— Недостаток искушённости.
— Тогда просветите меня, Мадам Софистика. Что же такое порочность?
— Вы прекрасно знаете и без меня. Кроме того, я думала, вы сочтёте унизительным, если девчонка двадцати одного года от роду вдруг возьмётся обучать вас пороку.
— Беспутству — может быть. Но я отказываюсь продолжать беседу, если вы не скажете. Ну давайте же, — увещевал он, — поведайте мне кровожадную, порочную мысль.
Кэтрин сердито посмотрела на туфельку.
— Мне хотелось придушить отца, — пробормотала она.
— Бог мой! Отцеубийство! Ох, какое облегчение, — с ухмылкой признался Макс. — Я уж думал, что один такой. Однако у вас, наверное, было больше на то причин. Мой отец, по крайней мере, никогда не пытался заставить сына жениться на ком-то, кто вдвое старше его, да к тому же моется нечасто. Должен признать, этот Броуди — просто омерзительная скотина. Удивляюсь, почему вы не сбежали в тот же день, как получили «радостную» весть.
— Надо было, — мрачно согласилась она, — только я понятия не имела, куда пойти, и нужно было время, чтобы об этом поразмыслить. И ведь, казалось, я всё так тщательно продумала.
Макс взирал на неё с восхищением, растущим по мере того, как Кэтрин, подбадриваемая им, продолжала описывать свои старательные приготовления — сшитую собственными руками одежду гувернантки, разработанный маршрут, который должен был привести её незамеченной на постоялый двор, и утомительное пешее путешествие по полям и нехоженым дальним тропам.
Виконт задумался: будь он на её месте, с этаким-то воспитанием, нашёл бы в себе смелость взяться за столь сложное и рискованное предприятие? Что сказать, Луиза убежала с горничной на буксире, в отцовской карете, да и проехала-то всего несколько миль. А вот у этой молодой женщины не имелось любящих родственниц, что могли бы её укрыть, а только лишь строгая гувернантка, с которой сталось бы отослать девушку назад, прямиком к отцу.
— Никогда раньше не задумывался, насколько женщины благородных кровей скованы светскими условностями, — признался Макс. — А ведь вам на самом деле шагу нельзя ступить без компаньонки, верно? Я могу покатать вас по парку и угостить у Гюнтера мороженым… и в общем-то на этом всё. Проклятье, будь я женщиной, мне бы хотелось придушить
Он чувствовал себя дураком. Что, бога ради, на него нашло, раз он решился поцеловать… И кого? Мисс Пеллистон!
В ореховых глазах всё ещё плескалось смятение, хотя голос зазвучал спокойнее:
— Милорд, порой бывает так, что честность предпочтительнее такта. Я уже было начала считать вас другом. И посему надеюсь, что вы будете со мной предельно честны. Разве я… разве я сделала или сказала что-то, чем… поощрила вас?
— Нет, разумеется, нет. Уверяю вас, это всецело моя вина, — несколько уязвлено ответил виконт.
Лицо её просветлело.
— Что ж, тогда всё в порядке.
Сбитый с толку, он ляпнул, не подумав:
— Разве? Хотите сказать, что не станете возражать, если я сделаю это ещё раз?
Но он вовсе не собирался ещё раз целовать её, о чём не преминул себе напомнить.
— О, разумеется, я должна возразить.
—
* * *
— Вот видишь, — проговорила Линнет. — Я же говорила, это он. Однако собеседник, казалось, не слушал. Он был сердит. Может, лорда Броуди и не заботило, где он развлекается, но он предпочитал держать вышеупомянутые развлечения подальше от глаз досточтимой публики… до тех пор пока эта женщина подле него не стала вдруг пользоваться большим спросом среди благородных джентльменов, один из которых вполне мог в конце концов обойти соперников.
И все же, каким бы успехом ни пользовалась Линнет у Бабули Грендел, едва ли она могла сравниться с сёстрами Уилсон[50]. А посему должна была знать своё место и довольствоваться тихим ожиданием возможности доставить удовольствие покровителю в скромном домике, что он снял для неё. Так нет же, ей обязательно надо подлизываться и ныть весь день напролёт, выпрашивая «глоток свежего воздуха». И где это она видала в Лондоне свежий воздух? И теперь мисс Чопорность и её высокомерный виконт увидели его в обществе обычной шлюхи.
— Я же говорила, это был он, — не унималась Линнет.
— Кто — он? — последовал сварливый вопрос.
— Тот, кто забрал новую девочку. — И продолжила живописать крайне забавную сценку, за которой без зазрения совести наблюдала с верхних ступеней лестницы. — Вот так мне и досталось это платье, — закончила она. — Я видела, как старая ведьма достала его из коробки и заставила её отдать наряд мне.
Линнет не посчитала нужным добавить, что платье она потребовала в качестве возмещения за то, что пришлось отдать такого многообещающего клиента какой-то новобранке. Линнет была возмущена до глубины души и громогласно выражала несогласие с необходимостью ублажать уродливого пьяного моряка вместо подвыпившего Адониса.
— Пятьдесят фунтов? — переспросил лорд Броуди, когда его любовница окончила рассказ. — Хочешь сказать, этот дурак заплатил полсотни фунтов за тощую деревенскую служанку?
— Ну, я-то её видала только мельком, но, по мне, в ней одна кожа да кости. В любом случае тридцать было уплачено за неё, и двадцать — за её вещи… только, как я уже сказала, всех вещичек она назад не получила. А потом тот бедняга вернулся дня два спустя — искал её. Видать, глупая девица сбежала, думая, что добьётся большего. А я тебе так скажу: у некоторых просто напрочь отсутствует здравый смысл. Говоришь, он виконт? — Линнет с сожалением покачала головой, но, видимо, печалилась она не столько уж о недалёкой простачке, отказавшейся от блестящей возможности.
Новость о том, как легко Бабуля Грендел обвела невыносимого виконта вокруг пальца, вернула лорду Броуди хорошее расположение духа. Позже, наедине с собой, он обдумает это дельце и решит, какую выгоду из него можно извлечь. Сначала Рэнда одурачила старая сводня, да потом ещё и девчонка сделала ноги. О, вот это забавная шутка, не то слово.