– А я и не возмущаюсь, я давно привыкла.
– Молодец, но учеба в университете не идет ни в какое сравнение. Когда подходит время уплаты налогов, они, бывает, работают и по сто часов в неделю.
Эбби улыбнулась и непроизвольно потрясла головой, впечатленная этой цифрой.
– Кэй, ты работаешь?
– Нет. Большинство жен не работают. Деньги в доме есть, так что женщину работать ничто не заставляет, да и мужья не слишком-то помогают воспитывать детей. Но, конечно, работать не запрещается.
– Кем не запрещается?
– Фирмой.
– Надеюсь, что это так.
Про себя Эбби повторила слово “запрещается”, но тут же выбросила его из головы.
Кэй пила кофе и любовалась утками в фонтане. Какой-то малыш, видимо, убежавший от матери, тянулся ручонками к воде.
– Вы думаете заводить детей? – обратилась она к Эбби.
– Может, через пару лет.
– Детишки поощряются.
– Кем?
– Фирмой.
– С какой это стати фирме беспокоиться о том, есть у нас дети или нет?
– Как же, ведь это упрочает семью. Когда появляется новорожденный, вокруг устраивают такую шумиху – шлют тебе в больницу цветы и подарки, и вообще чувствуешь себя королевой. Мужу предоставляют недельный отпуск, но он, как правило, слишком занят, чтобы им воспользоваться. Фирма делает страховой взнос в тысячу долларов – на будущее обучение ребенка. И вообще все очень веселятся.
– Похоже, у вас тут прямо-таки братство какое-то. – Скорее одна большая семья. Вся наша жизнь, в том числе и общественная, связана с фирмой, и для нас это важно, ведь коренных жителей среди нас нет, все мы трансплантаты.
– Все это просто здорово, но не хотелось бы, чтобы кто-то мне говорил, когда работать, когда отдыхать, когда иметь детей.
– Не переживай. Фирма очень заботится о семье, но совать нос в твою жизнь они не станут.
– По-моему, я начинаю сомневаться в этом.
– Говорю тебе, успокойся, Эбби. Они как семья, они прекрасные люди, а Мемфис – замечательный город, в котором можно жить и растить детей. Стоимость жизни здесь ниже, и сама жизнь течет неторопливее и плавнее. Может, ты сравниваешь Мемфис с большими городами? Мы тоже так делали, но, поверь, Мемфис стоит любого из них.
– Я увижу весь город?
– Конечно, для этого-то я и здесь. Давай начнем с центра, отсюда отправимся на восток посмотреть на пригороды, может, на кое-какие приятные домики, а потом пообедаем в моем любимом ресторанчике.
– Похоже, скучать не придется, – отозвалась Эбби. Кэй расплатилась. Они вышли из отеля и уселись в новый “мерседес” семейства Куин.
Столовая, как ее просто называли, располагалась в конце пятого этажа и выходила окнами на набережную и лениво ползущую за ней реку. Из высоченных окон открывался захватывающий вид на мосты и доки, буксиры, пароходики, баржи.
Помещение это было святилищем, надежным убежищем для тех, кто был достаточно талантлив и честолюбив, чтобы стать компаньонами респектабельной фирмы Бендини. Они встречались здесь ежедневно на обедах, которые им готовила Джесси Фрэнсис, огромная пожилая темпераментная негритянка, а подавал блюда на стол ее муж Рузвельт, в белых перчатках и старомодном, неловко сидящем на нем чуть выцветшем и морщинистом фраке, подаренном лично мистером Бендини незадолго до смерти. Иногда компаньоны встречались и по утрам, чтобы выпить кофе с горячими пирожками и обсудить дела, а также, от случая к случаю, – и за бокалом вина, отмечая удачный месяц или чей-нибудь небывало высокий гонорар. Столовая была предназначена только для компаньонов, ну разве что случайный гость – крайне выгодный клиент или перспективный кандидат в сотрудники – переступал ее порог. Сотрудники могли обедать здесь дважды в год, только дважды – это регистрировалось в соответствующей книге, – и только по приглашению компаньонов.
К столовой примыкало помещение небольшой кухни, где творила Джесси и где она приготовила первый из этих обедов для мистера Бендини и его коллег двадцать шесть лет назад. Все эти двадцать шесть лет она готовила исключительно южную кухню, ни разу не попытавшись в угоду чьему-то вкусу приготовить блюдо, название которого она и выговорить-то не могла. “Не ешьте, если вам это не по вкусу”, – таков был ее обычный ответ на подобные требования. Судя по тому, что в тарелках, которые убирал со стола Рузвельт, ничего не оставалось, ее поварским искусством были не только довольны, но и наслаждались. По понедельникам она вывешивала меню на неделю, отдельные заказы принимала не позже десяти утра и дулась годами на того, кто вдруг вздумает отказаться от заказа или просто не придет на обед. Она с мужем работала по четыре часа в день и получала вместе с ним тысячу долларов в месяц.
Митчел сидел за столом вместе с Ламаром Куином, Оливером Ламбертом и Рейсом Макнайтом. Сначала им принесли нежнейшие свинью ребрышки с гарниром из вареной тыквы и какой-то ароматной травки.
– А жир она сегодня убрала, – обратил внимание Ламберт.
– Восхитительно! – оценил Митч.
– А вы терпимы к жирной кухне?
– Да, в Кентукки готовят так же.
– Я пришел в фирму в 1955 году, – сказал Макнайт, – а сам я из Нью-Джерси, так? И я был неспокоен в отношении южной кухни и держался от нее подальше. Все едят с маслом и готовят на животном жире, так? А потом мистер Бендини решил открыть здесь это маленькое кафе. Он нанимает Джесси, и вот уже двадцать лет я мучаюсь изжогой. Жареные красные помидоры, жареные зеленые помидоры, жареные баклажаны, жареная тыква, жареное то и се. Однажды Виктор Миллиган сказал – хватит. Он ведь из Коннектикута, так? И Джесси тут же выдала на скорую руку порцию жареных маринованных огурчиков. Представляете?! Пожарить маринованные огурчики! Миллиган позволил себе пробурчать что-то при Рузвельте, а тот доложил Джесси. Та взяла и ушла через заднюю дверь, просто ушла. На неделю. Рузвельт хотел идти на работу, а она его не пускала. В конце концов, Бендини все уладил, и она согласилась вернуться, если больше никаких жалоб не будет. Но все-таки она отказалась от жира. Думаю, все мы проживем теперь лет на десять больше.
– Восхитительно! – намазывая масло на еще одну булочку, произнес Ламар.
– У нее всегда так, – добавил Ламберт в тот момент, когда мимо их столика проходил Рузвельт, – еда здесь хороша, от нее полнеешь, но мы нечасто пропускаем обед.
Митчел ел не спеша, готовый в любой момент поддержать беседу, и старался держаться абсолютно свободно. Удавалось это с трудом. Окруженный людьми, добившимися от жизни всего, миллионерами, в этой изысканной, роскошно убранной комнате, он чувствовал себя простым смертным, очутившимся вдруг в небесных чертогах. Только присутствие Ламара и отчасти Рузвельта придавало ему бодрости.
Когда Ламберт убедился в том, что Митч уже насытился, он вытер салфеткой рот, медленно поднялся и легонько постучал чайной ложечкой.
– Джентльмены, могу ли я попросить минуту вашего внимания?
В столовой наступила тишина, головы обедающих повернулись к столику. Положив салфетки, мужчины в упор смотрели на гостя. Где-то на письменном столе у каждого лежала копия его досье. Два месяца назад они единогласно проголосовали за то, чтобы сделать его единственным претендентом. Они все знали, что он пробегает по четыре мили в день, не курит, что у него аллергия на сульфаниды, вырезаны гланды, что у него маленькая синяя “мазда”, что мать страдает психическим расстройством и что он мастерски играет в футбол. Им было известно и то, что, даже когда он болеет, он не принимает ничего более крепкого, чем пара таблеток аспирина, и то, что он достаточно голоден для того, чтобы работать сто часов в неделю, если они его об этом попросят. Митчел И. Макдир нравился им. Он приятно выглядел, был атлетически сложен, настоящий мужчина, со светлой головой и крепким телом.
– Вы знаете, что сегодня мы приветствуем здесь дорогого гостя – Митчела Макдира. В ближайшее время он заканчивает Гарвард с отличием.
– Виват! Виват! – раздались голоса двух-трех выпускников Гарварда.
– Вот именно, благодарю вас. Митчел и его жена Эбби будут нашими гостями весь уик-энд. Митч входит в пятерку сильнейших выпускников, и на него большой спрос. Но он нужен нам здесь. Я знаю, что вы будете общаться с ним до его отъезда. Сегодня вечером его принимает Ламар Куин с супругой, а завтра всех присутствующих на ужин к себе приглашаю я.
Митчел смущенно улыбался, а Ламберт продолжал говорить что-то о величии фирмы. Когда слова его отзвучали, все вернулись к пудингу и кофе, которые разнес по столам Рузвельт.
Любимый ресторанчик Кэй оказался роскошным заведением для “золотой” молодежи в южной части города. С потолка тут и там свисали листья папоротника, музыкальный автомат негромко наигрывал музыку далеких 60-х.
Дайкири подали в высоких стеклянных бокалах.
– Думаю, по одному будет достаточно? – спросила Кэй.
– Пьяница из меня никакой, – отозвалась Эбби. Они заказали фирменное блюдо, попробовали коктейль.
– Митч любит выпить?
– Крайне редко. Он же спортсмен, очень заботится о здоровье. Иногда немного пива или бокал вина, но никаких крепких напитков. А Ламар?
– Примерно так же. Он и пиво попробовал, только в колледже, да и располнеть боится. Фирма не любит, когда прикладываются к спиртному.
– Здорово, конечно, но почему и это их волнует?
– Потому что спиртное и юристы так же соотносятся между собой, как кровь и вампиры. Насколько я знаю, все правоведы пьют как верблюд в пустыне, алкоголизм стал их профессиональной болезнью. По-моему, все это начинается еще в годы учебы. В университете Вандербилта обязательно есть кто-нибудь, кто не просыхает. То же самое, видимо, и в Гарварде. Работа требует огромного нервного напряжения, а это обычно означает обязательную и обильную выпивку. Наши мужья, конечно, не трезвенники, это понятно, но они привыкли контролировать себя. Здоровый юрист лучше работает. Опять-таки, это вопрос прибылей.
– Ну, в этом есть хоть какой-то смысл. Митч говорил мне, что в фирме нет проблем с текучестью кадров.
– Да, за семь лет, что мы здесь прожили, я не припомню никого, кто бы ушел. Здесь платят хорошие деньги и очень осторожны в подборе сотрудников. Они не берут на работу людей из состоятельных семей.
– Не уверена, что поняла.
– Фирма не примет человека, у которого помимо его оклада был бы еще какой-то источник доходов. Им нужны молодые и голодные. Тут все дело в преданности: если все твои денежки текут из одного-единственного места, то ты будешь хранить верность этому месту. В фирме от тебя ожидают беззаветной преданности. Ламар говорит, что даже разговоров о том, чтобы уйти куда-то, он ни разу не слышал. Все они чувствуют себя счастливыми: они или богаты, или на пути к богатству. И уж если кто-то надумает уходить, он явно не заработает в другом месте столько, сколько у нас. Фирма даст Митчу все, что он захочет, только бы он согласился работать здесь. Они горды тем, что платят больше других.
– А почему они не принимают женщин?
– Пытались однажды. Она оказалась настоящей стервой, вокруг нее был вечный шум. Юристы-женщины вечно готовы в драке отстаивать свое “я”. С ними трудно иметь дело. Ламар говорит, что они боятся принимать женщину, так как не смогут просто избавиться от нее в случае, если она не справится со своими обязанностями, да еще ей потребуется положительная характеристика.
Им принесли еду, от новых коктейлей они отказались. Ресторан постепенно заполнялся молодежью, атмосфера становилась все более оживленной. Слышалась мелодия Смоки Робинсона.
– У меня идея! – воскликнула вдруг Кэй. – Я знакома с одним торговцем недвижимостью, поедем посмотрим, что у него сейчас есть на продажу.
– Что на продажу?
– Дом. Дом для вас с Митчем, дом для нового сотрудника фирмы “Бендини, Ламберт энд Лок”. Присмотрим что-нибудь вам по вашим деньгам.
– Я не знаю, какую цену мы можем себе позволить.
– Что-нибудь от ста до ста пятидесяти тысяч. Ваш предшественник купил дом в Оукгруве, я уверена, что он примерно такую сумму и выложил.
Эбби наклонилась к ней и почти прошептала:
– И сколько же нам придется выплачивать за него в месяц?
– Не знаю. Но это будет вам по силам. Тысячу или чуть больше.
От неожиданности Эбби едва не подавилась. Маленькие квартирки в Манхэттене, сдававшиеся внаем, стоили вдвое дороже.
– Хорошо, поедем посмотрим.
Как и должно было быть, Ройс Макнайт занимал один из “кабинетов власти” с чудесным видом из окна. Угловое помещение находилось как раз под офисом Натана Лока. Ламар Куин извинился и вышел, и управляющий пригласил Митча сесть у небольшого столика рядом с диваном. Секретарша должна была принести кофе.
Макнайт расспрашивал молодого человека о его первых впечатлениях, и Митч искренне отвечал ему, что он был поражен.
– Митч, – обратился к нему Макнайт, – хочу уточнить кое-какие детали нашего предложения.
– Слушаю вас.
– В первый год работы оклад составит восемьдесят тысяч долларов. Но после того как ты сдашь экзамен по адвокатуре, ты получишь прибавку в пять тысяч. Не премию, а прибавку к окладу. Экзамен состоится где-то в августе, и большую часть лета ты потратишь на то, чтобы подготовиться. Мы разработали собственный курс подготовки по адвокатуре, с тобой будут заниматься, и очень напряженно, наши компаньоны. Занятия твои будут проходить в основном в рабочее время, за счет, так сказать фирмы. Ты знаешь, что другие фирмы обычно заваливают новичка работой, исходя из того, что повышать квалификацию он должен в свободное время. У нас подход иной. Ни один из наших сотрудников никогда еще не проваливал этот экзамен, мы уверены, что и ты не нарушишь наших традиций. Восемьдесят тысяч для начала, и восемьдесят пять через полгода. Отработав год, ты будешь получать девяносто тысяч плюс премия в декабре в зависимости от качества твоей работы и доходов фирмы за предыдущие двенадцать месяцев. В прошлом году премия для сотрудников составила в среднем девять тысяч долларов. Тебе должно быть известно, что участие сотрудников в прибылях в юридических фирмах почти не практикуется. Остались какие-нибудь неясности?
– А что меня ждет через два года?
– Твой базовый оклад будет повышаться в среднем на десять процентов в год до тех пор, пока ты не станешь компаньоном. Но ни повышение оклада, ни премия не гарантированы – они зависят от твоей работы.
– Это справедливо.
– Ты уже знаешь, что фирме очень важно, чтобы ты купил в свою собственность дом. Это прибавляет надежности и престижа, особенно новым сотрудникам, и к этому мы тоже неравнодушны. Фирма предоставляет низкопроцентный заем на тридцать лет, с фиксированными ставками выплат, но если через пару лет ты решишь свой дом продать, то твои выплаты тебе не вернут. Заем предоставляется только раз, для покупки твоего первого дома. За другие дома ты платишь из своего кармана.
– Какова процентная ставка?
– Предельно низкая. Чтобы только уберечь тебя от конфликта с налоговым управлением. Текущая рыночная ставка составляет десять – десять с половиной процентов. Мы дадим тебе процентов семь-восемь. Дело в том, что фирма представляет интересы некоторых банков, они помогают нам. С твоим окладом у тебя не будет проблем с выплатами. В конце концов, фирма всегда может выступить, в случае необходимости, твоим гарантом.
– Вы очень великодушны, мистер Макнайт.
– Это важно для нас самих. В деньгах мы тоже ничего не теряем. Твоя задача – подыскать себе дом, все остальное – заботы нашего отдела по сделкам с недвижимостью. Тебе останется только въехать.
– А “БМВ”?
Мистер Макнайт усмехнулся.
– Мы попробовали это лет десять назад и решили, что машина – хороший стимул. Все просто: ты выбираешь “БМВ”, какую-нибудь небольшую модель, фирма арендует ее на три года и вручает тебе ключи, мы оплачиваем номера, страховку, ремонтные работы. Через три года ты можешь купить его у фирмы, сдавшей нам его в аренду, по справедливой рыночной цене. Так же как и с домом, это наша разовая сделка.