Он подождал реакции, но, не получив никакого отклика, продолжал, ничем не выказав разочарования.
— Этот человек устроен самым примитивным образом. Его волнуют только такие ценности, которые он в состоянии видеть и осязать. Каковые можно доставить в хранилище Англо-левантийского банка в Бейруте. Вы понимаете, к чему я веду, мисс Блейз?
— Да, я вас слушаю, — сказала Модести, чуть кивнув. Таррант с внутренним ликованием выслушал этот ответ, решив непременно рассказать о нем Фрейзеру, но достопочтенный Персиваль Торнтон только удовлетворенно качнул головой.
— Отлично! — воскликнул он. — Алмазы сейчас поступают в Кейптаун, после чего будут доставлены в Бейрут в сейфе-хранилище «Тибории». Это пассажирский лайнер, который используется для транспортировки золотых слитков.
— Я предлагал уговорить его высочество согласиться на транспортировку алмазов по воздуху. Для этого понадобится один большой контейнер или два маленьких, — сказал Таррант.
— Предложение не принято, — махнул рукой Торнтон. — В марте шестьдесят третьего года самолет короля Сауда потерпел катастрофу в Итальянских Альпах около Монте-Матто. На его борту находились золотые слитки, драгоценности и валюта на сумму примерно четыре миллиона фунтов. Причем обломки самолета были обнаружены только спустя полтора месяца после начала поисков. Был найден лишь небольшой чемодан с золотом. Не могу утверждать, что шейх Абу-Тахир читал об этом происшествии — прежде всего, потому что он не умеет читать, — но он тем не менее знает об этом. И он совершенно не намерен доверять свое золото летающей машине неверных.
Таррант развел руками, и министр снова перевел взгляд на Модести.
— Вот так обстоят дела, мисс Блейз. Формально шейх сам несет ответственность за сохранность своих алмазов, как только они оказываются в Кейптауне в сейфе корабля. Но нам хотелось бы быть уверенными, что груз будет доставлен в целости и сохранности. Потому что если что-то вдруг пойдет не так, его высочество может несколько… — Торнтон замолчал в поисках наиболее верного слова.
— Заартачиться? — подсказала Модести, и Таррант от восторга зажмурился.
— Вот именно, — кивнул Торнтон. — А в наши дни у нас нет возможности оказывать сильное давление на руководителей малых государств. Если бы он уклонился от выполнения своих обязательств, а у нас оказалась бы канонерка не более чем в пяти сотнях миль от его берегов, нам пришлось бы действовать очень быстро, если мы не хотим услышать в свой адрес обвинений в наглой агрессии.
— Почему, собственно, что-то должно случиться с алмазами? — спросила Модести. Торнтон взглядом переадресовал ее вопрос Тарранту.
— Произошла утечка информации, — пояснил тот. — Все это было самым тщательным образом засекречено, но один из моих агентов на юге Франции недавно услышал шепоток о том, что из Кейптауна собираются перевозить гигантскую партию алмазов. Я попросил его установить источник слухов, но агент скоропостижно скончался.
— Это не могло быть совпадением? — спросил, нахмурясь, Торнтон. — Мы все, так сказать, смертны…
— С вашего разрешения, господин министр, — перебил его Таррант, пытаясь понять, как далеко он имеет право зайти. — Мне кажется, что, когда человек умирает от того, что его слегка придушили струной от рояля, это означает одно: кто-то взял на себя смелость несколько ускорить естественный процесс…
— Против этого трудно что-либо возразить, — кивнул Торнтон. — Что ж, Тарранту положено проверить, нет ли вокруг этой затеи чего-то подозрительного, и у него возникла идея, мисс Блейз, что существует заговор с целью завладения алмазами. Мы, конечно, приставим вооруженных людей к сейфу, да и его высочество настаивает на том, что в охране примут участие и его люди. Поэтому алмазам вряд ли что-то всерьез угрожает. Есть, конечно, опасность пиратов, но «Тибория» довольно неплохо оснащена, чтобы не бояться и этого.
— Итак, вы тратите деньги на предосторожности, которые сами же считаете излишними? — спросила Модести, чуть подняв брови.
— Не совсем так. Я предоставил Тарранту полную свободу действий. Пусть принимает все те меры безопасности, какие считает нужными. Нам необходимо произвести благоприятное впечатление на шейха. Мы сообщили об опасениях Тарранта Абу-Тахиру, и он встревожился. Поэтому я поручил Тарранту уделить этой проблеме персональное внимание. Вопрос доброй воли, мисс Блейз…
— Ну а как же я вписываюсь в эту картину? — осведомилась Модести. Она извлекла плоский золотой портсигар, но Таррант оказался тут как тут с коробкой тех самых «Перфекто финос», которые, как он заметил, она курила тогда, в пентхаузе.
— Вы часть карт-бланш Тарранта, — сказал Торнтон, слегка пожимая плечами. — Он уверяет меня, что вы обладаете блестящими познаниями насчет европейского и ближневосточного преступного мира, и у вас существует разветвленная система связей, которая позволит установить, имеется ли на самом деле заговор и если да, то кто в нем участвует, а также как заговорщики собираются действовать.
— Ясно. Но лично вы во все это не верите? Торнтон подался вперед, и на его лице появилась гримаса. Модести понадобилось мгновение, чтобы понять, что это улыбка. Ее собеседник пытался быть любезным до приторности.
— Я уверен, что Тарранту все это померещилось, — сказал он. — По-моему, вам не следует особо волноваться, что может возникнуть непредвиденная ситуация, связанная с опасностью для вас, мисс Блейз.
— Спасибо, господин министр. Ваши слова меня очень успокаивают.
— Не за что. — Торнтон изящно повел рукой. — Итак, Таррант, представьте эту молодую даму шейху Абу-Тахиру и расскажите ему о ней все необходимое, прежде чем она… приступит к выполнению того, о чем мм ее попросили. Постарайтесь произвести на нашего приятеля соответствующее впечатление и растолкуйте, что к чему.
— Хорошо, господин министр. Завтра он устраивает для меня ланч в своих апартаментах в «Ритце», и я возьму с собой мисс Блейз. Есть еще одна деталь, о которой я хотел бы сказать — в связи с возможным заговором.
— Я вас внимательно слушаю. — В голосе Торнтона послышалось легкое нетерпение.
— Как только до нас дошли слухи о заговоре, я послал нашего человека навести справки. Как вам известно, его задушили. После этого я послал второго агента. В высшей степени надежного и опытного человека. Это Айвор Грант, который, как вы помните, очень неплохо проявил себя в чешском деле.
— Да, я помню. Ну и что?
— За последние сорок восемь часов Айвор Грант не вышел на связь ни разу в четыре условленных срока. Боюсь, что мы потеряли и его, господин министр.
Глава 4
Айвор Грант теперь уже не сомневался, что жить ему осталось недолго. Это был высокий, худой, сильный человек лет тридцати восьми с черными волосами, которые обычно были гладко зачесаны назад, но сейчас беспорядочно спутались.
За последнее десятилетие Грант много раз блуждал по темным и опасным дорожкам, выполняя поручения Тарранта. Причем одни задания были опасными, а другие крайне опасными. Но даже в самых сложных обстоятельствах Грант всегда мог придумать выход — не без труда, конечно, но все-таки никогда еще не испытывал он такой безнадежности, как нынче.
Да, сейчас все складывалось иначе. Как только Грант очнулся на корабле в темной каюте и понял, что его приковали к койке, ему стало ясно, что, похоже, на сей раз его песенка спета.
Это ощущение лишь усилилось, когда темной безлунной ночью его выгрузили на берег какого-то острова. Примерно полторы мили его вели по ухабистой дороге вдоль моря, после чего дорога резко свернула в гору, к монастырю. Его конвоиры были, судя по всему, профессионалами. Это чувствовалось по тому. как уверенно они держались. Они явно работали на кого-то жестокого и безжалостного. Они представляли разные нации и говорили очень мало. Языком общения был английский, которым эти люди владели весьма неодинаково.
Грант сидел на дубовой колоде у стены в маленькой комнатушке. Он слегка пошевелился, отчего его наручники звякнули. На табуретке у открытой двери сидел дюжий охранник в темной майке и джинсах. На коленях у него лежала винтовка, и он не спускал глаз с Гранта. Лицо его не выражало никаких эмоций.
Грант оценивал людей по глазам. Глаза этого человека — равнодушные и спокойные — убедили его в том, что их обладатель не раздумывая всадит в него, Гранта, пулю, если только тот пошевелится. А куда уж полетит пуля, будет зависеть от полученных охранником инструкций. Скорее всего, решил Грант, в ноги.
Грант чуть пошевелил ногами, чтобы они не очень затекали, выпрямился на своем сиденье и начал автоматически приводить в порядок разрозненные факты, словно готовя отчет.
Итак, это остров. Очень маленький. Где-то в Средиземном море. Примерно две мили в длину. А в ширину до полумили — в самом широком месте. Скалистый безлюдный остров с тонкой полоской каменистого берега. В западной части высилась небольшая гора в пару сотен футов, на которой виднелись каменные постройки монастыря.
Количество монахов в монастыре не установлено. Когда его вели через большую кухню, там работало трое. Похоже, они все были из ордена молчальников и изъяснялись знаками. Они совершенно не обращали внимания на приставленного к ним приземистого крепыша блондина с карабином. Но на Гранта посмотрели с явной тревогой.
Грант также припомнил, что в маленькой капелле коленопреклоненно молилось еще человек тридцать. Затем, когда, отворив тяжелую дубовую дверь, Грант и конвоиры спустились по лестнице вниз, он увидел ряд маленьких пустых келий. В одной из них лежал покойник, кое-как зашитый в грубое одеяло.
Допрашивал Гранта человек по имени Макуиртер, с худым лицом, дергающейся походкой и повадками клоуна. Допрос проводился очень странно: Макуиртер то балагурил, то уговаривал, то делался доверительно-откровенным.
Насилие не применялось. Грант изобразил испуг и негодование и поведал свою легенду. Макуиртер слушал и довольно хихикал.
— Эх, жалко он не приказал мне выбить из тебя эту дурь, дружище Грант, — говорил он, потирая сухощавые руки. — Вот была бы потеха, верно я говорю? — И он улыбнулся, словно приглашая Гранта разделить его веселье.
— Кто это «он»? — пробормотал Грант, пытаясь создать впечатление перепуганного простачка, хватающегося, как за соломинку, за возможность апеллировать к некой высшей инстанции.
— Ишь какой хитрый, все ему расскажи! А кто твой «он»? — осведомился в свою очередь Макуиртер и по-мальчишески звонко рассмеялся, опять приглашая Гранта оценить комизм ситуации. — Ну, так что — Боултер? Или Дикки Спеллман? А может, Таррант? В Лондоне столько всяких начальников…
Грант изображал полнейшее непонимание, но каждое имя врезалось ему в голову, словно удар дубинки. Он работал на Боултера в военной разведке до того, как его перевели в отдел Тарранта. А Дик Спеллман недавно возглавил отдел военно-морской разведки.
— Я ничего не понимаю, — упрямо твердил Грант. — Что тут творится? Почему вокруг вооруженные люди? И в одной из келий я, кажется, видел мертвеца.
— Божий раб, — сказал Макуиртер и усмехнулся. — Наконец-то освободился от бренной оболочки и может предстать перед Создателем. Не то чтобы эти святоши, конечно, особенно нам мешали, но они оказывали, так сказать, пассивное сопротивление. — Он искоса посмотрел на Гранта, и в его глазах загорелись лукавые огоньки. — Мы решили немножко вразумить их. Если можно так выразиться, выбрали из их братии козла отпущения. — Тут он нахмурился и строгим голосом добавил: — Есть прецедент в Священном писании.
— Вы убили одного из монахов? — испуганно осведомился Грант, вполне отдавая себе отчет в том, что ему для этого вовсе не пришлось призывать на помощь все свое актерское мастерство, чтобы внушить собеседнику, как скверно у него на душе.
— Ну да, — широко развел руками Макуиртер. — А что еще было делать? Это оказалось самым простым и наглядным способом объяснить им, кто мы такие и как с нами следует себя вести.
— Вы просто сошли с ума, — сказал Грант с новым приливом сил. — Я хочу видеть вашего начальника, кем бы там он ни был.
— Всему свое время, — весело сказал Макуиртер вставая. — Только сперва придется немножко подождать. Он смотрит кино. У него появилась парочка фильмов. Ну а пока Карлос составит тебе компанию. — И он кивнул на молчаливого здоровяка с винтовкой.
— Парочка фильмов? — повторил Грант, как человек, который хочет проверить, не спятил ли он. Давняя привычка заставляла его выискивать новую информацию, несмотря на то что он вряд ли сумеет когда-либо ее передать. — Вы хотите сказать, он смотрит порнофильмы, да?
Макуиртер пристально посмотрел на него. Веселость как ветром сдуло. В глазах его был безмолвный упрек.
— Ты меня огорчаешь, приятель, — сказал он и отвернулся.
— Ничего страшного, ты не девица, — отозвался Грант, позволив враждебным ноткам проявиться в реплике. — Мне плевать на то, что там делает твой босс. Я просто хочу увидеть его. Кто он, черт возьми, такой?
— Его зовут Габриэль, — сказал Макуиртер и вышел. Вот тогда-то Грант и понял окончательно и бесповоротно, что его песенка спета. Теперь, сидя на дубовой колоде, он думал лишь о том, какой будет его кончина.
Двадцать минут спустя снова появился Макуиртер, к которому опять вернулось веселое и шутливое настроение. С ним на сей раз пришел человек крупного сложения с короткой светлой стрижкой. Грант видел его в монастырской кухне. По-английски блондин говорил медленно, с северным акцентом.
— Двадцать три часа тридцать минут, — возвестил Макуиртер, поглядев на свои часы. — Всем добрым людям давно пора на боковую. Давай, шевелись, старина, пойдешь с Боргом. Габриэль очень любит точность. Его никак нельзя торопить, но и заставлять ждать тоже не положено.
Прикованный наручниками к Боргу, Грант стал подниматься по каменным ступенькам. Они прошли через пустую трапезную, затем двинулись по широкому коридору, где в нишах по стенам стояли статуи святых. Впереди вышагивал Макуиртер, постоянно оборачиваясь и балагуря:
— А знаешь ли ты «Рядового гвардии», приятель Грант? Песню Фэрфакса? — И он тут же завел: «Жизнь — это праздни-и-ик». Очень логичное заключение! Человек не может жаловаться, если его убьют в июле, потому как ему повезло, что его не укокошили в июне. Понимаешь? Но с другой стороны… — Минуя человека с пистолетом, сидевшего на широком подоконнике, Макуиртер погрозил ему пальцем и широко ухмыльнулся, не получив никакого отклика. — Так вот, с другой стороны, — повторил Макуиртер, — в следующей строке утверждается совсем обратное: «Жи-и-изнь — это бремя». В этом случае, если жизнь такая тяжкая ноша, человек не может жаловаться, что умирает сегодня, а не несколько дней спустя. Ну, а теперь тихо! — резко сказал Макуиртер без перехода и взялся за ручку дубовой двери.
Войдя в комнату, он прошел на цыпочках по ковру, махнув рукой Боргу, приглашая ввести пленника. Как только все они оказались внутри, он осторожно прикрыл дверь.
В комнате было совсем темно, если не считать экрана, где шел цветной фильм. Когда глаза Гранта немножко привыкли к темноте, он заметил в дальнем углу письменный стол, книжные полки и какие-то религиозные картины и статуэтки. В воздухе витал сигаретный дым, а на полированном столике стояло с десяток бутылок со спиртным.
По размерам комнаты и отсутствию аскетизма в обстановке Грант предположил, что это апартаменты настоятеля монастыря. Впрочем, мрачно подумал он, не исключено, что сам настоятель и лежит теперь завернутый в одеяло в нижней келье.
В комнате было четверо. Один человек сидел в резном дубовом кресле, трое остальных расположились чуть сзади на обычных стульях и, судя по их позам, они сильно скучали. В отличие от человека в кресле, который сидел чуть откинувшись на спинку, уронив подбородок на сложенные руки и поглощенно следил за тем, что происходит на экране. Через каждые несколько секунд он разражался отрывистым хихиканьем.
Грант посмотрел на экран. Там крутили мультфильм из сериала «Том и Джерри». Кот Том сидел в комнате у приоткрытой двери. На его морде блуждала дьявольская усмешка. Занеся над головой бейсбольную биту, он поджидал, когда появится Джерри, но мышонок был за спиной Тома. Он появился из буфета на другом конце комнаты. Он вел самокат, к рулю которого была прикреплена паяльная лампа.