Мужчины начинают тихий разговор.
Менеджер отвечает на вопросы Станислава, улыбается, но сам то и дело бросает взгляды на Кристину. Та движется вдоль полок с соковыжималками, читает надписи на коробках. Менеджер, извинившись, оставляет Станислава, спешит к покупательнице. Приглашает ее подойти к столику, за которым продавец демонстрирует работу агрегата.
Раз, два, три, четыре – морковки одна за другой ныряют в короб. Жых-жых-жых – вылетают очищенными. Бух, бух, бух – прыгают под ножи в прозрачном пластиковом цилиндре. Гудение – и через минуту продавец извлекает из недр аппарата стакан красного сока, подает Кристине.
Та подносит стакан к губам.
Менеджер смотрит ей в лицо так, будто жизнь его зависит от того, одобрит покупательница получившийся напиток или нет.
Кристина пьет жадно. Допив, отнимает опустевший стакан от лица. Слизывает красный полумесяц над губой. Улыбается менеджеру, кивает.
Тот улыбается в ответ с облегчением. Говорит что-то продавцу по-арабски. Но сам не отводит взгляда от лица Кристины.
Продавец уходит и вскоре возвращается с коробкой в праздничной упаковке. К ней приколоты два белых гладиолуса.
Станислав достает кредитную карточку, но менеджер отводит его руку. Приложив ладонь к груди, кланяется, просит принять подарок.
Кристина в смущении смотрит на Станислава. Тот разводит руками. Восточная щедрость – нельзя отказаться.
Кристина благодарит. Оба идут к выходу. Менеджер смотрит им вслед.
10. Воля Аллаха, воля Кристины
В телефонном разговоре Оля возвращалась к слову?паника? раз двадцать.?Да, я в полной панике?;?говорю себе?не паникуй?, но ничего не могу с собой поделать?;?ты скажешь, я, как всегда, защищаюсь паникой от непредсказуемого, и будешь прав, но…?;?паника просто душит меня…?.
В чем дело?
У Кристины новый ухажер. Опять иностранец, но совсем-совсем чужой. Рогойский тоже был со своим туманом и загадками, но хотя бы европеец. А этот – араб. Из Саудовской Аравии. Кажется, очень богатый. Нет, не нефть, а импорт-экспорт электрических аппаратов и сеть супермаркетов Фасири. Разбросаны по всему Ближнему Востоку и на Западе тоже. Кристина сначала думала, что он просто менеджер, а оказалось – совладелец. Один из восьми братьев. Вежливый, воспитанный, невероятно начитанный. Говорит с акцентом, но не с арабским, а с британским. Учился под Лондоном в частной школе, потом – в Оксфорде. Старается не шокировать нас, туземцев, своими взглядами, но иногда роняет что-нибудь такое, что только диву даешься. А главное: не ухаживал, не объяснялся в любви, а через неделю знакомства предложил Кристине руку и сердце. И эта дурочка обещала подумать! Что делать?
Оле после аварии еще не разрешали садиться за руль. Она уговорила бывшего-но-любящего приехать на панический семейный совет. Выбрала тот вечер, когда Кристина умчалась поделиться новостью с бабкой Лейдой.
Теперь они сидели друг против друга, лелея в руках кофейные чашечки из старинного русского сервиза. Палка-костыль дежурила на ручке кресла. Светлые космы парика доставали Оле до плеч. Новый облик, новая женщина. Ну, почему бы, почему не начать им все сначала?
– Я видела Хасана только один раз. Он захотел познакомиться с матерью будущей жены. Да, говорит об этом спокойно, как о деле решенном. Пригласил нас на концерт в Нью-Йорк. Баварский симфонический гастролировал в Карнеги с Телеманом и Гайдном. У Хасана всюду связи, так что с билетами – никаких проблем. Все прошло как в кино про богатых и знаменитых: лимузин с шофером, ужин в отеле?Валдорф-Астория?. Среди прочего Хасан рассказывал, как бывал несколько раз на приемах у короля Иордании и как естественно и непринужденно вела себя американская жена короля, прекрасная Нур. То есть тихая пропаганда капает непрерывно и по любому поводу.
– А не рассказывал он при этом, сколько было покушений на жизнь иорданского короля? Мне запомнилось одно – самое красочное. Он летел на какое-то совещание в Марокко. И вдруг к его самолету приблизился неизвестный истребитель. По радио потребовал следовать за ним. Королевский самолет не подчинился. Тогда истребитель выпустил первую очередь. Несколько пуль залетели в салон. А что наш король? Не растерялся, выхватил микрофон у радиста и закричал измененным голосом:?О, Аллах, Аллах! Что вы наделали! Король убит, бедный король убит!? В истребителе поверили и отстали. Какой актер, а? Куда там Гамлету с его?мышеловкой?.
– Хасан уверяет, что за последние годы обстановка на Ближнем Востоке очень изменилась, стала гораздо спокойней. Во всяком случае, в его стране отношение к иностранцам теперь более терпимое, чем десять лет назад. И немудрено: больше половины их рабочей силы – приезжие. Из Пакистана, Филиппин, Кореи, Индии, Таиланда, Индонезии. Да, забыла немаловажную деталь: новоявленный ухажер дьявольски красив. Но ты и сам скоро увидишь.
– Я в мужской красоте ничего не понимаю – ты же знаешь. Помнишь, всегда спрашивал у тебя про актеров в кино: кого из них я должен считать красавцем?
– Хасан выразил горячее желание познакомиться и с тобой тоже. Предложил совместную прогулку нам всем на его яхте, вверх по Гудзону. И я очень, очень прошу тебя: не отказывайся. Мне так нужно опереться на кого-то в этой передряге.
– Хорошо, я готов. Но что скажет Кристина? После твоей аварии она так озлобилась против меня. В университете проходит мимо, едва уронит?хай? – и то самым уголком рта.
– Ты не поверишь – Кристина тоже?за?. Она ведь непредсказуема – тебе ли не знать? И на приглашение Хасана сразу заявила:?Прекрасная идея?. Ты свободен в следующее воскресенье? Вот и чудно. А пока сходи в кухню и загляни в правый верхний ящик. Там должно было остаться полбутылки?Вана Таллина?. От всех этих волнений я, наверно, сопьюсь эстонским ликером.
И вот они вчетвером – в белом лимузине. Как много нового можно увидеть в знакомых местах, если за рулем – кто-то другой! Если тебе не надо вглядываться в дорожные указатели, в задние фонари грузовика, то и дело тормозящего перед носом! И беседа – насколько легче она течет, когда все удобно расселись лицом друг к другу в просторном салоне, когда не нужно выгибаться к собеседнику на заднем сиденье.
На хозяине – плотный морской китель с галунами, капитанская фуражка с золотым якорьком – на коленях. Красив, улыбчив, полон спокойной уверенности в том, что рано или поздно все обернется по его желаниям. Или по воле Аллаха. Ибо одно с другим, как правило, совпадает. Охотно отвечает на расспросы. Да, штаб-квартира их торговой империи находится в Джидде. Это портовый город на берегу Красного моря. Мекка – в двадцати минутах езды на восток, в глубь полуострова. Нет, ха-ха, не на верблюде, конечно! На автомобиле, предпочтительно на?ягуаре?. Строительство новых домов идет так бурно, что пригороды обоих городов, наверное, вскоре сольются.
Отец Хасана, патриарх рода Абдул Фасири, умер два года назад, теперь всем руководит старший брат Халид. Мать? Она жива, но настоящей близости между ними нет. Его так рано отправили на учебу в Англию, домой возвращался только на каникулы. Знакомство с Рогойским? Да, вот уже лет семь. Хасан был включен в торговую делегацию, ездившую в независимую Украину. А Станислав подрабатывал там гидом в туристическом агентстве. Арабский знал еще слабовато, обходились английским. Но подружились на общей страсти: лошади. Верховая езда, скачки, поло. В каждом крупном городе после посещения мечети Станислав отыскивал ипподром или хотя бы скаковые конюшни. В Харькове донские казаки демонстрировали чудеса джигитовки и рубки. Бедным туркам доставалось от этих всадников в свое время.
Лимузин подъезжает к причалу.
День ясный, безветренный – рождественский подарок декабря.
Яхта сияет белыми бортами, начищенными поручнями, кольцами иллюминаторов.
Шкипер-американец спешит навстречу приехавшим, салютует. Оля опирается одной рукой на его плечо, другой – на палку, первой ступает на перекинутый над водой мостик. Деревянные планки покачиваются под ногами, учат ходить опасливо, не заглядываться на зеленую глубину в просветах. И все четверо, будто усвоив этот урок, на протяжении всего плавания вели разговор осторожно, пытаясь не свалиться в холодный океан, разделяющий два мира, непостижимых друг для друга.
Вверх по Гудзону
(Хасан беседует с гостями.)
Хасан: Вы все, наверное, знаете, что мусульмане, обсуждая планы на будущее, непременно добавляют:?Если на то будет воля Аллаха?. В разговорах с американскими друзьями я это присловие опускаю. Будет ли мне также позволено опускать другое присловие:?Если на то будет воля бесценной Кристины?? Поверьте, я прекрасно понимаю, что наше будущее с ней возможно только в том случае, если она скажет мне свое заветное?да?.
Оля: Но и вы должны нам заранее простить все бестактные вопросы, которые будут вылетать из глубины нашего невежества, о нравах и обычаях вашей страны.
Хасан: Например?
Оля: Например – еще раз тысяча извинений – самый больной вопрос: намерены ли вы иметь Кристину своей единственной женой? Или это тоже будет зависеть от воли Аллаха?
Хасан: Безусловно, единственной. Тем более что бoльшую часть жизни мы будем проводить – если на то будет воля Кристины – в Америке. А здесь, как вы знаете, даже в штате Юта многоженцев не оставят в покое. Только для совершения бракосочетания нам придется совершить поездку в Аравию. Иначе наш брак не будет признан законным и наши дети не смогут унаследовать то, чем я владею на полуострове.
Грегори: Для совершения брака должна ли будет Кристина сменить веру, перейти в мусульманство?
Кристина: Вера?! Моя вера?.. Откуда бы ей взяться? Маму все детство заставляли в школе молиться иконам с Марксом и Лениным. В Америке меня учат молиться золотому тельцу. Имя Божье здесь выбито на каждой монете, напечатано на каждой купюре! Если это и есть моя вера, с ней я расстанусь без труда.
Оля: Конечно, мистер Фасири, мы немного смущены внезапностью вашего решения о женитьбе. В Америке молодые люди долго приглядываются друг к другу, осторожничают, выбирают. В романах и кино нам рассказывают о любви с первого взгляда, но в жизни…
Хасан: Это потому, что в Америке молодым людям разрешено встречаться, гулять, обниматься на темных скамейках, а теперь уже – и не на очень темных. Я же каждый раз, когда помогаю Кристине выйти из автомобиля, нарушаю правило, заповеданное пророком. Прикасаться позволено только к родственницам. Но я уже столько нарушил всяких правил за последние двадцать лет, что остается только надеяться на милосердие Аллаха.
Грегори: Какие еще?
Хасан: Верующий не должен смотреть на открытые женские лица. Но как это осуществить, живя на Западе? Страшная колдовская сила женской красоты не ошеломляет юношу, рожденного на Западе, он привык к ней с пеленок, выработал иммунитет. Не то у нас. Вы представить себе не можете, что творилось со мной, когда я десятилетним попал в Англию. Девичьи лица на улицах, в кафе, в магазинах – от них кружилась голова, радужные круги плыли перед глазами. Какая уж там учеба! Первый год я получал одни?ди? и?си?. Может быть, поэтому мне хватило одного взгляда на Кристину, чтобы в то же мгновение понять: вот она – моя бесценная, моя суженая!
Оля: Никогда еще не проплывала так близко мимо Статуи Свободы. Когда нога заживет, непременно выберусь на экскурсию.
Хасан: Если позволите, я бы с удовольствием присоединился к вам. Тоже всегда мечтал увидеть Нью-Йорк сверху, как видит его какой-нибудь альбатрос. А пока разрешите мне устроить вам маленький сюрприз. (Достает мобильный телефон, набирает номер. И через минуту по палубе, по лицам, по перилам начинает скакать крупный солнечный зайчик.)
Кристина: Я вижу, вижу, откуда он прилетел! Вон из того небоскреба!
Хасан (довольный произведенным эффектом): Да, американская контора нашей корпорации располагается во Всемирном торговом центре. Южный Близнец, тридцать седьмой этаж. Я позвонил дежурному (кому-то приходится сидеть у компьютеров и по воскресеньям) и попросил послать моим гостям солнечный привет.
Грегори: Корпорация Фасири имеет отделения во многих странах Европы и Америки. Приходится ли ей вести финансовые операции с банками западного мира? Ведь все эти банки получают свою прибыль, ссужая деньги под проценты. То есть делают то, что строжайше запрещено пророком Мухаммедом. Пользоваться услугами этих банков – не является ли грехом и святотатством?
Хасан: По возможности мы стараемся пользовать только мусульманскими банками, которые исключают ростовщичество, получают прибыль не в виде процентов, а взимают плату за каждую проводимую операцию. Но в принципе вы правы: любые контакты с западным миром неизбежно вынуждают мусульманина совершать что-нибудь?абе? – постыдное или даже?харам? – греховное. Уже то, что я сижу сейчас с вами и наслаждаюсь, глядя на прелестные лица двух чужих женщин, есть?харам?. Мой покойный отец устроил бы мне страшный разнос, мог бы даже в наказание услать в какую-нибудь дыру в Сомали или Кении. В следующий хадж пройду в Мекке лишнюю покаянную милю.
Оля: Если бы вам, Хасан, был предоставлен свободный выбор, где бы вы предпочли жить – в Аравии или на Западе?
Хасан: Честно вам сказать, я стараюсь не пускать свой ум в сферы невыполнимого и несбыточного. Свободный выбор – разве он возможен для меня? Мое положение в мире, мое богатство, мое достоинство неразрывно связаны с моей принадлежностью к семейному клану, к нашим традициям, к вере отцов. Знаю, что, на взгляд западного человека, саудовские обычаи содержат много грубого, жестокого, иррационального. Но если бы я начал перечислять все, что пугает и отталкивает араба в обычаях современных христиан, наше путешествие растянулось бы на недели. Слава богу, нужды в этом нет. Ибо все это прекрасно сделал до меня присутствующий здесь профессор Скиллер.
Грегори: Польщен, но не вполне понимаю.
Хасан: Кристина рассказала мне о ваших лекциях. Сомнение, отрицание – все это меня очень заинтересовало. Я открыл Интернет, прочел многие ваши статьи. Мне показалось, что ваш протест вырастает из того же нравственного неприятия многих аспектов жизни современного западного общества, какое я испытал, оказавшись в Англии совсем молодым. После переезда в Америку это только усугубилось.
Грегори: Что показалось вам особенно тягостным? С чем было ужиться тяжелее всего?
Хасан: Пожалуй, две вещи принять было особенно трудно: откровенную – разрешенную – высокооплачиваемую ложь и непрерывную конфронтацию людей друг с другом. Свары в парламентах, перепалки в газетах, финансовая грызня, противоборство в судах – вплоть до Верховного! – где девять высочайших умов, на виду у всего народа, выражают полное несогласие друг с другом в истолковании законов. Во что же верить рядовому человеку, кого почитать?
Оля: Мы только что проплыли мимо статуи главного, наиболее почитаемого американского божества. Я же прожила все детство в стране, в которой открытая конфронтация была строго запрещена. Могла бы долго описывать вам, чем это оборачивается для рядового человека.
Хасан: Конечно, свобода – прекрасная вещь, никто с этим не спорит. Но есть и другие, не менее важные: личная безопасность, душевный мир, чувство собственного достоинства. И все они оказываются под угрозой, если почитание свободы превращается в культ.
Кристина: Не подходим ли мы к границе тех споров, которых договорились избегать?
Хасан: Бесценная, позволь только одно – последнее – сравнение. Оно только что пришло мне в голову. Смотрите: далеко в небе летит самолет. Наверное, поднялся из аэропорта Ла Гвардия, направляется в Детройт, Чикаго, Торонто, Сиэтл. Внутри пассажиры с комфортом сидят в креслах, любуются облаками или смотрят кино, потягивают вкусные напитки через пластиковые соломинки, беседуют друг с другом. Но и мы здесь, внизу, окружены не меньшими удобствами: напитки наши не хуже, кресла просторнее, пейзажи за окнами богаче. Только перемещаемся в пространстве в пятьдесят раз медленнее. А теперь представьте себе, что голос неведомого оракула вдруг возвестил бы с небес, что главное в жизни человека – скорость перемещения. Что быстрота движения определяет счастье и полноту жизни. Мы бы здесь, на яхте, мгновенно почувствовали себя глубоко несчастными, постыдно обделенными.