Итак, теперь Самсут потеряна для него безвозвратно. Что ж, так ему, старому дураку, и надо, ибо сколько раз говорил ему дед, что начатое с дурными мыслями, окончится дурным делом… Хорошо еще, что Европу немного посмотрел. Но дальше, что дальше? Сергей вдруг с ужасающей отчетливостью представил себе, что ждет его дома: ни денег, ни работы, пустая квартира-хрущевка на задворках Лиговки и никаких перспектив в жизни. И это после того, как он был близок к счастью — ведь Самсут явно симпатизировала ему, он не мог ошибиться. Эта дорога до Парижа на заднем сиденье, эти взгляды, да и Чаренц с Дереником хором твердили ему о том, что спасенная пленница явно к нему неравнодушна.
Габузов уже давно не думал про наследство — теперь оно представлялось ему только каким-то чудовищем, выползшим на пути его счастья. «Что мы с ней и без наследства бы не прожили? — с тоской думал он. — Миллионы живут без миллионов и счастливы, а тут теперь все, все потеряно!».
— Ох, Самсут, Самсут, — бормотал он, оперев руки о колени и зарыв в ладони встрепанную голову.
Какая-то сердобольная старая дама в букольках тронула его за плечо.
— Qu'est-ce que vous avez mal? 27
Габузов промычал в ответ что-то невразумительное, и старушка, отпрянув, быстро ушла. Однако это простое человеческое участие почему-то так тронуло его, что Сергей даже всхлипнул. В этот момент он неожиданно почувствовал, что в кармане у него что-то тревожно дрожит и бьется. Он испуганно вскочил, хлопая себя по бокам, и вдруг вспомнил, что еще перед поездкой в Овернь Чаренц выдал ему новый мобильный телефон, про который Габузов совершенно забыл, поскольку до сих пор еще никто ему не звонил. И которым он до сих пор еще ни разу не воспользовался.
Но теперь этот маленький зверек трясся в его кармане и требовал внимания. Выхватив изящный предмет, Габузов принялся тыкать непонятные кнопки, ибо модель была новая и совершенно ему неизвестная. А мобильник орал и трясся, что ужасно нервировало Габузова. Наконец, ему удалось попасть в нужную кнопку.
— Вы, что, любовью занимаетесь, что ли? — раздался в ухе веселый голос Шарена. — Где вы?
— Я в… — сухо начал отвечать Сергей, но, обведя глазами деревья, не смог назвать места. — В общем, где-то за Сеной.
— Один? — удивился адвокат.
— Она ушла, — честно признался Габузов, не умевший да и не хотевший притворяться.
— Вернется! — голос был беспечным и уверенным.
— Много вы понимаете! Она… не такая, как все, она гордая! Да и зачем ей я? — Габузов решил не вдаваться в причину их ссоры с Самсут, но тут его против воли понесло. — Она — миллионерша без пяти минут, а я — человек без работы и без положения, так, жалкий бывший прокуроришка и адвокатишка.
Трубка вдруг поперхнулась, и голос Шарена стал совсем иным, важным и официальным.
— Знаете что, мсье бывший жалкий адвокатишка, берите-ка себя в руки и приезжайте ко мне…
— Я и так собирался, — буркнул Сергей. — Только вот сейчас куплю билет до Питера и… «Шипру» побольше.
— А на Кипр-то зачем? — не понял Шарен.
— Затем.
— Ладно, дело ваше, но с билетами все же рекомендую пока подождать. Сначала заезжайте ко мне и… смотри там, без глупостей по дороге.
— Без глупостей, без глупостей, — согласился Сергей Эдуардович и нехотя поплелся ловить такси.
* * *
Сергей сделал очередной большой глоток и едва не захлебнулся, вздрогнув и подскочив от неожиданности. Мобильный телефон разродился мелодией из раннего Джо Дассена, напомнив хозяину о своем существовании. Все это время Сергей методично ставил аппарат на подзарядку и постоянно таскал его с собой в ожидании одного-единственного звонка. Звонка от Самсут. Увы, но и на этот раз чуда не произошло: на том конце провода (хотя, какого на фиг провода? связь-то мобильная) оказался французский знакомец Шарен.
— Сергей?
— Я. Здорово, дружище! Как сам? Как Париж?
— Спасибо, Сергей, у меня все неплохо. Да и у Парижа, наверное, тоже.
— Завидую белой завистью.
— А что, у тебя какие-то проблемы?
— Да нет, скорее, проблемки. Но все решаемо, Шарен, так что особых причин для беспокойства нет. Вот сижу, пивко попиваю.
— Надеюсь, эльзасский «Кроненбург»?
— Ну что ты? Откуда у нас такое великолепие. Всего лишь «балтику три».
— А почему три?
— А черт его знает, если честно. Просто так называется.
— Сергей, ты давно видел Самсут Матосовну?
— Давно, — помрачнел Габузов, — представь себе, еще в Париже. А что?
— Мне очень жаль, Сергей.
— Да ладно, проехали. Так что случилось?
— В том-то и дело что ничего. С нашей стороны все договоренности исполнены: все процедуры благополучно завершены, документы собраны, необходимые подписи поставлены. Все — кроме одной. Представляешь, Самсут Матосовна внезапно улетела на родину. Буквально на следующий день после тебя. Причем улетела, не поставив меня в известность, не оставив никаких распоряжений. А теперь я элементарно не могу с ней связаться: звоню ей каждый день, но дома никто не берет трубку.
«Я знаю, — мысленно подтвердил Габузов. — Сам ежедневно совершаю такой же ритуал, но неуловимая и неутомимая Самсут в очередной раз куда-то испарилась».
— Ты меня слышишь, Сергей?… Так вот, в результате — всего одна подпись тормозит все дело. Пойми, ведь я не один вел это дело: заряжена целая команда юристов, проделана огромная работа… Я уже вынужден был выплатить немалый аванс своим служащим. Из своего, заметь, кармана.
— Сочувствую.
— Но дело не только в этом. Не может, ну просто не может судьба столь огромного состояния зависеть от прихоти, от каприза одной женщины! Хотя бы она и являлась прямой наследницей. Ведь состояние покойного Симона Лугов — это не только деньги на банковских счетах и акции. Это еще и работающий бизнес, это производства, на которых, между прочим трудится более трех тысяч человек. Людям нужна стабильность, им необходима уверенность в завтрашнем дне, ты меня понимаешь?
— Я понимаю, вот только… А я-то что могу сделать?
— Найди ее, Сергей. Умоляю, отыщи Самсут Матосовну и объясни ей сложившуюся ситуацию. Передай, что с ее стороны вообще не требуется приложения каких-либо усилий. Единственно — подпись, росчерк пера, после чего она вступает в права наследства. Более того, ей нет нужды снова лететь в Париж. Наш человек готов по первому звонку вылететь к вам в Россию. Все необходимые документы можно подписать непосредственно в консульстве… Словом, Сергей, не сочти за труд, разыщи Головину. Может быть, есть смысл как-то воздействовать через мать? Может, хотя бы она окажется более разумным человеком? Тем более что не суть важно кто из них официально вступит в права наследования. Формально у них равные доли…
— Что ж очень может быть. Хорошо, Шарен, я попробую. Есть тут у меня одна задумка.
— О, огромное спасибо, Сергей! Если все получится, с меня поход в «Мулен Руж».
— Со стриптизом?
— О чем ты говоришь, Сергей! Две… Нет, три… да что там! Пять обнаженных мулаток исполнят для тебя приват-танец со всеми вытекающими последствиями.
— А какие последствия при этом вытекают? — рассмеялся Габузов.
— О, такие, от которых даже русские медведи зимой выходят из спячки.
— Тогда считай, что подпись Головиных у тебя уже в кармане. Если это семейство продолжит артачиться, то я элементарно подделаю их автограф.
— Как можно, Сергей, ты же адвокат, — на полном серьезе попытался укорить его француз.
— В том-то и дело, что уже нет. Все, Шарен, до связи, — усмехнулся Сергей Эдуардович и отключил трубку. Он допил пиво, отставил пустую банку и повертел в руках мобильную чудо-технику.
«Так-так, вот она, блин, сказочка про барана и новые ворота. Интересно, и где же это у него кнопка?» — взялся размышлять Габузов, до сих пор так и не удосужившийся разобраться в функциях своего телефона. «Воистину Россия без дураков — унылая Европа».
Он покрутил головой по сторонам.
— Эй, пацан, подь сюды на минуточку, — окликнул он подростка, лихо укрощавшего неподалеку свой скейт. Тот не без опаски но подошел. — Ты в мобильниках разбираешься?
— Ну, типа. А чего?
— Не знаешь, какую кнопочку надо нажимать, чтобы позвонить?
— А у вас какая модель?
— А бог ее знает. Если честно, я в этом не очень разбираюсь. Кажется, «Сони».
Пацан, осмелев, подошел ближе, с видом профессионала взял в руки мобильник:
— Вау! Sony J5, с полифонией! Классная труба. Я таких еще и не видал.
— Так значит не знаешь?
— Почему не знаю? Это ж элементарно: набираете номер, а потом нажимаете вот эту зелененькую трубочку.
— И все? Так просто? — искренне удивился Габузов.
— Ну да. А когда поговорите, нажмете красненькую трубочку.
— Ну это я и без тебя знаю, — с этими словами Сергей Эдуардович забрал у него мобильник. — Ладно, все, спасибо за консультацию.
— Да пожалуйста, — пожал плечами пацан и двинулся в сторону тусовавшейся там же стайки подростков-скейтбордистов с явным намерением поведать товарищам историю про «крейзанутого дядьку с навороченной мобилой».
А Габузов тем временем набрал, строго в соответствии с полученными инструкциями, телефонный номер Каринки.
— Привет!
— Ой, Сережа? Это ты? Привет! А у меня такой странный номер сейчас высветился, будто кто-то из-за границы звонит. Я уж подумала было, что это Сумка…
— А она что, снова по зарубежам мотается? — осторожно поинтересовался Габузов.
— Ну да. Теперь, правда, по ближним. Она на Украину уехала, в Ставище. К маме и сыну.
— С ней все в порядке?
— Ох, и не знаю, Сережа, можно ли это назвать «порядком». Представляешь, целый месяц ни ответа ни привета. Потом вдруг свалилась как снег на голову, позвонила, мол-де: привет, подруга, я вернулась, жива-здорова, но уже взяла билет и вечером еду к своим.
— Представляю.
— Да что ты там можешь представлять, адвокатишка несчастный! Ты вот все это время со своей тачкой железной провозился, сам ни разу не объявился, не поинтересовался — что да как? А тут, между прочим, человек, можно сказать, погибает.
— Так уж и погибает? — невесело усмехнулся Сергей.
— Да, погибает! Любовь у нее, причем любовь несчастная. Ну да, где там тебе понять.
— Так уж и любовь?
— Ты меня что, совсем за дуру принимаешь? Короче, я ей тогда говорю: э-э нет, подруга, теперь ты просто так от меня не сбежишь. В общем, встретились мы с ней в кафешке на Загородном, буквально за час до поезда.
— И что?
— И то! Забегаю в кафешку — сидит. Платье — настоящий «Диор», не какой-нибудь там китайский. На пальце — перстенечек, с виду неброский такой, но мне-то не знать, сколько такая цацка может стоить. Куча пакетов импортных с подарками, чемодан буржуйский на колесиках. В общем, экипирована на пару штук баксов минимум. Но при этом сама — бледнющая, под глазами вот та-а-кенные круги, вся какая-то осунувшаяся… Я немного припозднилась, заскакиваю, а она уже кофе заказала. Сидит, курит (представляешь? Сумка, и вдруг курит!), на плече натуральная, живая крыса (фу, мерзость какая!). И самое главное, сидит себе, наша Сумка, и читает. А знаешь, что читает?
— Неужели «Три мушкетера»?
— Исаакяна!
— Ненаказуемо, — попытался пошутить Габузов.
— Очень смешно! — возмутилась Карина. — Я ж тебе серьезно говорю, а ты…
— Все, молчу-молчу. И что же она тебе рассказала?
— Да в том-то и дело, что почти ничего. При том что, только представь себе, за это время она умудрилась не только в Швеции-Кипре-Греции побывать, но еще и в Париж смоталась. Обалдеть, правда?
— Правда.
— Ну, так вот. Все, что я смогла из нее вытянуть: что ничего хорошего в этой загранице нет, но что при этом съездила она не впустую. Вроде бы, надежда на наследство действительно есть, но это уже, якобы, не ее дело, а исключительно Галы Тарасовны. Но рассказывать ей о наследстве Сумка принципиально не хочет, потому что боится, что если дело не выгорит, то мать потом ее всю жизнь попрекать будет. Ну, не бред ли?
— Бред, — подтвердил Габузов. — И что, так больше ничего и не рассказала?
— Ничегошеньки. Я, говорит, безумно устала и по сыну очень соскучилась. Я ей говорю: «Подруга, я же вижу, тебя что-то гнетет. Расскажи — легче будет». А она мне в ответ: «Ну, что вы ко мне все пристали? То кричали, что нет личной жизни, а как она появилась — давай выкладывай. Личная — она на то и личная, чтобы ее скрывать. Хотя, и скрывать-то нечего»… В общем, я сразу сообразила — дело тут нечисто. В смысле, это любовь. Неразделенная, несчастная, неправильная, но — любовь. И это бы ладно — с любовью мы как-нибудь разберемся. Но вот наследство… Эта же та еще тютя! Ей только волю дай, действительно, все на свете профукает. Короче, сначала надо с миллионами разобраться, а уж потом…
— Так я тебе, собственно, по этому поводу и звоню, — нетерпеливо перебил Каринку Габузов. — Вот только давай сразу договоримся, пока не спрашивай меня откуда я это знаю и почему я в теме, лады? Отлично. Теперь, запиши-ка телефон. Пишешь?… Это Франция, адвоката зовут Шарен. Он ведет наследственные дела твоей Сумки. Так вот: тебе, кровь из носу, нужно постараться сделать следующее…
* * *
— …А вот на этот счет, Сережа, ты можешь быть совершенно спокоен! — с ноткой металла в голосе заявила Карина, подведя черту монологу Габузова, в котором в общих чертах обрисовал ситуацию вокруг наследства госпож Головиных. — Отныне за это дело берусь Я! И, уж поверь, что НАШЕ наследство никуда от нас не денется. Но в одном ты абсолютно прав — решать такие вопросы с Сумкой совершенно бесполезно. Нас спасет только Гала Тарасовна. Поэтому я сейчас же подниму в ружье Арама и Рубена. В конце концов от Полтавы до этих дремучих Ставищ каких-то три часа езды.