В мозгу мгновенно ожило воспоминание, как еще в студенческие времена он провожал в рейс Севу Гонашека — одноклассника, подавшегося после армии на «килькин флот». Начали они тогда скромно, примерно с полудюжины пива в «Жигулях». А потом было «Застолье» с хересом, вслед за ним «Баку», где друзья выглушили три бутылки шампанского, а четвертую вылили на голову какому-то хмырю, который Севе жутко не понравился. Затем — драка, милиция, протокол, докладная в деканат… Студенту Габузову влепили строгача по комсомольской линии и пропечатали в стенгазете. Ему еще повезло — случись эта история несколько месяцев спустя, после появления на свет знаменитого антиалкогольного указа, вышибли бы из университета несмотря на круглые пятерки…
— Еще три минуты — и он меня выследит, — пробормотал Габузов, отмахиваясь от воспоминаний. — Пора делать ноги…
Он вышел на край тротуара и поднял руку. Тут же, словно ниоткуда, к нему лихо подкатил фиолетово-зеленый таксомотор. Небритый водитель несколько цыганского вида проворно выскочил из машины и, подобострастно улыбаясь щербатым ртом, подхватил сумку Габузова и погрузил ее в багажник.
— Хайре! — блеснул познаниями Сергей Эдуардович, усаживаясь на заднее сиденье, и замолк. Наспех заученные фразы из разговорника куда-то мгновенно улетучились, едва дело дошло до практики.
Неновый «Опель», рыкнув мотором, сорвался с места.
— Keine Problemen! — заверил водитель. — Ich spreche Deutsch, Englisch…
— Английский, — радостно кивнул Габузов и «заспикал». — Мне в отель, пожалуйста.
— «Хилтон»? «Холидей Инн»?
— Чего-нибудь подешевле, пожалуйста.
— Очень подешевле? — без тени ехидства поинтересовался водитель.
— Ну да…
Сергей не знал, сколько дней ему придется проторчать в Афинах, так что перспектива остаться в чужой стране без гроша, протратившись на гостиницу, его не очень радовала.
— Из приличных есть «Элизия», «Посейдон». Двенадцать тысяч драхм за номер с кондиционером.
— А если без?
— Десять тысяч.
«Десять тысяч… — лихорадочно прикидывал Габузов. — Много это или мало?…»
В разговорнике о курсе местной валюты ничего не сообщалось, а в аэропорту подобного рода информация ему на глаза не попалась.
— А в долларах это сколько?
— Сорок-пятьдесят, в зависимости от того, где менять. Лучше в банке, в гостиницах курс невыгодный.
«Многовато, — решил Сергей и, немного помявшись, спросил:
— А еще дешевле? Типа…
Он едва не ляпнул про «Collective farmers’ house» (Дом колхозника), но вовремя сообразил, что едва ли будет понят в здешних палестинах, и тут же поправился:
— …типа молодежного общежития.
Замолчав, Габузов поймал в зеркале заднего вида изучающий взгляд водителя.
— Есть одно местечко получше, частный пансион, — чуть понизив голос, ответил наконец шофер. — Отличные комнаты по пять тысяч драхм. Но владелец — мой друг, и с вас будет полцены.
«Примерно десять долларов, — прикинул Габузов. — Воображаю, что за дыра! Да ладно, хрен с ними, с удобствами, нам, рожденным в СССР, к бытовым трудностям не привыкать».
— Это в Пирее, около порта, до центра далековато, сорок минут автобусом, сорок минут автобусом.
— Вези! — Сергей Эдуардович откинулся на спинку сиденья и предался созерцанию пейзажа.
Созерцать особо было нечего: двух-трехэтажные бетонные коробки с антеннами и нагревательными баками на плоских крышах, стройплощадки за бетонными заборами, вывески, большей частью на фанерке, кусках картона, тряпочках. Впрочем попадались и вполне солидные рекламные щиты, и каждый второй — на тему «Кока-колы» и «Макдональдс». «Почти как у нас теперь», — вздохнул Сергей Эдуардович и прикрыл глаза, приготовившись к долгой поездке…
* * *
Доехали, однако, быстро. Домик, возле которого остановилось такси, стоял на тенистой, обсаженной апельсиновыми деревьями, мощеной улочке, и выглядел вполне пристойно, если не сказать живописно — стены крупной каменной кладки, узкие стрельчатые окна с голубыми ставенками, розовые кусты по сторонам от входа.
Водитель достал из багажника габузовскую сумку, перекинул через плечо и бодрым шагом направился к дверям пансиона. Сергей еле поспевал за ним.
Пока глаза его привыкали к полумраку холла, водитель устремился к стойке, из-за которой выскочил лысоватый мужчина в черном костюме. Они обнялись, облобызались и принялись быстро, эмоционально тараторить по-гречески, оживленно жестикулируя и то и дело показывая на остановившегося в легкой растерянности Габузова.
Водитель обернулся, жестом подозвал туриста к себе.
— Кирьос Пападакис, хозяин, — показал он на человека в черном и тот церемонно протянул Габузову узкую ладонь, холодную и вялую. — Я обо всем договорился. Дайте ему ваш паспорт.
Получив паспорт, Пападакис удалился за стойку и принялся что-то писать в большой конторской книге.
— Присядьте пока, — сказал водитель, показывая на диванчик в углу.
Габузов устроился на диванчике, осмотрелся.
Холл был небольшой, но чистенький. Ковры, растения в кадках, лубочные картинки с черноокими пышнотелыми красавицами, над стойкой — клетка с крупным зеленым попугаем. Мягко жужжал кондиционер, навевая приятную прохладу. За низким столиком у самого входа двое мускулистых молодых людей сосредоточенно разыгрывали шахматную партию.
— Эй, эй, кирьос Габус, — позвал из-за стойки Пападакис. В руке он держал какую-то бумажку.
Габузов подошел к стойке и хозяин пансиона показал ему, где следует поставить подпись. Сергей посмотрел в протянутый листочек, испещренный греческими буквами и поинтересовался: нет ли бланка на английском?
Пападакис с сожалением пожал плечами.
— Охи инглиш, охи…
Габузов вгляделся в бумажку, узнал свои паспортные данные, вписанные от руки, сегодняшнюю дату и цифру — «2.000».
«Даже меньше десяти баксов выходит, — с удовольствием подумал он. — Не обманул водила. Кстати, надо бы расплатиться…»
— Пардон, айн момент, — по-международному сказал он Пападакису, устремился к выходу, распахнул дверь и огляделся: узкая, извилистая улочка, если не считать ковылявшей куда-то старухи в черном, оказалась пуста в обоих направлениях. Зеленого с фиолетовым такси — и след простыл.
— Чудеса да и только… — пробормотал Сергей Эдуардович и инстинктивно нащупал бумажник во внутреннем кармане. Тот был на месте, пухлый по-прежнему. «Почему же тогда таксист укатил, не рассчитавшись? Может, просто рассеянный?… Э-эх, жаль номера не запомнил. Ну да ничего, он же знает, куда меня привез. Вспомнит — заедет за денежкой…»
Успокоенный, он возвратился в холл, оставил свой автограф на гостиничной карточке и двадцать долларов задатка. Пападакис с улыбкой принял деньги, выписал чек, вручил Габузову вместе с пластиковой карточкой под цифрой «7», и перевел взгляд на парней, сидящих у входа.
— Костас!
Один из атлетов неспешно поднялся, подхватил сумку Габузова и двинулся к витой лестнице, расположенной слева от стойки. Сергей Эдуардович последовал за ним.
На лестнице он замешкался, пропуская спускавшуюся даму неопределенного возраста в легкомысленном розовом платьице-мини, открывавшем тощие, узловатые ноги. Дама подмигнула ему и призывно улыбнулась, отчего обильно нарумяненные щеки тут же пошли трещинами. Габузов вспыхнул — не столько от смущения, сколько от отвращения, и отвел взгляд. Дама хмыкнула и с нейлоновым похрустыванием пошла дальше, обдав его волной приторного парфюма.
Костас открыл дверь с номером «7», поставил сумку возле кровати, и повернулся к вошедшему следом Габузову. Тот не сразу, но сообразил, чего от него ждут, достал бумажник и вынул две долларовые бумажки.
— Эфхаристо… — Костас снисходительно улыбнулся и с намеком на поклон удалился.
Сергей Эдуардович осмотрел номер. Нет, на какой-нибудь портовый клоповник обстановка ничуть не походила: чисто, нарядно, относительно просторно, светлая, почти новая мебель, окна в сад, в углу — большой телевизор. Разве что несколько смущала будуарная, кремовая с розовым, цветовая гамма, вкупе с пухлыми амурчиками со стрелами на развешанных по стенам акварельках… «Не Амуры, а Эроты, — поправил он сам себя, — это же Греция. Должно быть, они меня поселили в номер для новобрачных. Видать, сейчас не сезон, страна патриархальная, свадьбы играют по осени, когда собран урожай…»
Габузов снял ботинки и джинсовую курточку индийского производства, и с блаженным стоном плюхнулся на кровать. Мягчайшая перина приняла его в свои объятия, и Сергей мгновенно заснул…
* * *
Проснулся он, когда за окном стояла непроглядная темень, нарушаемая лишь светом созвездий — крупных, как виноградные гроздья, да редких желтых фонариков. Габузов встал, почти наощупь добрался до выключателя И во вспыхнувшем свете торшеров полюбовался на себя в зеркало. «Надо бы привести себя в порядок», — решил он и направился в ванную.
Четверть часа спустя, намытый, гладко выбритый, благоухающий кедровым шампунем, облаченный в белейший гостиничный халат, он вновь лежал на кровати и щелкал кнопками телевизионного пульта. Впрочем, на всех каналах показывали одно и то же — желтые буквы на синем фоне. Сергей Эдуардович догадался, что это, скорее всего, информация о том, что услуга платная. «Да и черт с ним! Не телевизор же я сюда приехал смотреть. А вот перекусить не мешало бы. Интересно, чем у них тут кормят?»
Он переоделся и спустился в холл. Здесь никого не было, но откуда-то снизу лилась негромкая музыка, и розовый свет освещал ступеньки вниз, в подвальное помещение. Габузов решил заглянуть туда: если окажется, что это какой-нибудь навороченный стрип-бар или что-то в подобном роде, он просто узнает, где можно покушать без затей — и уйдет. Ну, может быть, для приличия возьмет самый дешевый, желательно безалкогольный, напиток.
Когда он приоткрыл дверь и заглянул внутрь, опасения его несколько развеялись. Никаких стробоскопов, никаких шестов с извивающимися стриптизершами — просто тихий, уютный барчик с приятным приглушенным светом, темной деревянной мебелью и плавно журчащим блюзом Каунта Бейси. И вокруг практически ни души, только за стойкой — благообразный седобородый господин в смокинге, да у дверей все те же два атлета за шахматами. Один из них, уже знакомый Габузову Костас, поднял голову, широко улыбнулся и изобразил плавный, приглашающий жест. Седобородый господин вышел из-за стойки, щеголяя военной выправкой, пересек зал и с поклоном застыл перед заезжим туристом.
— Съесть бы что-нибудь… — начал Габузов по-английски, не будучи уверенным, что его поймут, но твердо зная, что по-гречески он сам не поймет ни слова.
Его поняли.
— Следуйте за мной, сэр, — сказал седобородый. — Для вас — лучший столик.
Он щелкнул пальцами — и тут же, как черт из табакерки, выскочил вертлявый молодой человек с обликом типичного «полового» из фильмов про дореволюционную жизнь — жилетка, прямой пробор, угодливая улыбка, перекинутая через руку салфетка, карандашик за ухом. Картинными движениями смахнув несуществующую пыль с углового, и впрямь лучшего, с диванчиком, стола, «половой» развернул перед Габузовым меню в массивном кожаном переплете с золотым тиснением. Перечень предлагаемых блюд, впрочем, уместился на одном развороте.
Сергей с важным видом погрузился в изучение меню, больше внимания уделяя правой колонке, мысленно переводя драхмы в доллары, доллары в рубли. Получалось не сказать чтобы дешево, но в целом терпимо. Конечно, каждый раз так не пожируешь, но в день приезда все-таки можно себе позволить…
Официант между тем поставил на столик перед Габузовым бутылку с яркой этикеткой и, прежде чем клиент успел что-то сказать, ловко выкрутил пробку и наклонил бутылку над бокалом.
— Стойте! — испуганно вскрикнул Сергей Эдуардович чуть громче, чем собирался.
— Мастика, мастика, — с поклоном проговорил официант, не убирая бутылку.
— Но я не заказывал…
— Включено в обслуживание, сэр, — пророкотал из-за стойки седобородый. — Не беспокойтесь.
Габузов пожал плечами и дал наполнить бокал, после чего заказал салат с понравившимся ему названием «Критика», а также сравнительно недорогой «Эскалоп Хофманн» и самый дешевый из всех имевшихся в наличии напитков — некое загадочное «физико-металлико непо».
* * *
Вино было густым, пряным и сладким, «физико-металлико» оказалась обыкновенной минеральной водой, а «Критика» — стандартным по составу, но необыкновенно вкусным «греческим салатом»: помидоры, оливки, брынза, зелень. Еще подали теплую пышную лепешку и Габузов предался блаженному чревоугодию. Воздав должное салату, он сыто вздохнул и с наслаждением закурил в ожидании эскалопа…
— Сигареткой не угостите?
— Пожалуйста… — Сергей машинально протянул пачку и лишь потом вздрогнул от неожиданности — просьба прозвучала на чистом русском языке без малейшего намека на акцент.
Он поднес девушке зажигалку и, пока та прикуривала, внимательно всмотрелся. Внешность была явно не русская — скорее нечто неопределенно-южное, что лишь подчеркивалось явно крашеными огненно-рыжими волосами. Грузинка, турчанка, возможно, даже армянка? Молода и была бы вполне себе хороша собой, если бы не бледная одутловатость лица и общая болезненно-водянистая полнота.
— Как вы догадались, что я русский?
Девушка усмехнулась и без приглашения уселась напротив Габузова.
— А кто ж еще будет тут «Петра» смолить?
— Это верно… Может быть, вина? — Он кивнул на бутылку.
Рыжая поморщилась и покачала головой.
— Мне нельзя мастику. Вообще нельзя сладкого. Болею.
Она щелкнула пальцами, и проворный «половой» тут же поставил перед барышней бокал с желтоватой прозрачной жидкостью.
— Ну, давай что ли, за встречу!
Бокал в ее руке с легким звоном соприкоснулся с бокалом Габузова. Оба сделали по глотку. Девушка медленно выпустила струйку дыма и задумчиво протянула:
— Домом пахнет…
— А вы что, тоже из Питера?
— Из Ростовской области. Ладно, проехали… — Она подняла бокал. — Меня Лианой зовут. А тебя?
— Сергей.
— Со знакомством!
Они чокнулись снова. Лиана допила вино до дна и вопросительно глянула на Сергея. — Ну что, Сережа, сегодня гуляем?
— Извини, Лиана, не могу. Дела.
— Деловые. Все такие деловые… — Лиана вздохнула и вытянула из пачки Сергея еще одну сигарету.
Подали эскалоп. Сергей посмотрел на исполинскую отбивную, щедро дополненную картошкой фри и свежими овощами.
— Хочешь? — предложил он. — Все равно один не справлюсь.
Она грустно улыбнулась, сделавшись на миг беззащитной.
— Лучше в вас, чем в таз, да, Сереженька? Ты кушай, кушай, мне все равно нельзя. Фигуру берегу, ха-ха-ха… Возьми мне лучше еще критского.
Габузов кивнул, и перед Лианой вновь образовался полный бокал белого вина…
Сергей жевал мясо, запивая минералкой. Лиана курила его сигареты, понемногу прихлебывая вино и уходить, похоже, никуда не собиралась. Беседа не клеилась.
— Ладно, — сказал он, отодвигая тарелку с наполовину недоеденным эскалопом и нетронутым гарниром. — Пора мне, пожалуй… Счет, будьте добры! — обратился он по-английски к седобородому бармену.
Тот важно кивнул и удалился в неприметную дверку за стойкой.
— Слушай, а давай возьмем с собой фруктиков и еще бутылочку критского? — неожиданно предложила Лиана.
Габузов опешил.
— В каком это смысле — с собой? Мы что, куда-то собираемся вместе?
— К тебе, в седьмой номер. Или для начала хочешь прогуляться?
— Для начала чего?! — Сергей начал заводиться. — И вообще, Лиана, не знаю, что ты там себе надумала, только я должен сказать тебе…
— Что я не в твоем вкусе? Хай, ладно, тогда скажи, кого хочешь? Если несовершеннолетнюю или мальчика — плата дополнительно.
— Чего ты городишь? — вконец возмутился Габузов. — Какого еще мальчика?! Никого я не хочу! Хочу в свой номер! Спать!
— Один?
— Представь себе, один!
Лиана пожала плечами и ответила непонятно:
— Как знаешь, Сереженька, денежки-то твои… Будь здоров!
Она поднялась, и в этот момент услужливый «половой» подал счет. Сергей заглянул в нее и недоуменно протер глаза.