— Кто это?
— Откройте. Ваш квартирант Чистяков, — ответил Ребров.
Комната для него была снята давно, но ни он, ни хозяева еще ни разу не видели друг друга в лицо.
За дверью снова притихли, потом нерешительно стали отодвигать задвижки. Дверь тихо приоткрылась. Ребров шагнул через порог: внутри дома было еще темнее, чем на дворе.
— Сюда, сюда, — прошептал кто-то невидимый в стороне.
Ребров и Шатрова ощупью пошли вслед за ним.
— Кто вы? — спросил невидимый человек.
— Я — Чистяков. А это моя жена.
— Откуда вы, господин Чистяков? В такое время? Что с вами случилось? — заговорило сразу несколько голосов.
— Свечку, свечку, — потребовал женский голос.
Через минуту Ребров и Шатрова знакомились с хозяевами.
— С последним поездом, — говорил Ребров, — проскочили до Билимбаевского завода, а оттуда — на подводе. Чуть к большевикам не попали. Ямщик отказался ехать в город и высадил нас на тракте около железнодорожного переезда. Едва доплелись.
— Зато, слава богу, кажется, завтра кончатся все наши мученья! — добавила Валя.
— Вот герои, — засуетилась хозяйка. — Никак, никак вас не ждали. Думали даже комнату сдавать…
Муж посмотрел на нее сурово, и она, поняв ошибку, любезно поправилась.
— Я сейчас вам постелю постели. Наверное, с дороги устали, — заторопилась она.
Широкая кровать даже в темноте манила своей чистотой. После тревожных волнений захотелось скорей погрузиться в сон. Хозяин все еще стоял в дверях.
— Простите, что нельзя электричество. Без вас совсем в темноте сидели — опасно: большевики заметят огонь, начнут стрелять по квартире или грабить придут. Мы с женой решили не спать всю ночь.
После его ухода Ребров закрыл на крючок дверь. Он лег полураздевшись, Валя последовала его примеру. Сон почти мгновенно овладел обоими, все вокруг провалилось куда-то и исчезло. Через несколько минут до сознания Реброва докатился отдаленный глухой удар. Он заставил себя открыть глаза и прислушаться. За первым ударом последовал второй, затем третий, четвертый, пятый, и так — до бесконечности.
— Валя, стреляют, — прошептал Ребров.
Валя поднялась, оперлась на локоть и тоже стала слушать удары артиллерийских орудий.
— Это они, Ребров, — тихо прошептала Валя. — -Наших уже нет.
— Хорошо, что наши выбрались. Спи, — сухо сказал Ребров.
Сам он лег, но уснуть не мог. «Благополучно ли только выбрались?» — думал он, вспоминая стук колес уходящего поезда.
Уже у самого города стучали невидимым гигантским молотом.
Двадцать пятого июля 1918 года рано утром вошли в Екатеринбург чехословаки. В шесть часов утра въехали с песнями казаки. К вокзалу двигались чешские эшелоны, а на северо-востоке еще трещали ружейные выстрелы. Какие-то забытые коммунары, укрывшись на старом паровозе, расстреливали последние патроны. Им некуда было отступать, и они спокойно ожидали смерти. Мальчуган лет шестнадцати сумел укрепить пулемет за паровозными колесами, и долго недоумевали чехи, откуда на них брызжет свинцовый дождь. Но скоро и эти последние выстрелы замолкли. Кончилась перестрелка и у вокзала.
Пассажирский вокзал украшен зеленью и цветами. На белых стенах здания издалека виднеется сделанная из пихтовых гирлянд надпись:
ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ, ДОРОГИЕ БРАТЬЯ!
Часовые, в новеньких австрийских шинелях, с лодочками на головах, застыли на своих местах. Чехи, видно, стараются поразить екатеринбуржцев своей выправкой. Их эшелоны стоят на железнодорожных путях, где несколько часов тому назад стоял поезд командарма. Любезные офицеры принимают бесчисленных посетителей. Вокзал с утра полон народу.
Барышни и дамы в кружевных платьях с цветами на груди щебечут и смеются. Они позабыли, что еще вчера здесь были большевики.
— Поручик! — кричит одна из них безусому юнцу. — Когда будем в Москве?
В зале буфета представители города уже чествуют банкетом «победителей», гремит духовой оркестр. А рядом с вокзалом на каменную мостовую выброшено семь трупов, — это те самые большевики, что стреляли с паровоза. Их головы разбиты пулями, кровавые впадины глаз еще источают темно-бурые слезы. Трупы брошены друг на друга. Большая толпа жмется вокруг них и рассматривает. Трупы не пугают толпу.
— Накомиссарились, будет с них! — басит лысый, похожий на церковного старосту, человек.
— Эти что! Главные-то утекли! — говорит другой в поддевке и картузе.
— А вот это пулеметчик, Тонечка, — рассказывает молодой человек в студенческой тужурке стоящей с ним рядом барышне, — совсем маленький, а дольше всех, говорят, торчал на паровозе, не желая ни за что сдаваться.
— Этот? — тычет зонтиком барышня в вытянутую ногу. — Звереныш!
По вокзальной площади вскачь несется телега. За ней бегут, спотыкаясь, два полураздетых красноармейца. Руки их привязаны к задку телеги. Один из них падает, казаки плеткой заставляют его подняться и вновь бежать за скачущей по мостовой телегой. Ребров с утра вместе с хозяином дома наблюдает с крыши вступление в Екатеринбург победителей. Хозяева не подозревают, кто такой Чистяков, и Реброву приходится радоваться вместе с ними.
— Кажется, конец? — говорит он хозяину.
— Да и то уж пора. Подумать только! Сколько времени сопротивлялась эта вшивая команда. Пойдемте пить чай, а потом на станцию. Счастливо вы приехали, простите, как ваше имя, отчество?..
— Василий Михайлович.
За чаем принесли первые экстренные телеграммы. Жирным шрифтом напечатано сообщение:
Вождь уральских большевиков Голованов захвачен казаками, при нем обнаружена огромная сумма денег, дамские кольца и нательные кресты.
— Поймали, значит. Вот ловко. Прочтите.
С трудом отделавшись от обременительной любезности хозяев, Ребров с Валей перед завтраком направились в город, чтобы разыскать родных Шатровой. Улицы Екатеринбурга наполнены празднично одетыми обывателями. Около дома инженера Ипатьева по-прежнему тесовый забор, как будто Романовы продолжают оставаться там. По-прежнему ходят часовые и отгоняют народ.
— Ищут, — сказал Ребров, и они прошли мимо.
Около Соборной площади большая толпа любопытных: арестованные красноармейцы под конвоем чехов выкапывали из братской могилы красные гробы. Это была могила красногвардейцев, павших на фронте в боях против атамана Дутова. В одних кальсонах, истерзанные, подгоняемые враждебными криками толпы, красноармейцы работали изо всех сил, стараясь как можно скорее кончить страшную работу. Выкопанные гробы бросали на телеги и везли на свалку.
— В могилу их самих! — кричали из толпы.
Ребров и Валя шли дальше. На стенах домов были уже расклеены афиши о большом гулянии в Харитоновском саду по случаю избавления от большевиков.
— Сюда, сюда! — потянула Валя Реброва через дорогу к двухэтажному дому. — Подожди здесь!
Она быстро вбежала по лестнице во второй этаж, позвонила и скрылась за дверью. Ребров ждал, что дверь снова откроется и его позовут, но дверь не открывалась, и его никто не звал. Прошло минут десять. Он нетерпеливо расхаживал около деревянного крыльца. В окнах ничего не было видно.
Наконец снова скрипнула дверь. Ребров оглянулся, по лестнице тихо спускалась вниз Валя.
Он пошел к ней навстречу и хотел спросить, все ли в порядке, как вдруг увидел на глазах у нее слезы.
— Валя, что случилось?
— В доме никого нет. Наши уехали вчера. Мы разъехались. Что я буду делать одна у чехов? — плакала девушка.
— Пустяки. Не беспокойся. Завтра утром я схожу на явку. Найдем товарищей, они устроят тебя. А теперь — домой!
Перед самым домом навстречу попался отряд гимназистов с белыми повязками на рукаве: «Белая гвардия».
Валя невольно улыбнулась:
— И эти туда же!
Шедший впереди отряда не расслышал ее слов, но заметил улыбку хорошенькой девушки. Он еще больше выпятил грудь и сорванным голосом молодого петуха крикнул:
— Ать! Два! Левой! Левой!
— Исчезновение царской семьи! Вечерние телеграммы! — вдруг с криком вынесся из калитки дома мальчишка. — Исчезновение царской семьи! — побежал он вдоль улицы с развевающимися по ветру длинными полосками напечатанной бумаги.
— Мальчик, телеграмму! — крикнул вслед ему Ребров и через минуту вслух читал Шатровой:
ОТ ОСОБОЙ КОМИССИИ
Особая комиссия, образованная по распоряжению командующего фронтом генерала Дитерихса для расследования обстоятельств, связанных с заключением императорской семьи в г. Екатеринбурге, настоящим сообщает:
Обследование дома инженера Ипатьева, в котором помещалась при большевиках фамилия Романовых, ощутительных результатов не дало. Извлечено несколько десятков предметов, принадлежащих царской семье, однако, присутствие семьи не обнаружено. Судьба царской семьи неизвестна. Поиски трупа якобы казненного большевиками царя во дворе и садике успехом не увенчались. Траленье Исетского пруда оказалось также безрезультатным. Сообщение большевиков о казни Романовых, таким образом, вызывает сомнение.
Комиссия обращается к гражданам, имеющим сообщить что-либо о царской семье или могущим указать на лиц, причастных к исчезновению ее, помочь комиссии в ее работе.
СПАСЕНЬЕ ЦАРСКОЙ СЕМЬИ?
(Беседа с начальником уголовного розыска гор. Екатеринбурга г. Кирста)
На вопрос нашего корреспондента о судьбе царской семьи начальник уголовного розыска г. Екатеринбурга сказал:
— Пока особая комиссия не закончила своей работы, по понятным причинам я не могу широко информировать печать о результатах следствия.
Тем не менее работа моей агентуры принесла известные плоды, и есть основание думать, что царская семья в настоящее время вне опасности.
Во всяком случае я хочу подчеркнуть тот факт, что свидетельскими показаниями точно установлено, что все члены царской Семьи, одетые в авиационную форму, были заблаговременно уведены из Ипатьевского дома.
— Врут? — спросила Валя Реброва, вспомнив сообщение Голованова.
На другой день, оставив Валю, Ребров пошел на явочную квартиру. Он долго искал номер дома на захолустной улице. Нашел его, прошел мимо до первого квартала, посмотрел в переулки, — нигде ничего подозрительного. У маленькой церковки старухи ждали выноса покойника. У ворот дома толпились мальчишки, радуясь похоронной процессии. Ребров остановился у калитки, из которой выглядывала баба в широкой юбке.
— Скажите, — обратился к ней Ребров, — как пройти в квартиру Волкова?
— Первая дверь — налево. А вам самого?
Ребров вошел в открытую дверь. Пожилой человек босиком, в рубашке без пояса встретил его у входа.
— Вам кого?
— Нина дома?
— Никакой Нины у нас нет.
— Как нет? Нина Буйволова из Екатеринодара, — настаивал Ребров. Слово «Екатеринодар» и было явочным паролем.
— Я вам говорю, такой здесь нет и никогда не было, — загораживая Реброву дорогу, сказал хозяин.
Ребров боялся настаивать, чтобы не вызвать подозрения.
— Простите, значит, я ошибся, — последний раз посмотрел он на человека в рубашке.
Тот ничего не ответил. Выйдя за ворота и, оглядевшись по сторонам, Ребров подозвал извозчика.
— Гони скорей! — крикнул он ему.
Пролетка заскакала по булыжникам мостовой, задребезжали рессоры, взвилось вслед за экипажем облако пыли. Ребров не переставал торопить возницу до самого дома.
— Мы отрезаны от своих, — шепотом сказал он Шатровой. — На явке мне не ответили.
— Пойдем на станцию, — предложила Валя, — может быть, лучше уехать?
На вокзале была неразбериха. Комендант станции на расспросы о железнодорожном движении отвечал:
— В ближайшую неделю восстановят. Сейчас оно совершенно прервано из-за взорванных мостов…
— Да как же эти эшелоны очутились здесь? — не вытерпел один из посетителей, указывая на чешские составы. Чехи благополучно прибыли в Екатеринбург в новеньких и чистеньких классных вагонах.
— Прошу вас меня не перебивать! — внезапно побагровев, крикнул комендант. — Иначе вам придется последовать за мной в соседнюю комнату.
У дверей соседней комнаты стоял казак с винтовкой.
Неосторожный посетитель, низко раскланявшись, поспешил удалиться. Ребров и Шатрова пошли домой.
— Не выпускают никого из города, большевиков ловят.
— Что же нам теперь делать? — встревоженно спросила Валя.
— Пока подождем, а там — в Кизел, как только чехи его возьмут.
— Только бы выскочить из западни, — тихо сказала Шатрова, и они зашагали домой.
Дома Ребров и Шатрова, никем не замеченные, прошли в свою комнату. За стеной слышалось несколько громких голосов. Один из них — незнакомый.
— Чего это они там расшумелись? — прислушалась Валя.
— Наверное, спорят о пустяках. Лучше давай посчитаем, сколько денег осталось у нас.
— Постой, Ребров, это становится интересным, — снова остановила Валя Реброва и подошла ближе к стене.
— Вы мне ответите! — вдруг прокричал незнакомый голос. — Ваш сын обокрал мою дочь. Выманил у меня векселя, обещал жениться и до сих пор тянет со свадьбой. Я спрашиваю вас: будет свадьба или нет?
— Да тише вы, сумасшедший человек, — отвечал придушенным шепотом хозяин, — кругом все слышно. Ведь не я же обещал жениться на вашей Татьяне. Поговорите сами с моим сыном: он уже взрослый.
— Мне плевать! Пусть все слышат, как он обворовывал нас. Я ему припомню эту подлость и вам тоже, — снова прокричал резкий голос, и дверь с силой хлопнула о косяк.
— Вот еще заварилась каша, — недовольно пробормотал Ребров, — чего доброго, попадем в свидетели.
Но он ошибся, до самого вечера в квартире было тихо. Лишь около семи часов вечера в комнату постучал хозяйский сын:
— Валентина Николаевна, берите мужа, пойдемте в Харитоновский сад: там сегодня большое гулянье в пользу чехов.
— Отказаться неловко, — шепчет Реброву Валя и кричит за дверь: — Хорошо, идем!
В Харитоновском саду по аллеям гуляют дамы и офицеры. Пары идут бесконечной лентой по тенистым аллеям сада, и никто не сказал бы, глядя на них, что еще вчера они переживали грозную революцию. А там, около Верхне-Исетского завода, где высоко приподнят конец города, белеют стены екатеринбургской тюрьмы. В нее то и дело ведут арестованных. Из нее же уводят только на расстрел.
Хозяйский сын доволен сегодняшним днем. Он громко смеется и что-то говорит Вале, он не слышит вопроса Реброва: «Как ваши лесные операции, Кузьма Иванович?» — и продолжает что-то рассказывать своей спутнице.
Ребров не мешает. Он зорко вглядывается в прохожих, порой они ему кажутся знакомыми, но он успокаивает себя тем, что это только кажется. Так бывает всегда, когда прячешься. Но вот встречный офицер, с перетянутой талией, действительно кого-то напомнил Реброву. «Почему он так пристально посмотрел на меня? — думает Ребров. — Где я его видал?» Офицер еще раз оглянулся. Острый ястребиный профиль был хорошо знаком Реброву.
«Да ведь это Долов, — вспомнил он. — Неужели узнал?»
— Пойдем сюда, — Ребров резко взял за руку Валю и почти толкнул ее в боковую аллею. Кузьма Иванович остался на мгновение стоять на месте, продолжая все еще говорить, потом рысцой догнал Реброва.
— Василий Михайлович, что это вы нас напугали? Я думал, что-то случилось?
— Ничего особенного, Кузьма Иванович. Вижу, что вы меня совсем забыли. Не пора ли домой?
— Да, пожалуй. Я немного устала, — сказала Валя. — Вы, наверное, ведь останетесь на концерт?
Хозяйский сын вежливо раскланялся и поцеловал руку Вали.
— Кто это был, Ребров? — спросила Шатрова, как только Кузьма Иванович отошел.
— Долов. Он был начальником гарнизона в Екатеринбурге. Перебежал к чехам, сволочь.