Общая картина для экипажа № 17 была обычной. Все, чем мы в то утро загрузились, без исключений предназначалось для «Блэквелла». Я и понятия не имел, что нам предстоит забирать потом и доставлять в другие депо, и эта неизвестность скрашивала монотонность работы. Джонатану, тем не менее, хотелось знать детали, и всю поездку он забрасывал меня вопросами. Я вспомнил слова Билла Харпера: он рассказывал, как от своего практиканта на стенку лезет. Теперь, судя по всему, настал и мой черед.
С другой стороны, хорошо, что эти новички хотят побольше узнать о Схеме и том, как она работает; к тому же я подозревал, что через некоторое время любопытство их поутихнет.
Мы вкатились в «Блэквелл» в аккурат по графику, хотя с выездом задержались. Там уже разбирались с несколькими фургонами, но место у рампы было, поэтому я сдал в щель задним ходом. Через пару минут на вильчатом погрузчике возник Лен Уокер и начал выгрузку. Джонатан тем временем бродил меж различных штабелей и периодически вглядывался в этикетки на ящиках.
– А «Кружевной рай» – это где? – спросил он.
– Не знаю, – ответил я. – Должно быть, депо где-то вне нашей зоны. Не забывай, их тут по всей стране сотни разбросаны. Может где угодно оказаться. А что там еще написано?
– «Резиновые втулки, размер 2.1 гросс. Зеленый выгон, Долгий плес, Блэквелл, Кружевной рай».
– Нормально, – сказал я. – В каждой картинке – сказка. Настанет день, и этот ящик отсюда заберут и доставят в депо «Кружевной рай». Может, там втулок не хватает. А может, и хватает. Оттуда их могут через некоторое время и дальше перевезти.
Пока мы так беседовали, Лен закончил выгрузку и теперь стоял рядом, заинтересованно прислушиваясь. После утреннего всплеска деятельности «Блэквелл» начал сворачиваться к обеду. Чуть дальше на рампе только Чарли Грин еще занимался с оставшимся фургоном. Хотя «занимался» – не совсем то слово. Пока Лен разгружал нас, Чарли удалось вывезти из фургона один поддон, а оставшееся время он разговаривал с водителем. По справедливости, Гослинг, Осгуд или кто-нибудь еще из начальства уже должен был выскочить и распорядиться, чтобы шевелились проворнее, но никого из них в окрестности не наблюдалось, поэтому Чарли продолжал болтать. Лен с явным презрением покачал головой и направился по лестнице в игровую. Мы с Джонатаном приготовились к выезду.
Вернувшись в кабину, я увидел кипу коробок и вспомнил, что нужно было заехать к Сандро. Времени навалом, поэтому, когда мы их завезли, я постарался не впутывать сюда Джонатана и за две ходки перенес все тортики в пекарню сам. Сандро был по уши в работе, как и трое его коллег, но мы тем не менее обменялись любезностями.
– Ну как ты, друг мой? – спросил он, принимая у меня пирамиду коробок.
– Прекрасно, спасибо, – ответил я. – Дел у вас, я вижу, невпроворот.
– О да, да, да! – сказал он. – У нас их всегда невпроворот!
Я посмотрел на капли пота, стекавшие у него по лбу: интересно, сколько бы тут продержался Чарли Грин?
Как обычно, забирать нужно было одну коробку – ту, что предназначалась Питу Гиггсу на седьмом маршруте. Когда я вернулся с ней в «УниФур», Джонатан раскрыл наконец рот:
– Ничего, что я спрашиваю? – спросил он. – Но разве не запрещается перевозить грузы в кабине?
– Это не груз, – ответил я. – Это тортик.
– Но все равно…
– Послушай, – сказал я. – Ты об этом не беспокойся. Про одну коробку никто ничего спрашивать не станет, а если и спросят, я возьму на себя всю ответственность, ладно?
– Ну, если ты так уверен…
– Еще б не уверен. Начальство такие вещи не волнуют. Их единственная забота – чтобы фургоны не нарушали график, чтобы все загруженное совпадало с выгруженным. Их интересует только это, а потому расслабься и катайся, как все остальные.
– Хорошо, – сказал Джонатан. – Попробую.
– И не забывай, что за это удовольствие тебе платят.
От моего последнего замечания он улыбнулся, и по тому, как он откинулся на спинку, я понял, что ему стало легче. Время вскоре двинулось к полудню, а мы уже были на пути в «Ватный город» – катились по Кольцевой с большим запасом времени, так что можно было поразмышлять о преимуществах жизни в Схеме. В конце концов, что бывает приятнее прогулки в «УниФуре» ясным весенним утром? О, я признаю: машины эти маломощные и дребезжат, а вся новизна поездок в них стирается после нескольких лет за баранкой. Но все равно, поймав отражение своего транспортного средства в стеклянных панелях какого-нибудь конторского здания, я то и дело вспоминал, что лучше способа зарабатывать на жизнь и быть не может.
Ибо, вне всяких сомнений, «УниФур» – великолепное творение! Выкрашенный в уникальный цвет вороненой стали, с серебряными эмблемами, тупоносым профилем, с подножками и хромированной решеткой радиатора он стал прославленным символом нации! Его все любят и повсюду узнают! Более того, он служит выражением великой идеи, которая не только успешно осуществилась, но и призвана была успешно осуществиться!
При всем вышесказанном оставались те, у кого страсть к «УниФурам» заходила слишком далеко. Выехав на подъем дороги, я заметил группу людей, сидевших на бетонной опоре с блокнотами в руках. Когда мы проезжали, они пристально в нас вглядывались.
– Кто это? – спросил Джонатан, когда я ему их показал.
– Энтузиасты. Им нравится записывать номера.
– Я думал, это делают только детишки.
– О-о нет, – сказал я. – Эта публика относится ко всему очень серьезно. Графики движения известны им лучше, чем нашему начальству, а у некоторых даже есть собственные фургоны.
– А откуда они их берут?
– С пробегом сто тысяч миль их продают с аукциона.
– И они в них на самом деле выезжают?
– Нет. Если б могли, выезжали бы, но это не разрешается, поэтому фургоны стоят у них во дворах.
– Ну а почему им тогда не получить работу в Схеме? – рассудил Джонатан. – Могли бы ездить, сколько душе угодно.
– У меня только не спрашивай, – сказал я. – Дуркует эта публика.
Странное дело: похоже, убедив Джонатана, что получать деньги за вождение «УниФура» – доля завидная, я с тревогой задумался об этом сам. Едва ли всерьез вообще-то, лишь смутное раздражение, но оно меня беспокоило. Началось все, насколько я мог судить, в «Блэквелле», когда мы наткнулись на этикетку, где говорилось: «Кружевной рай». Сначала я и помыслить не мог, чего ради название какого-то далекого неведомого депо будет меня так беспокоить. А затем понял: именно потому, что я там никогда не был. Несмотря на то что я проработал в Схеме уже лет пять, бывал я только в семи депо нашей зоны, а именно: «Блэквелл», «Ватный город», «Раджуэй», «Колокольня», «Зеленый выгон», «Веселый парк» и, разумеется, «Долгий плес». Также я знал, где находятся «Королевский пруд» и «Замковые ворота», хотя случая посетить их мне не представлялось. А вот «Кружевной рай» – совсем другое дело; названия этого я никогда раньше не слышал, и меня поразило вот что: какое бы удовольствие ни приносила мне работа, в ней все-таки имелись какие-то запреты. Ездить всего по нескольким маршрутам, туда-сюда, неделю за неделей. Было бы неплохо, рассуждал я, просто для разнообразия съездить как-нибудь в другое место.
И тут, словно по подсказке, где-то справа я заметил серую вспышку. Мы еще не съехали с горба дороги, и вид по обеим сторонам открывался на море крыш, парков и садов. Под нами пролегала бывшая основная магистраль, которую лет десять назад заменила Кольцевая Дорога. Теперь, освободившись от гнета автомобильных пробок, она превратилась в милый привольный проспект. И по ней, направляясь бог знает куда, катил одинокий «УниФур».
4
Когда мы в тот день вернулись в «Блэквелл», первым делом я отправился на поиски Осгуда. Оставив Джонатана командовать нашим «УниФуром», я взял оставшуюся коробку с тортиком и двинулся в контору. Осгуд сидел внутри – на вид очень расслабленно, закинув ноги на стол.
– Только не говори мне, – сказал он, заметив коробку. – Один тортик для Пита Гиггса.
– Да, пожалуйста, – ответил я. – Если не возражаете.
– Тебя Джордж подрядил за себя развозить, да?
– Ну, сегодня утром я доставил примерно дюжину.
– Я не уловил, – сказал Осгуд. – А эту лучше спрячь вот здесь, внизу. Я слыхал, тут Несбитт шастает.
– Несбитт? – забеспокоился я. – А его как в эти края занесло?
– Поди угадай. Никто вообще не знает, как у него мозги работают. Иногда мы его месяцами не видим, а потом он вдруг решает нанести визит. Похоже, он тут как-то нагрянул в «Колокольню» без предупреждения. И восемь часов просидел в диспетчерской. Ни слова не сказал.
– Надеюсь, сюда он не нагрянет.
– Я тоже надеюсь, – сказал Осгуд. – Поверь мне, я тоже на это надеюсь.
Я поставил тортик ему под стол, сказал спасибо и вернулся на рампу, где Лен с Джонатаном были увлечены беседой.
– Надеюсь, ты подаешь ему хороший пример, – сказал Лен, когда я подошел. – Наставляешь на единственный истинный путь.
– Стараюсь как могу, – ответил я.
– Это хорошо. Мы же не хотим, чтобы он прибился к другой сфере влияния.
Одного взгляда на Джонатана хватило, чтобы осознать: он ни малейшего понятия не имеет, о чем говорил ему Лен. Тем не менее я не стал все это растолковывать – через некоторое время сам во всем разберется. В то же время я понял, что Лен стал относиться ко мне как к союзнику в том крестовом походе, который он начал, а именно – борьбе за сохранение «полного» восьмичасового рабочего дня.
Тут я должен сказать: точку зрения Лена я разделял. Успех Схемы превыше всего прочего зависел от видимости. Схема была популярна, ибо люди каждый день видели, как она работает. Когда «УниФур» проезжал мимо, наблюдатели вспоминали, что в этот миг по всей стране мужчины и женщины заняты доходным делом. Восемь часов работы за восьмичасовую плату: такова сделка, и все признавали, что она справедлива. Лена же беспокоило, что мягкотелое начальство отпускает пораньше все больше и больше подчиненных. Он видел в этом угрозу для общественной поддержки Схемы и, очевидно, считал, что я с ним согласен. Разумеется, в принципе я и был согласен, но, сказать по правде, мне самому время от времени нравились «ранние увольнительные», как мы их называли. Приятный сюрприз – в тот день, когда все спокойно, прийти домой в четыре. Или даже в половине четвертого. Я, конечно, не принимал такие причуды как данность, но и вовсе отказываться от них не желал. Что же до намека Лена на «другую сферу влияния», то он предположительно имел в виду Чарли Грина и ему подобных. Это правда – Чарли иногда злоупотреблял, особенно если вблизи оказывались рохли вроде Гослинга. Но в общем и целом я оставался в убеждении, что страхи Лена беспочвенны.
Наверняка я знал одно: нам с Джонатаном ранняя увольнительная сегодня не светит. У нас на борту с пятницы еще оставалась тележка с поддоном, ее следовало доставить в «Веселый парк», так что последнего путешествия не избежать. Лен выгрузил три поддона, которые мы привезли из «Ватного города», я задвинул дверь и накинул защелку. Перед самым выездом я заметил, как Лен хлопнул Джонатана по спине.
– Очень важное место этот «Веселый парк», – сказал я, когда мы миновали центральные ворота. – Центр деятельности всего региона. Через него проходят все «УниФуры» отовсюду.
– Как же вышло, что мы туда везем одну тележку? – поинтересовался Джонатан.
– Хороший вопрос, – ответил я. – Да, в последнее время там затишье, но это ничего не значит. Иногда весь день тебя загружают по самую крышу – все зависит от того, что поступает из разных депо. А когда все вот так, мы просто этим пользуемся.
– Так мы, значит, не ездим все время порожняком?
– О нет. Совсем напротив.
На самом деле замечание Джонатана было не так далеко от истины, как я сделал вид. Если вдуматься, последний раз в «Веселом парке» я был в прошлый вторник, да и то, насколько помнится, мы привезли туда всего один полноценный ящик. А до того – лишь случайные поддоны несколько месяцев подряд, а то и дольше. И тут меня осенило: несмотря на репутацию основного компонента в бесперебойной работе Схемы, ежедневная рабочая нагрузка в «Веселом парке» была незначительна – особенно по сравнению с депо «Долгий плес» или «Блэквелл». Подозрения подтвердились, когда через полчаса мы прибыли туда и въехали в ворота. Несмотря на четыре «УниФура», которых мы обогнали на подъездной дороге, и дюжину или около того у погрузочной рампы, все происходящее очень мало напоминало осмысленную трудовую деятельность. Стояли какие-то люди и пристально рассматривали бетон под ногами или же с глубоким интересом изучали пролеты металлической крыши. Что же до действительно разгружаемых или загружаемых фургонов, количество их равнялось нулю.
Не то чтобы это имело значение, конечно. Как я уже сказал, засчитывалась только видимость, а по всей видимости депо было просто образцом эффективности. Пока я задним ходом подъезжал к рампе, диспетчер по транспорту депо «Веселый парк» Берт Хоукс выступил в свое ежедневное путешествие из главной конторы к механическим мастерским – расстояние ярдов в семьдесят. Целью похода являлся сбор таблиц учета рабочего времени на «УниФуры», что стояли в тот день в ремонте, и возврат таких же таблиц за предыдущий день. Тем временем несколько водителей помогали друг другу прогонять транспортные средства через автомойку – следили, чтобы не покосились зеркала заднего вида и так далее. Сама рампа оставалась практически свободна от грузов – еще один признак эффективности, – а три вильчатых погрузчика стояли в ожидании и смотрелись не только отполированными, но и смазанными маслом.
Посреди всего этого мы с Джонатаном выбрались из кабины, откатили дверь и приготовились к передаче тележки с поддоном. В отличие от «Блэквелла», где Лен подскакивал к вам через секунду после прибытия, в «Веселом парке» требовалось запастись определенным терпением. По опыту я знал, что персонал здесь делится на два типа. Первая категория – довольно доброжелательные, даже готовые помочь, но их очень трудно найти, поскольку большую часть дня они проводят где-то в глубинах депо. Если прервать их партию, к примеру, они с радостью отложат карты и помогут вам разгрузиться. К сожалению, это требует детального знания расположения всего депо, поскольку в карты играют не в игровой комнате наверху, а в пристройке на задах. К таким отшельникам относились, например, Эрни Тернер, Кении Ноулз и Мик Маквити.
Вторую группу всегда можно отыскать где-нибудь на рампе, но им, похоже, не очень интересно разгружать «УниФуры» – особенно после трех, когда все уже подметают полы, готовясь к закрытию. Они имеют склонность собираться вокруг складского рабочего Билли Баркера, которого я считал чем-то вроде рупора всей этой группы. Когда мы въехали во двор, я заметил Билли в дальнем углу двора, где он стоял, опираясь на метлу, но теперь, когда мы запарковались и открыли дверь, его и след простыл. Зато мне удалось поймать взгляд одного из подручных Билли – типа, известного под кличкой Клюв. Он временно разлучился со своими друзьями и теперь пробирался обратно, чтобы с ними воссоединиться. Заметив меня, он попытался укрыться за вильчатым погрузчиком, но я его перехватил, когда он обогнул машину с другой стороны. Иных средств избежать меня у него не было, и он остановился.
– Чего, старина?
– Вы ждете тележку с поддоном?
– Нет, старина.
– Тогда кто ее ждет?
– Фиг знает, старина.
У меня, на самом деле, не было настроения получать такой отлуп – тем паче в такое время дня, – поэтому я повернулся к конторе начальства и сказал:
– Ладно, схожу узнаю у мистера Хаггинса.
На Клюва это произвело должное впечатление.
– Я тебе так скажу, – сказал он. – Ты ее вытаскивай, и мы на нее поглядим.
Говоря по всей строгости, в мои обязанности не входило что бы то ни было вытаскивать, но поднимать шум по этому поводу я не собирался, а потому смирился и выкатил тележку на рампу. К нам тут же присоединился Билли Баркер: видимо, решил выйти из укрытия, как только заметил, что разгружать ящики не надо.