Тут он по обыкновению делает перерыв, но только для того, чтобы справиться с приступом волнения. Склоненная набок голова дробно покачивается, точно Саблин захватил зубами гвоздь и силится его выдернуть.
— Эп-эп… Эп-пигоны, черт бы нас побрал!.. Копируем друг друга, сдираем нещадно, а до остального — трын-трава. Что скажут о нас, что подумают потомки! Н-н-никому нет дела! — Саблин ругает не автора, а себя, всех писателей-современников. Прочитанную вещь он забывает, она служит ему толчком, поводом для длинного и страстного монолога «О литературном мелководье, холодном штампе, о волнах какого-то неслыханного меркантилизма». Кончает он всегда буйно, неистово. Мучительно «дергая гвозди», багровея до последней крайности, он поднимает кверху кулаки и кричит: «Т-т-олкуем о месте литературы в жизни! Где оно, наше место? В драке!.. Дай по морде реализму или признанному гению, тогда тебя услышат, о тебе скажут: «Новатор!».
О племяннице Белов не думал. Вспомнил о ней, когда в небе появился самолет.
— Летит, Павел Николаевич, смотрите!..
Действительно, в просвете между облаками появился «АН-10» — толстобрюхий, сереброкрылый. Не прошла и минута, как самолет, разрывая воздух четырьмя спаренными винтами, рулил по летному полю. Остановился посредине аэродрома. Катя и Павел Николаевич пошли навстречу пассажирам. Они видели, как от толпы отделилась высокая девушка с красной сумкой через плечо и побежала по мокрой от дождя бетонной полосе.
— Майя! Вон Майя! — сказал Павел Николаевич, показывая на девушку, и в знак приветствия поднял руки.
Туфли-лодочки, как перепелки, летели над бетонкой. Узенькая коричневая юбка мешала бежать, светло-желтая кофточка раздувалась парусом. Когда Майя была уже в нескольких шагах, Катя разглядела маленькое круглое личико девушки и высокую копну коричневых волос.
— Дяденька Павлик!..
Майя бросилась дяде на шею. Правая нога, как у шалуна-мальчишки, вскинулась назад, да так резко, что туфля слетела с нее и упала возле Кати. Когда порыв родственных чувств схлынул, девушка вставила ногу в туфлю, повернулась к Кате. В замешательстве задержала на ней взгляд выпуклых синих глаз. Взглянула на Павла Николаевича, потом снова на Катю. Кокетливо спросила:
— Это моя тетя? Донбассочка?
Павел Николаевич взял за руку смутившуюся Катю, подвел к ней племянницу.
— Катя Соловейко — студентка института. Ты будешь жить с ней в одной комнате.
Пожимая руку москвички, Катя испытывала неловкость. Красота Майи, ее тонкий, со вкусом подобранный наряд подчеркивал неказистость Катиного вида, провинциальность ее туалета.
На обратном пути говорила одна Майя. Она смотрела по сторонам, разглядывала каждый дом. Город ей понравился.
Глава вторая
Твой Павел».
Это письмо Белов написал в день, когда Майя сдала последний экзамен.
2
С 20 августа по 1 сентября — счастливейшие дни для сдавших экзамены и зачисленных в институты. Почти все они устремляются по домам, чтобы привезти родителям самую большую радость в своей жизни, чтобы пройти гоголем по родной улице, вызывая зависть друзей и подруг.
Майя Златогорова тоже собиралась домой, но ее радость омрачалась тревогой: не написал ли дядя Паша письмо матери? Мама страдает экземой, болезнь на нервной почве, и все близкие и родные берегут покой Зинаиды Николаевны. Знает ли об этом Павел Николаевич? — терзалась вопросами Майя. — Неужели он распишет все мои «похождения» во время экзаменов?
Майя тревожилась за мамино здоровье, но еще больше она боялась отца. Было время, когда Вадим Петрович защищал дочь от придирчивой матери, давал Майе деньги, часто покупал подарки. Но потом, когда Майя стала взрослой и повела свою «самостоятельную» жизнь, отец дважды выходил из себя, избивая дочь. Майя уже тогда «отмачивала» номера. Но те «номера» — ничто по сравнению с нынешним. Если дядя Павел написал родителям письмо — Майе несдобровать.
Страх будоражил фантазию, заставлял напряженно думать. И Майя решила: «А приглашу-ка я домой Катю!.. Отец постесняется заводить ссору при чужом человеке».
И Майя в очередном телефонном разговоре с мамой стала превозносить Катю, просить разрешения пригласить ее в гости.
Разумеется, мама дала согласие. Теперь дело за немногим: уговорить Катю.
— Кать… Катюш… Мама зовет тебя. И папа. Поедем?..
Катя сидит возле окна, читает рассказ Джека Лондона на английском языке. Девушка не хочет отрываться от книги, она дала себе слово до вечера покончить с английским.
— Катя… Кать…
В коридоре раздаются шаги. Слышен негромкий мужской голос:
— Мне Майю… Позовите, пожалуйста.
В чуть приоткрытую дверь просунулись два лица: женское, круглое, обрамленное валиком заплетенных кос, и мужское — остроносое, остроглазое. Супруги Голуб, «англичане» — преподаватели английского языка. За неимением квартиры они временно поселились в студенческом общежитии.
— Девочки, к вам молодой человек!..
— Пусть заходит.
Майя взбила на голове прическу, поправила блузку. Как стояла она у окна возле Кати, так и осталась стоять. От внимательного взгляда не укрылось бы легкое волнение, засветившееся румянцем на Майиных щеках. По голосу она сразу узнала Игоря Гаевого — парня, с которым познакомилась несколько дней назад. Кто он? Студент, рабочий — Майя не знала, но от всех других ребят, заходивших в общежитие девушек, Игорь отличался неюношеской сдержанностью и атлетическим сложением. Катя тоже с ним познакомилась и тоже относилась к Игорю с уважением. Она понимала: не появись у них Майя, не пришел бы Игорь. На фоне озабоченных, вечно занятых девушек-студенток Майя засветилась ярким огоньком, привлекла к себе взоры молодых людей, которые раньше не удостаивали своим вниманием студенческую обитель. Майю спрашивали часто, даже в те дни, когда рядом с нею находился Ян. Где-то на улице, в кафе, магазине она успевала переброситься взглядом с интересным парнем, завязать знакомство. За ней, как нитки за иголкой, тянулись и тянулись ребята.
Игорь пожал руки девушкам, степенно присел у стола. Майе сказал:
— Я вас вчера видел.
И погрозил пальцем, причем так, словно говорил с младшей сестрой, о проделках которой может рассказать матери.
— Где вы могли меня видеть?.. Где?.. — допытывалась Майя.
— Лучше скажите, с кем?
Игорь снова погрозил пальцем. Теперь уже в его жесте было больше значения и тайного смысла.
Разговаривая с Майей, он все время взглядывал на Катю, словно ища у нее поддержки. И хоть Катя, как только вошел Игорь, закрыла учебник и предложила гостю сесть на стуле рядом с собой, Игорь будто бы не слышал ее. Он то грозил Майе пальцем, то пытался взять ее за руку, а на Катю не смотрел и не слушал ее. Парень смущался, внимание его рассеивалось. Катя не сразу поняла это, а поняв, стушевалась, покраснела — ей даже сделалось жарко. Ничто так больно не ранит девичье самолюбие, как сознание превосходства подруги. Катя резко отвернулась, раскрыла книгу, но строчки расплывались перед глазами. Мысль о непривлекательности, некрасивости больно вонзилась в сознание и отозвалась в сердце неизбывной тоской. Не будь тут людей — расплакалась бы, разревелась.
Катя хотела сказать: «Вот напишу отцу…» Но тут же оборвала мысль. «Ко всему прочему, я еще и злая», — решила она. И усилием воли заставила себя вникнуть в текст.
— Катенька, вы должны следить за своей племянницей, — говорил ей Игорь.
— Этот бес в юбке — моя племянница? Кто вам сказал? — Майя.
— Вы, я вижу, хорошо изучили ее биографию.
Катя произнесла эти слова мягче, нейтральнее, но сама она и на этот раз уловила нотки раздражения в своем голосе.
Во дворе, купаясь в электрическом луче, отсвечивал бронзой старый куст сирени. Ветер налетал на него, и куст, словно потревоженный еж, шевелился.
— Выйдешь? Я буду ждать!
Это говорит Игорь. Говорит Майе.
— Придет! — ответила за Майю Катя. — Подождите ее у ворот.
Катя подошла к Майе, прижалась к ней лицом. Игорю подмигнула:
— Славная у меня племянница?..
Парень вышел, а Катя еще с минуту не отпускала Майю. Затем легонько ее подтолкнула, сказав:
— Так и быть, поеду с тобой в Москву.
3
Скоростной лифт поднял девушек на тринадцатый этаж. Зинаида Николаевна словно чувствовала приближение гостей; она заранее открыла дверь и, едва Майя вышла из лифта, кинулась обнимать дочь.
— Мам, а это Катя. Наша Катрин.
Зинаида Николаевна взяла у Кати сумку.
— Проходите, пожалуйста.
В коридоре произошла заминка. Катя не сразу поняла, почему Зинаида Николаевна встала у двери в комнату, точно там, за дверью, находилось что-то запретное, чего видеть никому не разрешалось. Майя сняла туфли и искала тапочки. «Ах, вот в чем дело!» — подумала Катя. И тоже наклонилась к обувной полке. Майя помогла ей: «Вот эти будут твои», — и увлекла гостью внутрь квартиры.
Еще в коридоре Катя заметила идеальную чистоту и блеск, царившие вокруг. На стенах, на тонких подставках красовались букеты живых цветов. В углу стоял трельяж, сбоку и сверху под ним торчали рожки каких-то диковинных бра и еще чего-то светлого, яркого… Катя всего не увидела, не запомнила, прошла за Майей в комнату. Теперь она могла хорошо, лучше разглядеть хозяйку. Несомненно, Зинаида Николаевна была похожа на своего брата — Павла Николаевича, но чем-то далеким, какими-то едва уловимыми внешними чертами. У нее были те же карие глаза, но в отличие от Павла Николаевича, смотревшего прямо и спокойно, его сестра была рассеяна, ни на чем не останавливала взгляд, не смотрела Кате в глаза, взглядывала на нее лишь мимолетно.
В передней задержались у круглого стола. Зинаида Николаевна, обнимая дочь, горячо заговорила:
— Молодец, Майка, умница. Сдала в институт, студентка… Ах, доченька моя. Поздравляю…
— И ее, мам, ее благодари, — кивала Майя в сторону Кати. — Пропала бы без нее… Одна, в чужом городе…
Зинаида Николаевна привлекла к себе Катю, поцеловала ее в щеку.
— А теперь пойдемте к Сергею. Ждет парень.
«Кто такой Сергей? — подумала Катя. Майя ничего не рассказывала о Сергее».
Зинаида Николаевна ввела девушек в другой небольшой коридорчик, раскрыла дверь в комнату, и Катя услышала радостный голос:
— Майка, мотылек, приехала!..
Майя подбежала к парню, лежащему на диване, стала его обнимать, а Катя прислонилась к косяку двери, пораженная увиденным. В глубине комнаты на высоком диване полусидел-полулежал на подушках парень лет двадцати. На бледном, исхудавшем лице горячо и остро светились большие черные глаза. Увидев незнакомую девушку, парень поправил на себе одеяло, непроизвольно провел рукой по волосам.
Какое-то мгновение Катя не могла сдвинуться с места, но потом быстро овладела собой, непринужденно поздоровалась с Сергеем. Солгала:
— Ваша сестра говорила мне о вас.
И лукаво, с укоризной взглянула на Майю.
Сергей сказал:
— Знаю, как она меня любит.
И тронул худыми длинными пальцами струны висевшей на стене гитары. Затем стал гладить круглый деревянный брус, закрепленный над диваном. Брус служил ему опорой для подтягивания.
— Мама, давай вина. Сергей, выпьем, а?.. За мои успехи. В люди выхожу, черт побери!
— Майка!..
Сергей покраснел, сунул под одеяло руки. Развязность сестры смущала парня.
Зинаида Николаевна тронула Катю за локоть, показала на стоявшую тут же софу современного строгого стиля, сказала:
— Располагайся здесь. Разгородим комнату ширмой, и тебе будет хорошо. А сейчас — за стол. Майя, достань скатерть. Желтую — знаешь?
Катя взглянула на стену, увидела там портрет мальчика лет десяти-одиннадцати. То был Сергей. — Катя узнала его глаза. «Дядины глаза», — подумала Катя. Казалось, тогда, в пору здоровья, мальчик еще более походил на дядю, Павла Николаевича. На нем была куртка со множеством карманов, отороченных кожаной лентой, короткие клетчатые штанишки и белые чулки, неплотно натянутые на тонкие мосластые ноги. Во взгляде мальчика проглядывали недетский опыт и усталость.
Из угла с полукруглой полированной горки на Катю уставился золотой буддийский божок. Он злорадно улыбался, сверкая зелеными зубами-самоцветами. Восемь рук с растопыренными, острыми как шила пальцами торчали во все стороны. Гранями дорогих камней блестели злые красные глаза, зеленые зубы. На вздувшемся животе, точно подсвеченный изнутри электрической лампочкой, алел густо-вишневый пуп.
— Страшный, — простодушно сказала девушка.
— Вадим Петрович привез из Индии, — пояснила Зинаида Николаевна. — Подарок лиги индийских писателей.
Катя украдкой посматривала на шкафы, на посуду за стеклами серванта, на хрустальную с позолотой люстру, разглядывала затейливые узоры на дорогих обоях и, помимо своей воли, проникалась уважением к людям, живущим среди этих красивых дорогих вещей. Должно быть, и они, хозяева квартиры, также хороши, как эти вещи. И Зинаида Николаевна, и Вадим Петрович, которого Катя еще не видела, представлялись ей людьми хорошими. Мысленно Катя благодарила случай за то, что он привел ее в Москву, в дом Златогоровых, представил возможность познакомиться с неведомым доселе миром.
4
В новеньком халате, на котором пышно цвели индийские пагоды, Зинаида Николаевна бесшумно плавала из комнаты в комнату, из коридора в кухню. В ее руках появлялись то бутылки с вином, то хрустальные графины с какими-то соками, фарфоровые чашечки с сахаром, икрой, ломтиками белого и красного мяса. Скоро все это было расставлено на белой скатерти и посредине, как венец ансамбля, появилась желтая с красными цветами чаша, до краев наполненная дымящимся куриным мясом. Потом Майя принесла другую чашу, из которой стала разливать бульон. Катя не ела вчера вечером, не успела поесть утром, и теперь ей хотелось как следует пообедать.
Зинаида Николаевна щебетала:
— Я не хочу, а вы, девочки, ешьте, не стесняйтесь. Набирайтесь сил перед учебой. Жить у нас есть где, кушать есть что — поправляйтесь, милочки. Я бы тоже с вами за компанию, да нет аппетита. Лето, жара. Проглотишь кусочек буженинки — и весь день сыта.