– Невыня-а-сима со своим выпендрежем! И во время борьбы она выступала. Какие мы чувствительные! Что, больше всех надо?
– Может, она просто не голодна?
– Ах, бросьте! – (Повелительная интонация Сильвии вкупе почти со всем, что она сегодня говорила и делала, вызывали сильное подозрение, что она – дочь лорда, не иначе.) – Если вправду сыта, закажи себе полную тарелку и сиди, хоть ни к чему не притрагивайся. Вот как надо, понятно? – Сильвия подалась вперед наискосок через стол и прошипела Пенни: – Что, купилась, Белоснежка? Душа в пятки ушла? Ладно! Погоди, то ли еще будет!
Не поднимая глаз, Пенни снова замотала головой. Я придвинулся к Сильвии:
– Ну почему вы такая базарная стерва?
– Я думаю, потому же, почему вы – пьяненький рыжий очкарик, который в жизни не позволит себе залпом глотнуть огненный ром, и еще вы импотент, и любитель говенных симфоний и фуг, и, ах, первая вариация предваряет тему, и принесите приличный бокал британского пива, и к черту все это, Каррадерс, куда катится современная молодежь, и попрошайка, и баба старая, и неудачник, и прихлебатель, и мелкий воришка, и затравленный, и показушник, и быстренько каждое утро мочалкой потертый, и как можно, Рой, тратить себя на такую шлюху, подумайте о своей жене, Рой, дружище, дружище, и хорошо, я пойду, только не могу сказать, что я одобряю, и мерзкий мертвяк. Попрошу из перечисленного выше вычеркнуть несоответствующее. Если таковое имеется.
Все это было выпалено как из пулемета и без малейшей тени внимания к объекту. Верхняя губа вытянулась в тоненькую, еле заметную ниточку, замерев в таком виде, пока Сильвия молча смотрела на меня. Я был в высшей степени потрясен широтой ее словарного запаса, а также общего кругозора. Скорее всего, большую часть ее речи Рой не расслышал, однако уловил тон, выражение лица и тому подобное.
– Пенни, – сказал он укоризненно, – фу ты, черт,
Через двадцать минут, когда я сидел у себя в гостиной и слушал, прикрутив звук потише, пластинку с концертом Вебера для фагота с оркестром, вошла Пенни в моей старой вельветовой пижамной куртке (лучшее, что я смог придумать в качестве замены купального халата), неся поднос, на котором было наставлено гораздо больше, чем заслуживал чай для двоих.
– Разве тебе недостаточно вчерашнего шума?
– Потому я и поставил эту музыку. Ты не против?
– Так ведь уже поставил! Надеюсь, я приготовила достаточно, нашла сардины и еще какой-то ерунды и сотворила бутерброд. Там в клубе у меня кусок в горло не лез. Сам понимаешь, рядом с этой… Тебе бутерброд сделать?
– Нет, спасибо. Просто чай.
– Раньше он водил меня на концерты, а потом проигрывал частями на пластинках и все учил, учил, прямо хоть из дому беги. Теперь он это проделывает со своими птичками. А может, всегда проделывал. Мне ее даже жаль. В какой-то степени. «Слышишь эти тромбоны, правда грандиозно? Слышишь, как он повторяет первую тему из первой части? Слышишь, какой виртуозный фортепьянный пассаж? Слышишь, он переходит на шесть восьмых?» Хоть бы заткнулся!
Подав мне чай, Пенни уселась на кушетке, положив рядышком поднос, и принялась есть; тихонько есть, отметил я. Я вытянул журнал «Музыка, вперед!» и сделал вид, что читаю, так что если ей захотелось бы послушать Вебера, она могла не бояться, что я ее засеку. Я бы сказал, что мне было симпатично желание Роя растолковывать своим девочкам насчет тромбонов. Было что-то комичное, но и не лишенное благородства в том, что он по-прежнему старался разделить с кем-то или внушить кому-то любовь к искусству, что до сих пор он не пришел к печальному заключению, что слушать музыку можно не иначе как в одиночку. И тут в начале самой середины медленной части концерта я заметил, что Пенни прервала на полпути свое тихое жевание бутерброда. Боковым зрением через стекла очков я увидел, как она замерла на кушетке с недожеванным бутербродом в руке. Что-то сперва принятое мной за слезу, но оказавшееся капелькой мармелада, упало на вельветовый борт куртки. Фагот вернулся к изначальной теме, и жевание возобновилось. Ничто так не передается по наследству, как музыкальность; мне показалось, что наверняка, если бы Рой, и мать Пенни, и сама Пенни, и все мы родились бы лет на двадцать раньше, Пенни вполне могла бы быть где-то среди первых скрипок в каком-нибудь известном оркестре, а то и солисткой струнного квартета. Да что там, даже сидеть в задних рядах вторых скрипок в каком-нибудь мрачном провинциальном городишке и то было бы для нее достойней перспективы, какую сулили бы ей через двадцатилетие ее нынешние помыслы. Подобные мысли привели меня в смятение.
Пластинка кончилась. Было десять минут третьего. Мои веки уподобились обветшавшим парусам, но Пенни все сидела на кушетке, уставившись в пол. Я решил рискнуть:
– И все-таки странноватый получился вечер!
– Пошлый абсурд!
– Почему ты согласилась?
– А ты почему? Мне дома не хотелось оставаться. Мне хотелось поговорить. Попытаться что-то объяснить. Не получилось, но я так хотела.
– Объясни мне сейчас.
– Ты не поймешь. Не могу. Не смогу.
– Почему бы тебе не отправиться к матери, не пожить у нее?
Пенни закурила.
– Я с ней порвала отношения. Думала, развод – ее вина. Теперь-то я понимаю, что его, но тогда я не знала. Да и сейчас ее муж не захочет, чтоб я жила у них в доме. Он у нее агент по продаже недвижимости.
– Почему бы тебе не сбежать куда-нибудь с Гилбертом?
– Нет уж, спасибо! Он будет меня постоянно раздражать. Достаточно неудобно, когда кто-то постоянно рядом. Кроме того, я буду беспокоиться, как тут без меня.
– О чем беспокоиться?
– Скажем, известно ли тебе, что он поговаривает, чтоб совсем уйти к этой слизнячке?
– О боже! Нет! – Я испугался так, как если бы узнал, что мне в тарелку подсыпали яду. В голове складывались и рассыпались какие-то вопросы. – У него не все дома! – наконец выпалил я. – Китти знает?
– Я ее не видала. На днях он обронил это вскользь. Но он проговорится, он всегда проговаривается, и тогда начнется такое! А если разразится полный скандал, он, я думаю, уедет.
– Мне кажется, тогда и тебе в самый раз куда-нибудь уехать. Или даже раньше. Куда угодно. Хоть за границу. Вовремя исчезнуть. Это же безумие, оставаться в доме, где Китти зудит с утра до вечера!
– Она везде меня найдет. А как же Эшли, Крис? Да и