— Чего стоишь? — поинтересовался первый номер. — Команду слышал? Вот и копай.
— А вдруг утром дальше пойдем? Получается, зря окоп выкопаем.
— А вдруг утром немцы из минометов по нам садить начнут?
— Из минометов?
Вовин трудовой энтузиазм сразу подскочил процентов на пятьсот. Часа через три, Федоров счел глубину окопа достаточной.
— Все, шабаш. Надо хоть немного поспать.
Проснулись оба от треска пулеметной очереди. Когда, едва продрав слипающиеся глаза, пулеметчики, высунулись из отрытого ночью окопчика, один немецкий мотоцикл уже дымился в кювете. Второй, торопливо удирал обратно под прикрытие рощи, видневшейся в километре от позиций роты. Передовое охранение азартно лупило по нему из винтовок, но то ли все стрелки были косоглазые, то ли фриц везучий попался, но ему удалось благополучно избежать участи своего товарища.
— А мы чего не стреляем? — поинтересовался Вова.
— Далеко. Только патроны зря потратим.
Михал Михалыч оглядел поле предстоящего боя и сделал вывод.
— Хреновая позиция.
— Это почему? — удивился Лопухов. — Вон обзор какой! Сектора опять же.
— Сектора! Торчим тут, как прыщ на бугре. Дорогу видишь?
— Вижу.
Мощеная брусчаткой дорога с профилированными кюветами, по местным меркам, вполне тянула на автобан.
— Вот вдоль нее немцы и попрут, — пояснил первый номер, — мы как раз под их удар и попадем, а за нами только кустики чахлые, танкам не помеха.
В кустах прятались две тонкоствольные пушечки с наклонным щитом на спицованных колесах.
— Так чего делать-то?
— Чего, чего. Копать! Авось поможет.
Федоров выдернул свою лопатку, воткнутую в стенку и начал углублять окоп.
— Бруствер поправь и замаскируй, пока время есть.
Вова кивнул, вылез наружу и начал поправлять раскиданную в ночной темноте землю. Потом он аккуратно обложил вывороченный грунт ночью же срезанным, но еще не успевшим увять дерном. Из окопа вылетала все новая и новая земля. Даже работая малой пехотной лопаткой, Михал Михалыч ухитрялся давать вполне приличную производительность.
— Михалыч, может, перекусим?
— А давай. Когда еще время будет.
Лопухов спрыгнул обратно в окоп, пулеметчики достали из сидоров черные сухари и стали грызть их, запивая остатками воды из фляг. Здоровенный Федоров должен был страдать от голода сильнее, чем гораздо более тщедушный Лопухов, но по нему этого не было видно. Доесть не успели, завтрак прервали взрывы первых снарядов.
Артналет длился недолго, едва стихло, по позиции прокатилось «Приготовиться к отражению атаки!». По свистку ротного Михал Михалыч поставил на бруствер пулемет, но пока не стрелял. Вова предпочел не высовываться, поэтому не видел, как с десяток танков выбрался из рощи, нарочито не торопясь развернулись и покатились через поле. Ехали танки не торопясь, останавливались, стреляли из своих пушечек по плохо замаскированным позициям красноармейцев. Маленькие, злые снарядики, взбивали землю, но толку от них было немного.
Затявкали прятавшиеся в кустах сорокапятки. Танки, казалось, не обратили на их огонь никакого внимания, только, вроде, ползать стали быстрее. Невольно создавалось впечатление, что для такого калибра они просто неуязвимы. Но вот, раздался до дрожи в коленках знакомый свист и позиции противотанкового взвода покрылись взрывами минометных мин. Танки тут же рванулись вперед, за ними, словно из-под земли выросли цепи немецкой пехоты.
Та-та-та-та, та-та-та, та-та-та-та. Федоров бил частыми короткими очередями, перемежающимися звоном выброшенных гильз. Пулемет замолк, короткая возня.
— Держи!
Михалыч сунул в руки Вове пустой диск и тот принялся за привычное дело. Сдвинуть, вложить патрон, сдвинуть, вложить… Пулемет наверху зачастил, несколько горячих гильз скатились в окоп, значит, фрицы подошли совсем близко. Второй диск оказался в окопе еще до того, как Лопухов успел снарядить первый. Он заторопился, резко дернул петлю и очередной вместо того, чтобы лечь на положенное место перекосился, заклинив диск. Пришлось отпустить петлю и, теряя время, поправлять чертов патрон. А сверху Михалыч ударными темпами потрошил третий диск. В таком темпе скоро и ствол менять придется.
Первый диск, наконец, был набит. Вова подхватил второй, но тут земля дрогнула, и только потом до ушей долетел грохот разрыва, еще один, и еще. Плюнув на свои многострадальные уши Лопухов начал набивать второй диск, но где-то на половине, патроны в сумке закончились. Пулемет наверху замолчал.
— Откатились, — сообщил первый номер, — наша гаубичная вовремя поддержала.
— Это хорошо, — согласился Вова.
Приятно все-таки, когда тебя кто-то вовремя поддерживает.
— А ты чего сидишь? — заметил Вовино безделье Федоров. — Диски набивай, скоро опять полезут.
— Так патроны кончились, — попытался оправдаться Лопухов.
— Ну так дуй за ними на пункт боепитания! Пулей!
Прихватив противогазную сумку, Вова порысил по кустам в ротные тылы.
— Сколько тебе? — поинтересовался красноармеец, выдававший патроны.
— Три сотни, — заявил Лопухов, прикинув, что на шесть дисков хватит, даже еще останется.
— Две, — урезал его аппетиты боец, — ты не один, другим тоже надо.
Вова прикинул, что тащить две сотни патронов легче, чем три. Правда, потом придется опять за ними бежать. Но вдруг будет приказ отойти, вечер уже скоро, может, и не придется бегать. Навьючив на себя потяжелевшую сумку, Лопухов уже хотел бежать обратно, но тут ударили немецкие минометы и он решил переждать обстрел на пункте боепитания. Бегать среди взрывов мин, в его планы не входило.
Обстрел прекратился, и Вова выбрался из окопчика. Решил, что успеет добежать обратно до начала атаки, но просчитался, его заметили и несколько пуль просвистели над головой, затем пулеметная очередь взбила землю неподалеку. Лопухов упал и замер, надеясь, что немцы о нем забудут. Убедившись, что цвирканья пуль больше не слышно, рванул к цели короткими перебежками. И оставалось ему пробежать совсем немного, но тут появился немецкий танк. Ну как танк, скорее танчик. По габаритам он Вовиному «мерину» явно уступал, и по мощности мотора тоже, но был выше и, конечно, тяжелее. Но в тот момент, когда Вова его увидел, он показался ему огромным, страшным и прущим прямо на него.
Нервы не выдержали и Три Процента рванул как спринтер на стометровке, танк поехал за ним. Оглянувшись на танк, Вова споткнулся, упал и въехал лицом в бруствер чьей-то стрелковой ячейки, рядом громыхнула патронами брезентовая сумка. В этот момент сзади что-то грохнуло, лязг гусениц сменился коротким скрежетом и все стихло. Вова оглянулся, рука его легла на что-то твердое. Танк развернуло, одна из гусениц лежала в траве серой гребнистой лентой, двигатель заглох. Кто-то из красноармейцев сумел бросить связку из пяти эргэдэшек под гусеницу.
Люк на башне танка откинулся и из него начал вылезать танкист. В ушах звенело. Опустив взгляд, Вова обнаружил, что под рукой у него лежащая на бруствере чья-то винтовка. Танкист начал перевалиться через край люка. Лопухов подтянул к себе винтовку за ствол, снял штык, перевернул и защелкнул обратно. Танкист сполз по броне и упал возле гусеницы.
— А-а-а-а!!!
Вова подскочил к танкисту и, не как учили, а с размаху, как вилы в кучу навоза вогнал штык немцу в бок. Колоть чучело и вгонять штык в живого человека — две большие разницы. Немецкая плоть упруго сопротивлялась проникновению русской стали. Немец захрипел и потянулся рукой к кобуре. Лопухов потянул винтовку обратно и окровавленный штык с мерзким скрипом вышел из тела. Он ударил немца еще раз. И еще.
В этот момент над люком показалась голова второго танкиста. Вовиного роста и длины винтовки как раз хватило, чтобы его достать. Штыком в горло. Кровь ударила струей. Немец схватился рукой за рану и прихватил торчащий из горла штык. Лопухов торопливо дернул винтовку на себя, и танкист свалился обратно в танк.
— Ложись!
Прежде, чем его сбили с ног и прижали к земле, Вова успел заметить, как что-то влетело в люк вслед за немцем. Через несколько секунд негромко бухнул взрыв. Вову отпустили и он смог приподняться.
— Лопухов, ты что ли?
Вова не сразу узнал младшего сержанта Акимова.
— Ну ты зверь! Не ожидал! А чего не стрелял? Патроны кончились?
Сержант подобрал винтовку и открыл затвор. На землю вылетела стреляная гильза, но патроны в магазине еще были.
— Чего не стрелял-то?
— Мне это… Патроны мне надо…
Лопухов подобрал сумку с патронами.
— Винтовку возьми.
Вова взял и винтовку. Своего первого номера он нашел там же, где оставил, в ячейке. Очередь мелкокалиберных снарядов, выпущенная из немецкого танка, смахнула с бруствера и пулемет, и пулеметчика. Вове вдруг захотелось завыть. По-волчьи, по-собачьи. Вдруг оказалось, что не было у него здесь человека ближе. Не стало того, кто вел его по этой жизни не замечая Вовиных закидонов, разруливая критические ситуации и спасая от залетов. Теперь он здесь совсем один, без родных, друзей, да еще и в самой передней ячейке.
Кровь вокруг остатков головы Михал Михалыча запеклась черной коркой. Лопухов подумал, что не стоит оставлять его так. Он вытащил из ячейки свой сидор и, достав из чехла лопатку, обрушил на убитого бруствер. Буквально за пять минут он похоронил первого номера вместе с его покореженным оружием. Хотел было поставить хоть какой-нибудь знак, да не было ничего подходящего в округе. От поисков его отвлек отделенный.
— Лопухов! Ты, что, приказ не слышал? Отходим!
— Не слышал. Не слышал я ваш хренов приказ, — пробормотал. Вова.
Закинув на плечо сидор и подобрав свое новое оружие, он на пару секунд остановился. Бросил последний взгляд на неприметный холмик на месте их бывшего окопа и заспешил вслед за уходящим взводом. Едва рота снялась с позиций, как на них обрушился шквал артиллерийского огня. Один из гаубичных снарядов угодил прямо в место, где был окоп пулеметчиков, смешал труп Федорова с землей и превратил неглубокую могилу в дымящуюся воронку.
Глава 3
Следующие две недели слились для красноармейца Лопухова в ежедневную череду боев и отступлений. Свой первый бой Вова запомнил плохо. Силуэты немецких солдат возникли в сырой низинке, покрытой утренним туманом. Немцы вставали, перебегали, падали, исчезая в белой пелене. Патроны в магазине Вова расстрелял, торопливо дергая затвор и не успевая толком прицелиться. Впопыхах не заметил, что магазин опустел, и на очередное нажатие спускового крючка винтовка отозвалась сухим щелчком. Обойм у него не оказалось, только патроны россыпью. Прихватив сразу два, он попытался пропихнуть их в магазин, но они не хотели туда влезать. Тогда Вова постарался взять себя в руки, протолкнул в магазин сначала один, потом второй, третий, четвертый. Пятый отправился в ствол. В целике появилась фигура бегущего фрица. В туманной дымке она казались плоской, как мишень на стрельбище. Лопухов начал выравнивать мушку, но тут немец упал и исчез.
Матюгнувшись, Вова начал выцеливать следующего. На этот раз он постарался взять упреждение и когда фриц оказался в прицеле плавно потянул спусковой крючок. Выстрел задерживался Лопухов торопливо дернул спуск, бахнул выстрел. Промазал конечно, но на третьем выстреле постарался учесть предыдущие ошибки. Бах! Плоский силуэт в прицеле сломался пополам и медленно осел. Есть! Никакой жалости к убитому или тяжело раненому им человеку Лопухов не испытал, только радость от удачного выстрела. Да и далеко было. Бой воспринимался, как компьютерная игра: Вова стрелял в немцев, немцы стреляли в Вову. Только тяжелая винтовка ощутимо била в плечо, да патроны в магазине не возникали по щелчку мыши.
Однако, в отличие от игры, и даже стрельбища, мишень не просто дожидалась, когда в нее попадут, чтобы упасть. Мишень вела ответный огонь. И весьма прицельный. Поначалу Вова не обращал внимания на цвирканье пуль вокруг. Ему казалось, что все это как-то не по-настоящему. Грохот разрывов и свист осколков он уже успел узнать, а под обстрел из стрелкового оружия, по сути, попал впервые и он не показался ему страшным. Но когда пулеметная очередь взбила землю буквально в метре впереди и чуть правее… Вова понял, что пора менять позицию и попытался перекатиться вправо, но помешал вещмешок за спиной. А потом ударили минометы… Короче, спешно занятую позицию не удержали.
К счастью, с танками больше встречаться не приходилось, зато приходилось много идти и копать, а также часто бросать только что выкопанное и идти дальше. Уже на второй день отступления Вова вымотался так, что практически засыпал на ходу. На третий день исчез мат ротного вместе с самим старшим лейтенантом. На следующий день выяснилось, что, вроде, это уже не рота, а батальон, но командовал им не прежний комбат, а какой-то незнакомый капитан. С каждым днем народа становилось все меньше и меньше — выбывали по ранению и погибшими. Где-то на десятый день, Акимов стал взводным, вот только численность взвода, куда автоматически попал и Лопухов, составила всего девять человек. По ночам стало холодно, тело спасали шинели, а вот уши во время ночного сна урывками стали подмерзать.
Куцая батальонная колонна уходила на восток, расстреливаемая в спину лучами красноватого закатного солнца. Красноармейцы пересекли уже убранное поле по грунтовке, поднялись на насыпь железной дороги и уже начали спускаться вниз, минуя переезд, но тут передние притормозили. Не ожидавший задержки Лопухов, приноровившийся спать на ходу, ткнулся в спину впереди идущего, вызвав недовольный окрик. Вытянув шею, он разглядел за спинами стоящую на перекрестке, в полусотне метров от насыпи, эмку. Возле машины стояли трое. Передний был без шинели, в красивой дымчато-зеленой гимнастерке и фуражке. Звание с такого расстояния было не разглядеть, но кто попало здесь на эмках не ездит, здесь это что-то вроде представительского мерседеса, но без мигалки. Еще двое стояли в шаге позади начальства. Грудь левого была перечеркнута ни разу ранее не виденном автоматом с деревянным прикладом и круглым диском.
— На месте, стой!
Как только строй замер, Три Процента тут же впал в анабиоз и поэтому не видел, как комбат рванул с докладом к командиру, стоявшему возле машины. Потом они развернули карту на крыле эмки, комбат выслушал указания и взял под козырек. После этого, командир с сопровождающими сели в машину и укатили по дороге, ведущей на север, а комбат с озабоченным выражением на лице двинулся вдоль строя.
Очнулся Лопухов от толчка локтем под ребра, сосед, добрая душа, постарался при приближении капитана. Капитан остановился напротив Акимова, на секунду задумался и спросил.
— Сколько человек у тебя во взводе?
— Пятеро, товарищ капитан. Вместе со мной.
Комбат пробежался взглядом по лицам замерших бойцов, задержался на Лопухове. Вова натянул бодрое выражение лица, дескать «я не сплю, я бдю», хотя спать хотелось смертельно. Капитан повернулся к Акимову.
— Батальону поставлена задача: удержать станцию до завтрашнего полудня. Это единственная дорога, по которой немцы могут обойти батальон. Займешь своим взводом переезд, и до полудня немец через него пройти не должен. После полудня выдвигаешься к станции на соединение с батальоном. Ясна задача?
— У нас даже пулемета нет, товарищ капитан.
— Ты же знаешь, сержант, на весь батальон всего два ручника. Тебе ни одного выделить не могу. Так что выполняй задачу наличными силами.
— Есть! Взвод, выйти из строя!
Пять человек остались на краю дороги, пропуская хвост колонны, свернувшей направо.
— Ну что, мужики, пошли?
Пятерка взобралась обратно на насыпь и огляделась. До ближайшего леса около километра, между лесом и насыпью лежало голое поле, на котором кое-где виднелись оставшиеся скирды соломы.
— Насыпь высокая, техника через дорогу пройдет только по переезду, — высказал свое мнение взводный. — Как оборону впятером держать будем?
Все промолчали.
— Лопухов, опять спишь! Как воевать думаешь?
— Мост надо взорвать.
— Точно, — обрадовался народ, — взорвем мост, и хрен они тут вообще появятся!