— Поверь, ей уже будет плевать. Соблюдай все законные предписания, Тесор, и этого будет достаточно. Приговор я подпишу и передам через своего помощника.
Начальник стражи покорно прикрыл веки.
— Помнишь про письмо? — спросил Райт, повернув голову и проницательно взглянув на собеседника.
— Оно окажется у королевы, как только король испустит дух, — вымолвил Тесор. — Что-то еще, мой лорд?
— Нет, — Берингер поднялся и, проходя мимо начальника стражи, опустил ладонь ему на плечо: — Береги себя… — решительной походной он покинул комнату.
* * *
Воздух в королевской опочивальне был тяжел.
Массивные пурпурные занавески скрывали сводчатые окна, оставляя узкую полосу света, в которой кружили пыльные песчинки. У постели, застланной шкурами, сидела девушка — последняя любовь монарха, которую после его смерти ждет оправданный гнев Генриетты.
— Сын? — тихо позвал король, услышав знакомые шаги.
Дрожащая рука, некогда повелевающая Хегеем, указала девушке на выход. Дама смиренно поцеловала пальцы, унизанные перстнями, отложила вышивку и пошла прочь.
— Настолько доверяешь ей? — мрачно осведомился Райт.
Король заерзал в постели, пытаясь приподняться. Лакей — один из тех, в преданности которых не было сомнений — помог монарху сесть, подтолкнул подушку и встал у изголовья.
— Мне уже нечего скрывать… в тебе течет кровь Виндоров, Райт… эта кровь сильнее предубеждений и предрассудков.
Берингер усмехнулся, вставая так, чтобы видеть короля, который с трудом переводил дыхание.
— Я всего лишь бастард, и ты никогда не давал мне забыть об этом. Впрочем, я пришел не за тем, чтобы напомнить о своем происхождении.
— Ты пришел, потому что это последняя наша встреча… я умру скоро, Райт. И не смотря на треп всех этих шарлатанов, которые окружают меня, я прекрасно это знаю.
— Учти, я не проповедник и не собираюсь слушать твою исповедь.
Король долго глядел на советника, шумно втягивая застоявшийся воздух.
— Я не буду исповедоваться перед тобой, Райт.
— Прям от сердца отлегло, — Берингер прошагал к столу, на котором лежали свежие фрукты, отщипнул ягоду винограда, закинул в рот: — Слушаю тебя. У меня мало времени.
— Ты недооцениваешь мою жену, — начал король.
— Шутишь? Ее сложно недооценить. Она хочет посадить на трон твоего сына, что, заметь, весьма справедливо с ее стороны.
— Твой брат слишком мягкотел, Райт. Им будут управлять, как марионеткой. А Генриетта развалит Хегей войной с Виктором. Мы ведь уже все обсудили, сын. Ты должен привезти сюда Уилла, потом… после моей смерти. А его мать…
— Его мать покинет келью только тогда, когда подпишет договор.
— Только не тронь ее, Райт, — вдруг произнес король, отведя взгляд, — она провела там три года…
— Поверь, у меня нет желания ее трогать. Вообще, никакого.
Берингер облокотился о стол, сложил на груди руки.
— Есть кое-что еще, Райт, — тихо вымолвил король, не глядя на сына, — покушение на Эдмунда удалось предотвратить, но Мотинье все еще безнаказан.
— Я решу эту проблему.
— Сюда привезут лорда эль-Берссо, — так же спокойно говорил монарх. — Предатель короны должен быть обезглавлен… — король задумчиво прикрыл веки: — Но я не хочу, чтобы причинили вред его дочери. Земли в Хоупсе должны остаться за семьей эль-Берссо, невзирая на то, что глава этого рода покрыл себя позором.
Берингер слушал настороженно, вдумчиво, будто от слов короля зависела его собственная жизнь. Впрочем, отчасти так и было.
— В свое время я причинил много боли леди эль-Берссо, и я очень недоволен тем, что происходит сейчас с ее дочерью.
— Джина под моим покровительством.
— Райт, — твердо и властно произнес монарх, — обеспечь ей безопасность, найди хорошего мужа и верни в Хоупс. Приданное покроет все неурядицы с ее репутацией.
— Вернуть в Хоупс? — переспросил Берингер, сведя на переносицей брови. — Это не решит и части ее проблем. А насчет мужа… я подумаю.
— Ты будущий регент Хегея…
— Именно так, — бросил Райт, — не король, и моя личная жизнь — целиком и полностью моя проблема. Если захочу взять эту женщину — возьму.
— Ты уже совершал подобную ошибку, отдав предпочтение девчонке, которая никогда тебя не любила. Ждал ее несколько лет, женился и что? Женщины — это удовольствие, Райт, не больше… Но в одном ты прав: ты не король.
— Мне вполне хватает забот и без этого. Кто еще будет подтирать зад твоему светлейшему сыну? — резко ответил Берингер. — Но ты даже подумать не можешь, отец, — произнес советник, отталкиваясь от стола, направляясь к постели и склоняясь у изголовья: — что после твоей смерти, я могу запросто захватить престол, лишив тебя возможности спокойно почивать в фамильном склепе. У меня и сейчас для этого возможностей с избытком. Но хочу, чтобы отходя в мир иной, ты понимал, что я снисхожу до того, чтобы простить такого старого развратного сукиного сына.
Невзирая на грубые слова Райта, король усмехнулся:
— Твоя мать хоть и была рабыней, она произвела на свет настоящего Виндора. Но, пойми, я никогда не посажу на трон бастарда сакрийской потаскухи, которая вскружила мне голову.
— Но другой бастард на эту роль подходит, — сощурил глаза Райт.
— Он — сын благородной хегейской женщины.
— На мой взгляд, моя мать была куда порядочнее благородной хегейской женщины. Но тебе виднее, король у нас ты, а я, заметь, не претендую на корону.
— Конечно, нет, иначе мы бы с тобой так мило не болтали, сын. Но регент — это почти король, так ведь? Если бы ты не уродился таким хитрым, коварным и рассудительным я бы сгноил тебя у границ Мейхета, но я буду честен с тобой — ты единственная моя гордость, мое продолжение…
— Рад, что на смертном одре ты это признал.
— Брось, Райт, ты всегда знал об этом. Знал, что я уважаю и ценю тебя больше Эдмунда, которого с пеленок затискали няньки. А ты рос, как сорняк. Генриетта ненавидела тебя, уничтожала, вытравляла, но ты упрямо рос, невзирая ни на что.
— Значит, я должен быть благодарен тебе за это?
— Да, ты обязан питать уважение к человеку, который тебя сделал. Который не церемонился, не жалел, не ласкал. Ты вырос настоящим мужчиной.
Берингер молчал, крепко стиснув зубы и усмехаясь.
— Знаешь, — нарушив тишину, все-таки сказал он, прежде чем уйти, — я всегда знал лишь одно: мы никогда не поймем друг друга.
* * *
Открыв бутылку вина, я уселась в ворох белья, оглядывая безобразие, которое навели гвардейцы Эдмунда. В этом хаосе я чувствовала себя так, будто все лежало на своих местах. Впрочем, пора бы давно забыть о порядке. Все, творящееся во дворце в последнее время, напоминало разруху.
Не удивлюсь, если со всего королевства в Хегей уже стягивали противоборствующие силы. Со смертью короля здесь ожидалось настоящее мракобесие.
Наполнив бокал и поставив бутылку на пол, я взглянула сквозь хрусталь на темную алую жидкость. Произнеся тост: «За короля!», я выпила вино без остатка.
Мне было смешно. Смешно сквозь боль и слезы.
Я отгоняла правду, о которой хотела бы забыть: в Хегей везут моего отца. И, говоря откровенно, вся горечь правды была в том, что мне его не спасти. Его голову могут насадить на одну из пик у стены в знак позора, которым он покрыл свой род. И от осознания этого, я теряла рассудок.
Мой взгляд упал на окно, встречая закат. Время, отведенное Берингером, истекало. Но у меня все еще не было ответа. Останься я с Эдмундом, мне придется стать его фавориткой и пройти сквозь все тернии, чтобы выжить. Останься с Райтом, я превращусь не просто в любовницу этого мрачного, грубого мужчины, а в его послушную рабыню.
Солнце почти скрылось за горизонтом, но никто из слуг не пришел, чтобы зажечь в моих покоях свечи. Оставалось догадываться о том, что ждало за порогом этой комнаты Мэг Ингрэм, которую схватили гвардейцы.
В мою дверь постучали. Я уже давно ждала этого, но все равно вздрогнула, прикрыв отяжелевшие веки.
— Леди эль-Берссо, — раздался незнакомый голос, — я могу войти?
— Кто вы?
— Я слуга лорда Берингера. Откройте дверь.
Вот и все. Отставив бокал, я поднялась. Путаясь в юбке, прошагала к двери, открыла, видя перед собой незнакомца. Он тотчас толкнул дверь, ловко проникая внутрь комнаты и сбивая меня с ног.
— Кто вас прислал? — тихо вымолвила я, встречая взглядом мерцание его глаз.
Мужчина молча наступал на меня, пока не пошатнулся, споткнувшись о бутылку. Раздался хруст подвернутой ноги, глухая ругань, и меня будто что-то толкнуло. Я бросилась вперед, отталкивая незнакомца, который успел полоснуть лезвием кинжала по моему предплечью. Шипя от боли, я врезалась в дверь, распахнула, выбежала в коридор, видя бездыханное тело стражника, оттащенное во мрак.
Слезы застилали взор. Я бегом бросилась по коридору в надежде на спасение. Мне и в голову не приходило, что рассчитывать на это почти не было смысла. Грубые, пахнущие кровью руки, схватили меня сзади, затыкая рот. Ледяное лезвие приникло к горлу.
— Стой! — раздалось в глухих стенах коридора.
И сразу после этого послышался топот и крики стражи. Тотчас вокруг стало бесстыдно много света.
— Стой! Не тронь ее…
Я едва дышала, ощущая во рту терпкий вкус чужой крови — мой преследователь поранил ладонь осколками разбитого бокала.
Сквозь слезы я видела стражников во главе с лордом Тесором. На лице последнего застал ужас, напряжение, нетерпение.
— Отпусти девушку, и тебе сохранят жизнь! — крикнул он.
Убийца двигался назад, увлекая меня за собой. Лезвие его кинжала так плотно прилегало к моей шее, что я почти перестала дышать. Когда мы дошли до стены, и отступать нам было некуда, в пустоши коридора за спинами стражником послышались шаги.
Райт Берингер.
Когда он появился, я дрогнула.
Его взгляд медленно, но напряженно прошелся по мне — от макушки до самых пят. Заметив кровь на моей руке, Берингер нахмурился.
— Чего ты хочешь? — спросил он у человека, за моей спиной.
Пламя факелов трепетало от сквозняка. Гвардейцы окружили нас кругом. Надо быть дураком, чтобы рассчитывать выйти из этих стен живым.
— Я отпущу девчонку, если меня никто не тронет, — прошелестел над моим ухом сиплый голос незнакомца.
— Обещаю. Тесор, — мрачно приказал Райт, воззрившись на начальника стражи.
Гвардейцы вложили мечи в ножны.
— Теперь отпусти ее.
— Сначала я выйду из дворца, — отозвался на это незнакомец, толкая меня вперед.
— Отлично, но учти, мое обещание действует только в этих стенах, — прорычал Райт, отходя в сторону и делая жест солдатам.
Мы прошли по витиеватым коридорам, оказавшись в крыле прислуги. Все это время молчали. Незнакомец держал меня за плечо, не отнимая кинжала от горла. Весь путь до каменных ворот, поросших плющом, мы преодолели пешком, собрав значительное количество любопытных.
Лучники на стенах молча внимали происходящему, когда Берингер жестом повелел им опустить оружие.
— Я достану тебя даже в чертогах дьявола, — прошептал он, подводя к незнакомцу коня.
Убийца взгромоздился в седло, усадив и меня, пришпорил лошадь. Я обернулась, встречая метающий молнии взгляд лорда Берингера.
ГЛАВА 16
Мужчина вошел в апартаменты епископа, который сидел за столом, сложив ладони.
— Рад вас видеть, лорд Берингер, — спокойно проговорил Виктор, наблюдая, как приближается советник.
Не останавливаясь, Райт подошел к столу, бросая окровавленный сверток. Его взгляд — взбешенный, подавляющий, дикий — ожег епископа.
— Что это? — по лицу последнего скользнуло беспокойство.
Епископ осторожно коснулся края мешковины, откинул в сторону, сдержав напуганный крик.
— Это… это…
— Язык, — подсказал Райт, — которым один из ваших людей сознался в преступлении.
Епископ вскинул глаза, недоверчиво вглядываясь в лицо Берингера.
— И теперь я пришел сюда, — продолжил советник, — за правдой. И у вас, ваше преосвященство, совсем мало времени, чтобы рассказать мне ее.
— Да как вы смеете, — зашипел Виктор, поднимаясь, — я наместник папы…
— Плевать я хотел на всю папскую курию. Куда твой наемник увез мою женщину?
— Не понимаю…
— Куда, епископ? — грозно оборвал Берингер. — Я не стану терять время — я вырежу твой язык и возьму его с собой, как и этот. А если это не понравится папе, я пойду на него всей своей многотысячной армией. Я сотру его с лица земли… — он ниже склонился над столом, нависая над побледневшим епископом: — поэтому ты мне скажешь, где моя женщина, и я даже позволю тебе дожить до утра, чтобы принести утреннюю молитву.
— Ты безумен, Райт! — сдавлено заговорил Виктор, нервно потирая шею. — У тебя есть армия, но в войне далеко не всегда выигрывают люди. Побеждает тот, у кого есть золото.
— Тебя оно не спасет, — усмехнулся советник, нарочито медленно вытягивая короткий меч из ножен.
— Подумай, что ты делаешь! — грудь епископа тяжело вздымалась.
— Казню предателя.
— Берингер, если ты не остановишься, начнется война!
— Она и так начнется, — убежденно произнес советник, — и первой ее жертвой будешь именно ты.
— Я позову своих людей, — отшатнулся епископ, глядя на сверкающее лезвие.
— Это тех, которых убили мои?
— Ты первым нарушил перемирие, Райт. Генриетта ополчилась против меня из-за того, что я не делал.
— Ты многое не делал, и зря. А теперь, кажется, поздно.
— Ты никогда не узнаешь, где прячут твою шлюху… — быстрое движение, звон стали…
Райт внимательно смотрел, как Мотинье захлебывается кровью, а из пореза на горле струиться кровь. Убрав меч в ножны, мужчина спокойно прошагал к двери, распахнул и приказал воинам:
— Обыскать здесь все!
Берингер достал сигары, закурил. Лорд Тесор прошагал к столу, глянул на епископа, произнес:
— Святые небеса, ваше сиятельство, завтра же сюда двинется войско понтифика.
— Я его встречу… — небрежно отозвался Райт.
— Но король… милорд, вы…
— Я присягал королю, Тесор, но не думаю, что он доживет до утра. А если доживет, мне будет уже глубоко плевать на его желания.
— Это война?
— Да.
— Королева потребует вашу голову.
— Она и так ее жаждет. Я лишь упростил ей задачу, — произнес Берингер, затем резко спросил: — Сколько человек ты отправил за Джиной?
— Двадцать, ваше сиятельство. Мы найдем ее. Но, — сказал Тесор, бросая взгляд на мертвеца за столом, — я полагал, что его преосвященство нам в этом поможет.
— Он приказал убить ее, а не похитить, — сквозь зубы прошептал Райт, — и он понятия не имел, куда везет ее этот ублюдок. Если бы я мог сам поехать за ней… проклятье!
— Мои люди привезут ее в Лауртан, ваше сиятельство. Клянусь честью.
— Пусть седлают моего коня, — туша окурок о столешницу, произнес Райт.
— Но, милорд…
— Исполнять.
* * *
Сложно представить более счастливый момент, нежели, когда лезвие ножа отводят от горла и удается глотнуть, вздохнуть — сделать все то, что в другой ситуации кажется естественным и незаметным.
Ночь темна, лунный месяц потонул во чреве туч, лошадь громко дышит от резвой рыси. Я сжимаю гриву, гляжу в непроглядную темноту ночи, пытаясь понять, что задумал мой похититель.
Черт, да ведь это ожидаемое завершение дня. Мне ли удивляться странному порядку вещей, заставившему всех и вся ополчиться против девчонки из Хоупса? Смешно, однако… Гуманнее было бы прибить меня еще в утробе матери, чем вот так издеваться.
Мы петляли по улочкам столицы. Вот, право слово, какой он — город городов Хегейского государства. Знакомство не слишком удачное, но мне не до претензий.
Похититель неожиданно натянул поводья, и мы остановились у одного из домов, двухэтажного, полного света, обвитого виноградными листьями и с проржавевшей калиткой. Мужчина спрыгнул на землю, стаскивая с седла и меня. Пихнул к калитке, сквозь которую мы прошли. В окне, на первом этаже показалась чья-то голова.