ежели ничего такого не едал, так горячая еленка покажется не хуже простокваши! — не без умысла ввернул Культяпа.
Расценив его намек как шутку, ватага дружно прыснула от хохота.
— Это уж точно! И никакой простокваши не надо! — гоготали урки.
И тут раздался несусветный вопль:
— А?! Что?! Где?! — Из темного угла пещеры к костру метнулся седой старик в изодранной донельзя бахе. — Где простокваша?!
Ватага расхохоталась еще пуще.
— Эге, мигом проснулся, — добродушно пробурчал Атаман. — Успокойся, они шутят. Нет никакой простокваши. Посмотри, вот наш новый брат, его зовут Ул. Гляди и ты, Ул, гляди во все глаза. Такого ты еще не видел и нигде больше не увидишь.
Глаза старика дико блуждали, он тяжело дышал и никак не мог опомниться от возбуждения.
— Смотри, — повторил Атаман. — Так выглядит человек, который очень долго жил. Он утверждает, что раньше его кожа была, как у всех, гладкой, а волосы темными. Кто его знает, может, оно и вправду так.
— Я никогда не вру, — обиделся старик. — Волосы у меня действительно побелели. Вас никого еще нц свете не было, когда они начали белеть. А ты, значит новенький?
— Он герой, — объяснил Рябой. — Он победил штемпа и отнял у него оружие.
— Тц-тц, — восхитился старик. — Герой героем, а ты мне вот что скажи. Ты ел когда-нибудь простоквашу?
— Нет.
— Никогда-никогда?
— Эй, а откуда тебе известно, что такое простоква ша? — поинтересовался Культяпа у Ульса.
— Я и не говорю, что знаю про нее. Я сказал, что не ел ничего такого. Разве я мог есть то, о чем не имею ни малейшего понятия?
— Ее едят только в Башне, — пояснил Атаман. — На ферме есть животные, которые дают молоко. Из него получают такую густую белую жидкость и отвозят в Башню. Это она и есть. Говорят, вкус у нее необыкновенный.
— Да-да! — напыжившись, подтвердил старик. — У нее такой вкус, что никакими словами не опишешь. Куда там ваша зеленка, хотя бы даже и горячая. Я ел простоквашу. Да. Ел!
— Ишь заливает, — послышались реплики вполголоса. — Слышь, ты, Ул, не верь ему. Мало ли что он мелет. У него ум за разум зашел,
— Нет! Я ее ел! Ел! Правда ел! Клянусь садами милостивого дьявола!
Деланные смешки и ропот послышались со всех сторон. Похоже, сцена разыгрывалась не в первый раз и уже доставляла ватаге немало приятных минут.
— Он, конечно, сумасшедший, — шепнул Ульсу Атаман. — Но не совсем. Он умеет считать до трех. И меня этому научил. Так что не все мозги у него набекрень… Где ж ты ее ел, простоквашу эту? — спросил он вслух.
— В Башне, где же еще! Я раньше жил в Башне! Им туда привозят с фермы простоквашу! Там она всегда есть! И я ее ел! Клянусь вам!
— Эй, Простокваша! — взвизгнул кто-то от предвкушаемого удовольствия. — А расскажи-ка нам, как ты мертвецов резал.
— Да-да, — подхватил Атаман, — расскажи всем, что ты делал в Башне. Будь добр.
— Вы опять насмехаться будете.
— Нет, не будем!
— Расскажи, Простокваша!
— Кто будет насмехаться, тому я все ребра пересчитаю! — пообещал Рябой.
— Ладно. Коли так, расскажу. Старик хихикнул и, наставив узловатый палец в Атамана, стал чертить им по воздуху.
— Хи-хи, я резал мертвецов. Вот так, так и еще вот так. Я их резал на кусочки, много-много разных кусочков, и складывал во кучкам. А потом их забирали, чтобы разглядывать.
— Кому ж это и зачем надо разглядывать дохлое мясо? — спросил Культяпа.
— Много ты понимаешь, — пренебрежительно парировал сумасшедший. — У тех, в Башне, есть такая палка, и внутри ее — затвердевшая вода. Сквозь нее рассматривают резаное мясо.
В упоении ватага залилась долго сдерживаемым смехом:
— Это ж придумать надо! Твердая вода!
— Ага, — нимало не смутившись, подтвердил Простокваша. — Твердая и гладкая. Не выливается. Сквозь нее можно видеть. Один раз я попросил, и мне тоже дали посмотреть. Но я ничего не понял. Оно как и не мясо вовсе.
— Ладно, оставим эту тему, — сказал Атаман. — Дальше. Зачем же те, в Башне, заставляли тебя ковыряться в трупах? Чего они ищут?
— Они сравнивают детское мясо с мясом взрослых. Чтобы найти секрет, как жить вечно. Они бы рады были и меня разрезать, чтобы сравнить мое мясо с детским, да я вовремя убежал.
Агеронтон, понял Улье. Агеронтон! Те, в Башне, ищут чудесную сыворотку. Они знают о ее существовании. Невероятно. Исследуют, препарируют трупы. Чудовищная наивность. С тем же успехом можно пытаться получить золото из свинца. Вот так расклад.
Разведчик вдруг подумал о том, что он выглядит едва ли не самым молодым в ватаге. А на деле он прожил в несколько раз больше, чем любой из них. Дети. Какие же они дети. Подумать только. Они же так малы и неразумны… Что они могут познать и обдумать за свой мотыльковый век?.. Почему-то до сих пор это никогда не приходило ему в голову.
— Да неужто в самом деле можно жить вечно? — подзудил Атаман старика. — Брось ты, Простокваша. Быть того не может.
— Они говорят, может. Они говорят, на звездах живут люди. И те, дескать, владеют секретом, как никогда не умирать. Есть такое снадобье, — моргая, неуверенно объяснил Простокваша.
— Сказки! — зевнув, объявил Рябой.
— А оно неплохо бы — жить вечно. Правда? — обратился к присутствующим Атаман, как будто впервые слышал то, что сказал Простокваша.
— Еще чего, — пробурчал Культяпа, видимо подавая давно отточенную и не раз повторявшуюся реплику. — На кой ляд мне вечно спать на охапке сена и жрать одну зеленку? Я уж лучше как-нибудь так, до нормальной смерти доживу.
— Правильно, — согласился Атаман, и его глаза недобро сузились. — Это им, Хранителям, охота вечно жить. У них житуха послаще нашей.
— Простокваша, разве это все? Давай дальше!
— А еще они говорят, что люди могут летать, — продолжал Простокваша торопливо, боясь, что его опять прервут. — Только для этого надо много-много Черной Смерти. Столько, сколько лохам ни в жизнь не собрать. И тогда Башня может полететь, как птица, на любую звезду и завладеть секретом вечной жизни.
— Совсем заврался!
— Эк загибает! Прямо уши вянут… Безумец обиделся. Он пригнулся, оскалился и обвел насмешников вытаращенными глазами.
— Ах так! — прошипел он. — Погодите. Я вас всех разрежу на куски. Будете знать, как издеваться. Всех разрежу, до единого. Вот только засните. Зарежу!
И, провожаемый исступленным смехом ватаги, старик скользнул во тьму, из которой явился.
— Ну, что я тебе говорил? — спросил разведчика Рябой. — Говорил ведь, что увидишь чудеса. На всей равнине не сыщется человека, который прожил столько, сколько Простокваша.
— Несчастный, — тихо промолвил Улье.
— Да. Он там, в Башне, свихнулся. Но, знаешь ли, по-моему, он не лжет, — сказал Атаман, и в его голосе послышался оттенок, с каким говорят о чем-то восхитительном и таинственном. — Он действительно ел простоквашу.
После обеда Рябой уложил Ульса на свою подстилку, а сам сел в изножье.
— Озноб чувствуешь? — спросил он.
— Да. Все тело как ледяное. А нога горит.
— Э-э, плохо дело, брат. Сейчас самая лихорадка и начнется.
Разведчик лежал, глядя, как по своду пещеры бродят смутные красные блики от костра. Он переставал чувствовать свое тело, ему начинало казаться, что им владеет состояние невесомости, и, если бы не горячий и тяжкий груз укушенной ноги, он взмыл бы под каменный потолок, будто наполненный гелием баллон метеозонда. Временами наваливался ледяной озноб, стеснялось дыхание. На лбу проступала клейкая испарина, и Рябой промокал ее уголком бахи.
Потом он начал забывать, где лежит, что с ним, почему перед глазами пляшут красные змейки, и бред стал чередоваться с явью все чаще, пока Улье не забыл окончательно, что лежит в пещере на запретной планете К-103. Ему привиделось, будто он находится в гостиничном номере, который покинул меньше чем кора бельные сутки тому назад, и о чем-то ожесточенно препирается с Ивзом.
— Лежи-лежи, брат. Авось выкарабкаешься, — отвечал на все доводы командир сиповатым басом Рябого.
Но Улье не желал слушаться, он порывался вскочить и побежать скорее туда, где капитан Мэг с заиндевелым мертвым лицом беспомощно барахтался в паутине. Он видел эту багровую паутину, сплетенную изэ колючих металлических тросов, и зыбкую, словно блики солнца на каменистом дне. Она застилала весь овал Галактики, охватывая и космопорты, и карантинные планеты, и голубые кущи жилых планет. Улье карабкался по одной из паутинок, чтобы помочь капитану Мэгу выбраться из страшных пут, но, когда наконец он добрался до цели и протянул руку, увидел, что это вовсе не Мэг, а Хиск. Ширакеш захохотал, прицелился из инъектора на три пальца правее и ниже левого соска. Тонкая и упругая, как спица, струя наркотика хлестнула, пронзая Ульса насквозь, и он с тоской подумал, что, если бы не укушенная желтой пиявкой нога, он элементарным финтом ушел бы от выстрела. Пальцы его выпустили трос, и он упал в звездную бездну, где кружились и настырно сигналили испорченные. пискуны. Его крику вторил торжествующий рев оронгов, размахивающих заступами. Внизу, в дальномерной сетке рефрактора, показалась накрытая бревенчатым колпаком громада Башни, сквозь которую зловеще просвечивала изъеденная метеоритной пылью обшивка звездолета. В прозрачной носовой рубке корабля сходились в одну точку нити охватившей Галактику паутины, и в этой точке сидел, перебирая мохнатыми лапами и все стягивая и стягивая свою ловчую сеть, толстый паук с литерой Z на спине и человеческой головой. Паук поднял лицо, и разведчик узнал ргарика. Улье зарыдал, протягивая к нему руки и все ще веря, что произошло глупейшее совпадение, недоразумение, ошибка, что сейчас все разъяснится к лучшему, но главный диспетчер взревел и, ухватив суковатую дубину, обрушил ее на темя Ульса. Дальше разведчик уже ничего не чувствовал, не помнил, не знал.
Глава 6 ЧТО ТАКОЕ ЧЕРНАЯ СМЕРТЬ
Eго коснулось что-то горькое, такое горькое, что он весь передернулся и слабо застонал.
— Он оживает, Культяпа, — сказали над ним.
— Похоже.
— Да, нет сомнения, он будет жить. Милосердный дьявол простер свою длань и спас его. Теперь ты, надеюсь, уверовал?
— Сдается мне, что ему помог не дьявол, а Рябой.
— Не кощунствуй.
— И все же дьявол здесь ни при чем.
— Неужели ты полагал, что владыка мира сам поднимется в наше логово, дабы уврачевать Посланца своего? Нет. Он сотворил чудо руками Рябого. Он ниспослал на Рябого благодать свою, и тот исцелил Посланца.
— Бедняга Рябой. Дорого встала ему благодать.
— Ты неисправим, Культяпа.
— А ты чересчур легковерен. Теперь смотри в оба, Атаман.
Голоса удалились, и снова наступило черное сплошное забытье.
…Улье возвращался к яви медленно, словно чувствa одно за другим выплывали из мрака И присоединялись к его телу. Он как бы заново вспоминал, что такое осязать спиной подстилку, слышать, видеть. Разлепив веки, он увидел склоненное над ним рыжебородое лицо. Не сразу на память пришло имя: Атаман. Но, возникнув, оно замкнуло некий недостававший контакт и прошедшее явилось разом. Башня. Ватага. Рябой. Пещера.
Он попробовал подняться и не смог.
— Лежи, лежи, — успокоил его Атаман. — Ты еще очень слаб.
— Где Рябой? — спросил Улье.
— Его больше нет. Ушел и не вернулся. Полагаю, что навсегда.
— Как так? — прошептал разведчик.
— Рябой отыскал среди урок человека, который выжил после укуса желтой пиявки. Тот посоветовал лекарство, — Атаман поднес к глазам Ульса мясистый колючий листок. — Вот. Этот куст растет только на ферме. Сок его листьев исцеляет укушенных пиявкой. Рябой ночью пробрался на ферму и нарвал листьев столько, сколько смог унести в подоле бахи. Но ему показалось мало. На следующую ночь он пошел туда опять. Никто из нас не смог удержать его. С тех пор oн пропал. Очевидно, штемпы заметили обломанныx куст и усилили охрану.
— Когда это было?
— Позапрошлой ночью.
— Значит, я болел долго?
— Три и еще два дня.
Улье закрыл глаза.
Рябой погиб. Он отдал жизнь за своего названого брата. Как будто смерть нарочно косит самые чистые души. Сначала ийянин Мэг. Потом колонист Рябой. Разведчик скрипнул зубами.
— Все мы скорбим о Рябом, — сказал Атаман.
— Он со мной побратался. Пожал руку.
— Мы все братья. Наступило молчание.
— Ты хочешь есть?
— Хочу, — ответил больной.
Атаман ушел и вернулся, неся теплую плошку вареной аминореллы. Он приподнял голову Ульса и напоил его бульоном. Скосив глаза на сидевшую у костра ватагу, разведчик заметил, что за ним следят с любопытством, но без удивления. Словно Атамана в роли сиделки все воспринимали как должное.
— Как ты себя чувствуешь?
Улье дотянулся до колена и помял его пальцами. Опухоль еще держалась, но стала безболезненной. Нога сгибалась плохо, с трудом.
— Боли нет. Вялость только.
— Это ничего. Главное, выжил. Тебе разговаривать не трудно?
— Ничуть.
Атаман отнес плошку к костру.
— Культяпа, — обратился он к своему неизменному советнику. — Ватаге пора идти. Я останусь тут. Будешь за старшего. Братья, слушайтесь Культяпу, как меня.
— Хорошо, — ответила вразнобой ватага. Урки встали и один за другим исчезли в расселине.
Атаман проводил их взглядом и вернулся к лежащему разведчику.
— Поговорим, Ул.
— Поговорим, Атаман.
— В тот день, когда ты появился среди нас, штемпы устроили на пляже облаву. Кого искали, не ведаю. Никто не припомнит такого, чтобы они напали на пляж. Значит, причина серьезная.
Атаман замолчал, испытующе глядя в глаза разведчика. Не дождавшись ответа, он продолжил:
— Но это еще не все. После того как мы скрылись от облавы, штемпы разогнали всех лохов. И тогда те, в Башне, ударили своей смертоносной радугой по плотине. Вся вода ушла, остался лишь ручей на самом дне ложа. Штемпы никого и близко не подпускали, людское любопытство разве удержишь. Разнесся cлyx, что в пересохшей реке обнаружилась огромная раковина, высотой с человека, а в длину и того больше. Я решил понаблюдать за ней с холма. И вот что мне удалось рассмотреть.
Снова Атаман сделал паузу. Разведчик смотрел его пронизывающие глаза по-прежнему спокойнo будто и не переживал сейчас первый провал за бесчисленные рейды, и притом самый тяжкий, самый опасный провал, какой только можно вообразить.
— Эта раковина круглая и вверху прозрачна, а нижняя половина блестит, как оружие штемпов. На боку яркая полоса. Из нее торчат два длинных уса, как у жука, ими она цепляется за дно. Внутри раковина пустая, и там может поместиться человек, даже не один. А главное — она лежит напротив валуна, у которого тебя укусила пиявка, чуть выше по течению. Теперь ответь, не знаешь ли ты, что это за раковина?
Как бы случайно на расстоянии вытянутой руки от Атамана лежал увесистый булыжник.
— Отвечай.
— Штемпы тут ни при чем, Атаман. Ты же сам догадался, что они кого-то искали. Значит, раковина принадлежит не Башне, иначе с какой стати было разламывать плотину и выставлять охрану?
— Да, раковину день и ночь сторожит самый большой отряд штемпов из всех, что я видывал. Но ты не дал прямого ответа на мой вопрос.
— Твоя догадка верна, Атаман. Да, я вышел из этой раковины.
На лице вожака изобразилась ожесточенная внутренняя борьба. Он и хотел задать очередной вопрос, и сам побаивался того, что может услышать в ответ.
— Вся равнина только и судачит об этой необычайной раковине, — начал он. — Нашлись толкователи и прорицатели. Они утверждают, что раковина брошена в реку самим милостивым дьяволом. Они приводят в показательство уйму самых туманных фраз из нашего Святого Предания. Умы пришли в брожение. Никто не знает, чему верить и чего ждать. Скажи мне, человек из паковины, кто ты? Откуда ты? Зачем ты? И неужто вправду я, недостойный, сподобился…