* * *
«Копий не снимать, аннотаций не составлять», — перечёл последнюю строчку Габузов и невольно хмыкнул, так как в данный момент держал в руках самую что ни на есть копию секретного документа. Затем он бегло взглянул на шапку справки-сводки и недовольно поморщился:
— А вчера ты мне не мог об этом сказать? Уже почти сутки прошли.
— Ну, извини, амиго. Они ж на аглицком шпрехали, а у меня в отделе с лингвистами, сам понимаешь, полная засада. Без словаря — только на матерном. Так что пришлось напрягать стажерку из канцелярии. Так и та над тремя страничками текста всю ночь просидела… И чему их только в школах милиции учат?!
— Мог бы и мне позвонить. Я бы подскочил, сам перевел.
— Ну, извини. Как-то не сообразил, что ты у нас грамотный.
— Ты обратил внимание на фразу «ваш человек в Афинах звонит мне каждые два часа»? — тревожно поинтересовался Габузов.
— Естественно. Равно как на «буду звонить вашему рейнджеру».
— Думаешь, тот самый? Наш кипрский клиент?
— Уверен. Миссия Шверберга слишком деликатна и дорогостояща, чтобы раскидывать целую сеть своих агентов по всей Европе. Так что, думаю, это всё та же сладкая парочка — французский урка и, соответственно, его русский коллега.
— Но как они узнали, что Самсут Матосовна в Греции? — в отчаяньи взорвался Сергей. — Ведь даже люди Оболенского, и те, в ту ночь потеряли ее след!
— Ну, Серый, ты и вопросики задаешь. «А я почём знаю, что это написано?»… Здесь ведь вариантов, самых разных, что называется — до звезды… Да и вообще: лично меня, в данном случае, куда больше интересует персоналия этого шверберговского рейнджера. Помнишь, реакцию Ильи Моисеевича по поводу пяти исправительно-трудовых классов?
— «Благодари Бога, что не десять?» — вспомнил Габузов.
— Точно так. Короче, я попросил своих девочек посмотреть уголовные дела по тяжким преступлениям (пять полновесных папок — это тебе не кот начихал!), которые в последние годы сопровождал Шверберг. А работа сия, доложу тебе, хотя и бумажная, но не менее каторжная…
— Да давай ты, рожай скорее, старый политкаторжанин!..
— Ямщик, не гони! — осадил Габузова опер и, демонстративно закуривая, намеренно выждал небольшую «толяновскую» паузу. — Так вот: в не славном, но зато весьма лихом 1994 году Шверберг в суде защищал некоего Диму Богомола — достаточно молодого в ту пору человека. Тем не менее, этот молодой человек еще в своем родном Тольятти успел заработать себе биографию. А после того как он перекочевал к нам в Питер, биография эта вскоре потянула уже на полновесный десятерик, по столь редкой в наши дни статье «бандитизм». Однако стараниями Ильи Моисеевича «бандитство» в суде отпало: переквалифицировавшись сначала в «вымогательство», а затем и вовсе — в «самоуправство». Последнее, вкупе с неосторожно найденным при обыске оружием, в сумме и дало те самые 5. Которые вполне могли быть 10… Заинтересовавшись столь любопытным совпадением, я залез в систему «Экспресс-2» и выяснил, что господином Богомоловым приобретался авиабилет до станции Стокгольм-товарная… Шучу, просто Стокгольм…
— На какое число? — напрягся Габузов.
— 11 июня, первый утренний рейс… То бишь на паром «Стокгольм-Хельсинки», которым в тот вечер должна была отбыть госпожа Головина, теоретически, Богомол вполне себе успевал. Другое дело, что, не без помощи товарища Оболенского, на этот самый паром Головина в тот раз так и не села.
— Ч-черт! Надо срочно организовать запрос твоим знакомым киприотам-полицейским, — не на шутку запаниковал Габузов. — И чтоб обязательно с его фотографией!
— А смысл? Если эти парни уже в Греции, то с какой стати менты Кипра будут напрягаться по этой истории?
— Но надо же что-то делать?
— А хрен тут что сделаешь! Единственный вариант — заморачиваться через Интерпол. Но ты же понимаешь, пока все эти инстанции, все процедуры согласования пройдешь, уже и надобность отпадет. Или пан, или… Фотку, конечно, можно было им показать. Так, на всякий случай. Вот только у нас его карточка совсем старая. Та, где он еще вполне себе ничего, не квазимодный.
— В каком смысле?
— Мне знакомый уфсиновец рассказывал, что на зоне у Богомола какой-то конфликт с блатными приключился. То ли баланду не поделили, то ли еще что… Вот ему в морду черпаком кипятка и плеснули… Богомолу после этого случая блатные еще одну кличку добавили — «Танкист».
— А почему Танкист?
— Так у него на всю правую скулу след от ожога остался. Такой, знаешь, словно бы человек в танке горел…
Габузова словно подбросило изнутри. Сергей вдруг отчетливо представил себе мужчину со шрамом от ожога на лице и в фирменной спецовке «ЛГТС», мимо которого он поднимался в квартиру Самсут Головиной. Помнится, тогда он еще отчего-то предположил, что телефонист, скорее всего, из бывших сидельцев. «Сидел по малолетке?…».
— Э-э, амиго, ты что?
— А чего я? — напрягся Габузов.
— Да отраженье вдруг с лица изрядно взбледнувши.
— Слушай, Толян, а вот «ЛГТС» — она по-прежнему всеми городскими телефонами заведует, или как? — по-еврейски, вопросом на вопрос откликнулся Сергей.
— О, вспомнила бабка, як дiивкой була! Твою ЛГТС еще при Собчаке раздербанили на две компании — одна внутригородской связью занимается, другая — междугородкой. А ты это к чему? Неоплаченные квитанции сыскались?
— Вроде того, — неохотно слукавил Габузов.
Сейчас он уже почти не сомневался, что мельком виденный им «телефонист» и Дима Богомол, он же Танкист, суть одно лицо. И занималось это, обезображенное ожогом лицо, выражаясь высокопарным юриспруденческим штилем, «несанкционированным подключением к телефонной линии». Так вот откуда Шверберг и его люди узнали и о существовании Карины, и о его, Габузова, причастности ко всей этой истории! Они просто-напросто фиксировали входящие звонки, устанавливая таким образом круг знакомств и связей госпожи Головиной.
«Что же такое, граждане, в моей камере происходит?! 1 Прямо какой-то дешевый шпионский сериал: первый подслушивает второго, второй — первого, ну а третий — скопом всех… Но в одном Толян прав — при таких раскладах действительно лучше всего на время исчезнуть. Но, конечно, не к мифической чеховской тетке. И не к родителям в Нижний Новгород, где он, свинтус такой, не появлялся уже бог знает сколько лет…»
Скомкав остаток разговора, Сергей, сославшись на некие нетерпящие отлагательств адвокатские дела, раскланялся с приятелем, спешно покинул распивочную и быстрым шагом направился в сторону Кирочной. С недавних пор этот квартал, примыкающий к финскому консульству, облюбовали всевозможные туристические фирмочки и агентства, специализирующиеся на оформлении виз. «Еду! Хоть чучелом, хоть тушкой, но ехать надо!!!» — бормотал себе под нос Габузов. Поставив перед собой цель, которой нужно добиться во что бы то ни стало и обязательно сегодня, он прокладывал курс, лавируя между потоками людей и машин, лишь каким-то чудом не сталкиваясь с ними. В ответ и те, и другие злобно огрызались ему вослед.
* * *
В «Магазин горящих путевок» Сергей вошел твердой походкой человека, точно знающего, что ему нужно.
— Мне в Грецию! Срочно! Есть что-нибудь?
— Ну, вообще-то… — замялась крашеная блондинка с бейджиком «Ева». — Только срочно не получится. Визу оформлять не меньше недели. И еще — греки, с тех пор как в Шенген вошли, требуют справки о доходах и всякое такое. Список принести?
— Черт, как же тогда?!.. Стойте, вы что-то сказали про Шенген? А это, может быть, сойдет как-нибудь?
Сергей протянул девице свой загранпаспорт.
Охранная фирма, в которой недолго проработал Габузов перед тем, как податься в адвокатуру, в числе прочего занималась сопровождением грузов, идущих из Петербурга в Финляндию и обратно. С северным соседом у главы фирмы было, что называется, «все схвачено», и всем сотрудникам почти автоматически ставилась годичная финская мультивиза. Из фирмы Габузов давно уволился, в финку прокатился лишь единожды, а вот виза так и осталась в его паспорте, причем была действительна еще целых три месяца.
— Ну не знаю… — протянула белокурая Ева, возвращая Габузову паспорт. — Это если только лететь в Грецию через Хельсинки. У нас таких туров нет.
— И что, ничего нельзя сделать? — упавшим голосом спросил Сергей. — Совсем-совсем ничего?
Вид у него был настолько несчастен, что туристическая дева смилостивилась и подсказала решение:
— На автобусе доезжайте до Хельсинки, там садитесь на «евротакси»…
— До самых Афин на такси? — не понял Габузов.
— Не такси, а «евротакси». Это специальные авиарейсы из любой столицы Евросоюза в любую другую столицу. Жутко дешевые — двадцать или тридцать долларов. Только здесь таких билетов не купить, да и там надо бронировать за несколько месяцев.
— Так что же делать?
— А покупать прямо перед рейсом. Места всегда остаются, многие не приходят на регистрацию — планы изменились, то се. Для европейцев это ведь гроши, так что не жалко.
— Вот спасибо, дорогая… Ну что, давай билет на Хельсинки. На сегодня. У окошка.
— Это не ко мне. Касса через дорогу. А еще лучше — часикам к девяти вечера подъезжайте на площадь Восстания, к гостинице «Октябрьская». Оттуда автобусы и маршрутки народ до Хельсинки набирают, очень дешево получается.
— Спасибо за консультацию, милая. На вот, купи себе шоколадку.
Габузов широким жестом извлек из кошелька бумажку в пятьдесят рублей и вручил своей спасительнице — все равно эти крохи ничего не решали. Теперь перед Сергеем стояла новая задача — срочно перехватить где-то немного денег. Потому что ехать за границу с тремястами долларами в кармане (теми самыми, на которые он намеревался, да так и не собрался приобрести короткоствол), представлялось крайне неразумным. Но Габузов уже знал, у кого он попросит эти деньги. В конце концов — былой долг, он платежом красен. К тому же офис, в котором трудилась Каринка, располагался в каких-то десяти минутах ходьбы.
После некоторых раздумий Сергей все-таки решил не говорить, зачем ему на самом деле срочно понадобились деньги. Пусть Карина и дальше думает, что ее любимая подруга Сумка продолжает безмятежно кайфовать под греческим солнышком. Ведь одному Богу известно, что может выкинуть темпераментная армянка, если вдруг узнает, какую паутину-интригу сплел вокруг госпожи Головиной старый паук Шверберг. В общем, пришлось сочинять на ходу и врать, что сто пятьдесят долларов жизненно необходимы на срочный ремонт машины. Которой, на данный момент, уже и в природе-то не было…
Деньги Карина дала, срок отдачи уточнять не стала, только заметила с некоторой укоризной:
— Эх, Сережка, Сережка, и что ты держишься за эту свою рухлядь? Сдал бы ты ее лучше в утиль…
«Да я так и сделал!» — чуть было не ляпнул Габузов, но вовремя прикусил язык.
— …а сам летел бы на теплое море, к нашей Сумке под бочок, — игриво продолжила дразниться Карина. — Кофе будешь?
— Да нет. Побегу. Спасибо. Дела…
* * *
Обратно в контору Сергей возвратился лишь в пятом часу. Поначалу думал было и вовсе там не появляться, а просто информировать Михал Михалыча о срочном убытии в отпуск за свой счет — по телефону и задним числом. Но в служебном компьютере хранились файлы, которые обязательно требовалось «измельчить в щепу». Габузов не сомневался, что после его исчезновения люди Шверберга изыщут способ основательно порыться в скудных адвокатских закромах. Да и оригиналы записей прослушек не худо было перепрятать в более надежное место, нежели видавший виды казенный сейф. К тому же Сергей не исключал существования второго комплекта ключей, который вполне мог храниться у секретарши.
Кстати о секретарше: толкая массивную входную дверь, Габузов заранее скривился, понимая, что миновать всевидящего ока Ларисы ему едва ли удастся. Между тем времени на препинания со вздорной полюбовницей шефа катастрофически не было. Вот только… Представшая перед Габузовым картина была столь неожиданна и невероятна, что ноги сами потянули своего хозяина в сторону вечно распахнутой двери приемной. А все потому, что в данный момент в холле, на продавленном сотнями задниц посетителей и клиентов из разряда «далеко-не-vip» диванчике, вольготно раскинувшись, сидел никто иной, как господин Рысев Евгений Владимирович, собственной персоной. Внезапное явление Сергея заставило того с недовольным видом оторваться от коробочки электронного тетриса. И, едва лишь они встретились глазами, как Габузову сделалось ясно: эта Рысь явилась сюда по его душу.
От испуга в животе у адвоката неприятно похолодело, от поясницы к затылку побежали мурашки, а между лопаток мгновенно потек пот. Но уже в следующую секунду он подобрался, придал выражению лица эдакую офисную деловитость и, чуть убыстряя шаг, направился к Ларисе, громко интересуясь:
— Лариса Ивановна, меня никто не спрашивал?
— Еще как спрашивал! Михал Михалыч каждые полчаса справлялся: где вы и что вы? Я вам, между прочим, раз сто на трубку звонила…
— Виноват, батарея разрядилась, — развел руками Габузов. Он действительно забыл поставить с утра мобильник на зарядку. — Шеф у себя?
— Уехал на коллегию. Чернее тучи. Думаю, в этом месяце премия вам опять не светит.
— Да и черт с ней. Знаете, как говорил мой дед? «Не дал бог ста рублей, а пятьдесят — не деньги»… Скажите, Лариса, — Сергей слегка склонился над столом секретарши и заговорил тише, — а что это за тип сидит у нас в холле?
— Это к Илье Моисеевичу, клиент. Уже часа полтора дожидается. Кстати, Шверберг тоже несколько раз звонил, интересовался, вернулись ли вы. Наверное, хочет разобраться с вами по поводу этой чокнутой старухи с кошками. А вы тоже хороши! С виду серьезный человек, а ведете себя… Зачем вы наврали, что дело Блендеевой передано Швербергу? Я проверяла по базе, оно с апреля месяца лежит у вас.
— Я не наврал, я просто запамятовал, — Габузов выпрямился и перешел на исходную тональность, — Так во сколько, вы говорите, вернется Михал Михалыч?
— Обещал часам к семи.
— Превосходно. Если к семи, то я обязательно его дождусь. Как раз успею дописать отчет, которого он очень ждет. Так что, прошу вас, Лариса Ивановна, постарайтесь, чтобы все это время меня никто не тревожил.
Габузов развернулся на каблуках и, стараясь не смотреть в сторону Рысева, прошествовал в свой кабинет, тут же заперся изнутри и только теперь облегченно выдохнул. С этой минуты оставалось лишь надеяться, что Рысь клюнул на его скороспелую импровизацию, и значит у Сергея имеется, минимум, двухчасовая фора по времени.
* * *
На копирование информации, заметание файловых следов и мобилизационные сборы у Сергея ушло, в общей сложности, минут сорок. Теперь оставалось реализовать вторую часть плана под кодовым названием «Бегство мистера Мак-Кинли». Габузов обвел прощальным взглядом свой убогий кабинетишко, по старой русской традиции «присел на дорожку», тяжело вздохнул, поднялся и, щелкнув шпингалетом, из всех сил потянул фрамугу на себя. По причине полуподвального размещения, небольшое, вечно грязное окно в его адвокатской келье едва возвышалось на землей. Так что когда створка давно не открываемого окна нехотя распахнулась, в кабинет ворвался отнюдь не вожделенный свежий воздух, а удушливая смесь из пыли, тополиного пуха и выхлопных газов.
Напевая под нос песенку из далекого детства («…в позапрошлый понедельник — в семь пятнадцать — я покинул детский сад — через окно») 2, Сергей подставил стул и, стартовав с него, кряхтя, выбрался на свободу. Воспользовавшись столь нетривиальным способом оставления помещения, он немного рисковал, так как окно выводило прямиком на автопарковку. В случае, если у Рысева имелись сообщники, те вполне могли дожидаться его в одной из зачаленных здесь машин. Ну да обошлось. Даже случайные прохожие и те, не обратили на Сергея Эдуардовича ни малейшего внимания. Словно бы хождение через окно людей в офисных костюмах являлось делом самым естественным.