Грязнов присмотрелся к Ботвиннику. Это был мужчина лет шестидесяти, с лохматой шевелюрой, седоватой бородой, красным крючковатым носом и синими водянистыми глазами. Он привел Дениса в свою квартиру: маленькую «полуторку» с кухней, в которой плита была превращена в печку с ржавой трубой, выведенной через форточку.
Старик прошел к окну, напротив которого стояли два драных кресла, сам сел в одно, на другое указал гостю. Грязнов с сомнением посмотрел на потертую и засаленную обивку.
— Насекомых у нас не водится, — сказал хозяин. — Не волнуйтесь.
Грязнов сел в кресло. Ботвинник смотрел на него выжидающе.
— Ну, доставайте ваш диктофон. — Старик откинулся в кресле.
— Какой диктофон? — удивился Грязнов.
— Вы же журналист. Если не чиновник, то, значит, журналист. Про нашу коммуну уже много писали.
— Да, собственно…
— Сейчас. — Ботвинник поднялся с кресла и принес ворох газетных и журнальных вырезок. — Вы какую прессу представляете?
— В каком смысле?
— Ну, левого или правого толка?
— Я не представляю…
— А надо представлять! — назидательно сказал Ботвинник. — Вот левые пишут про бедственное положение тружеников и произволе властей. И в качестве примера приводят нас. Даже называют героями, борцами с разжиревшими на горе народа олигархами.
— Ничего, нормально, — рассмеялся Грязнов.
— А вот правые нам не симпатизируют. Они нас называют отрыжкой социализма и деклассированными элементами, не сумевшими приспособиться к новым условиям демократической России.
— Тоже неплохо, — кивнул Денис.
— Ага, — согласился Ботвинник, — неплохо. С правых я беру больше.
— Чего берете?
— Денег, конечно. Что я, по-вашему, даром должен интервью давать? Так что минимум двести долларов. И то если вы из левой газеты.
— Я не журналист, — сказал Грязнов. — Но за информацию готов заплатить.
— Не журналист… — Старик пошевелил губами, отложил в сторону вырезки. — А кто же тогда? С телевидения? Но где же камеры? И учтите, за съемки я возьму тройной тариф.
— Нет, я вообще не из средств массовой информации.
— Так чего же вы сюда приперлись?
— Ну, скажем так. Я веду частное расследование.
— Сыщик, значит. Понятно… И что ищешь? У нас все равно ничего не найдешь.
— Я пришел кое-что узнать.
— И что за информация вам нужна?
— Мне сказали, что вы подобрали вещь, которую обронил преступник. И пытались ее продать. Мне нужна эта вещь или сведения о том, где ее можно найти.
— Хм… Я много чего подбираю. Жить, знаете ли, все труднее становится. Корреспондентов мало… Вот и перебиваемся с хлеба на воду. Иной раз и по мусорным ящикам приходится лазить. Так что за вещь вас интересует?
— Кепка. Обычная кепка. Правда, новая и дорогая.
— А-а… — вспомнил Ботвинник, — помню… Но я ее не подбирал. Мне принесли. Продать я пытался…
— Значит, она у вас? — оживился Грязнов. День скатился к вечеру, а ему совсем не улыбалась перспектива быть застигнутым здесь темнотой.
— Не у меня. Я отдал ее другому человеку. Одному из тех, кто напал на вас внизу. Это наши сторожа, гвардия, так сказать. Мы их пустили к себе жить, а они нас охраняют.
— Прямо как монарх рассуждаете! Ботвинник Первый, — рассмеялся Грязнов. — Мне нужно поговорить с этим гвардейцем.
— Не знаю, захочет ли он с вами разговаривать.
— А вы поинтересуйтесь! — Грязнов достал из кармана бумажник и помахал им перед носом Ботвинника. Глаза бомжа загорелись алчным огнем.
— Это вам будет стоить пятьсот рублей…
— Хорошо, — согласился Грязнов.
— Н-нет… — быстро добавил Ботвинник, — шестьсот рублей.
— Хорошо, — рассмеялся Грязнов, — но не больше.
Взяв деньги грязными пальцами и тотчас спрятав купюры за пазуху, Ботвинник ушел, шаркая ногами в разбитых ботинках. Грязнов поднял с пола журнально-газетные вырезки. В статьях, напечатанных на глянцевой бумаге, говорилось о кучке прокоммунистически настроенных, выживших из ума стариков, мешающих развитию столичного строительного бизнеса. Из них же Денис узнал, что строительство на пустыре должна была вести одна из фирм, принадлежащих Сергею Злобину.
«Тесен мир», — подумал Денис и стал просматривать черно-белые, плохого качества статьи из леворадикальных газет. Там Ботвинника называли не иначе как вождем восставшего народа, первой ласточкой сопротивления произволу «дерьмократов».
Грязнов услышал шаги и быстро положил вырезки на место. В комнату вошли Ботвинник и бородатый мужичонка с распухшим носом.
— Спрашивайте, — сказал старик и сел в кресло.
— Меня интересует кепка, которую вам отдал Ботвинник.
— Кепуля-то? — прогнусавил мужичок, осторожно трогая себя за переносицу. — Загнал я ее. Мала оказалась.
— Кому продали?
— Барыге.
— Какому барыге?
— Зовут Джеки. Крутится на Усачевке.
— Джеки? Странное имя в наших краях.
— Он и сам странный! — захрюкал смехом мужичок. — Хотите его найти — поторопитесь, а то потом в темноте не найдете.
— Ну что ж, спасибо.
— «Спасибо» в карман не положишь, — быстро буркнул тот.
Грязнов вынул из бумажника еще двести рублей и отдал их мужичку. Тот, взяв деньги, встал и, ни слова не говоря, скрылся.
— Дисциплинка у вас, однако, — заметил Денис.
— А как же? — самодовольно ответил Ботвинник. — Это моя работа. У нас без дисциплины никуда. Мы же фактически обороняем крепость. Нас в одной из газет так и назвали — «защитники Брестской крепости».
— А на экскаваторах, значит, фашисты наступают?
— Хуже, — серьезно сказал Ботвинник, — гораздо хуже.
— Можно спросить: почему вас зовут Ботвинником? — поинтересовался Грязнов, уже подходя к двери.
— Меня-то? За то, что я целый год с чиновниками нашими управляюсь. Не могут они ни меня, ни других законно выселить отсюда. Потому и зовут Ботвинником, как шахматиста известного. Ну и потом, я в свое время был мастером спорта по шахматам.
— Понятно. Ну, до свидания!
— Пока. — Старик откинулся на спинку кресла.
В этот момент в квартиру влетел второй «гвардеец».
— Все, Ботва, кондец нам! — заорал он.
— Что такое? — Старик поднялся с кресла.
— Посмотри в окно! Валить надо отсюда!
Грязнов, Ботвинник и бородач подошли к грязному окну. В сумерках было видно, что дом окружила цепь милиционеров, а возле экскаваторов суетились люди, готовя машины к работе.
— Они не могут начать снос, когда люди находятся в доме, — уверенно сказал Ботвинник.
— А нас здесь и нет. По документам-то дом пустой, — сказал «гвардеец». — Ты идешь, Борода?
— Иду! — Борода направился к выходу. — Пошли с нами, старик. Они это место к утру так заровняют, что никто и не вспомнит, что здесь дом был.
— Я остаюсь. Куда мне, на ночь глядя, из дома идти? — Ботвинник сел в кресло и достал из тумбочки бутылку с темной жидкостью.
— А ну его, психа! — «гвардеец» выбежал из квартиры, следом за ним поспешил и Борода.
Грязнов взглянул на старика. Тот спокойно отхлебывал портвейн из горлышка и посматривал в окно.
Там зажглись прожектора, освещая здание. Взревели двигатели экскаваторов, заскрипели их гусеницы. Великаны двинулись к зданию, поднимая вверх огромные руки-ковши.
— Пойдемте, Николай Васильевич, — сказал Денис, вспомнив прочитанное в одной из газетных вырезок имя старика.
Ботвинник даже не посмотрел на него. И тут первый удар сотряс здание. Грязнов бросился вниз. Он легко преодолел лестницу; мощный свет прожекторов пробивался сквозь щели в листах железа, закрывавших окна.
Денис выскочил наружу и подбежал к экскаватору, занесшему ковш для второго удара.
— Подождите! Там человек внутри! — закричал Грязнов, и рабочий отпустил рычаг.
— В чем дело? — услышал Денис начальственный голос за спиной и обернулся.
Перед ним стоял молоденький капитан милиции в начищенных сапогах и в фуражке с лихо задранной вверх тульей, со сверкающим двуглавым орлом, которого иначе называют «крабом».
— Там человек внутри. Старик. Он отказывается выходить, — сказал Грязнов.
— У меня сведения, что в здании никого нет. Мы оцепили его. А вы кто, собственно? — нахмурился капитан.
— Журналист, — соврал Денис, вспомнив, что в кармашке его портфеля лежит старое удостоверение сотрудника газеты, которое он использовал в одном давнишнем расследовании.
— Глуши пока! — приказал капитан экскаваторщику. — Документики ваши.
Грязнов подал милиционеру удостоверение. Тут к ним подошел лощеный господин в бежевом пальто с кожаным портфельчиком в руке.
— Почему приостановлены работы? — Он неприязненно посмотрел на Грязнова. — Наша компания и так несет огромные убытки из-за простоя… По плану мы уже должны почти закончить нулевой цикл.
— Плевать я хотел на вашу компанию и на ваш нулевой цикл, — сказал капитан, сунув Денису удостоверение.
— Что значит «плевать»?! — взревел господин в пальто. — Вы знаете, какие это суммы?
— Меня ваши суммы не касаются. Вы ввели в заблуждение органы правопорядка. За это, между прочим, тоже штраф полагается.
— Ни в какое заблуждение мы не вводили… — примирительным тоном сказал господин, — мы всегда дружим с органами правопорядка. Вот, например, мы выделили средства на оборудование одного из отделений милиции компьютерной техникой. И в отношении вашего отделения тоже имеются такие планы, — прозрачно намекнул он.
Но милиционер пропустил его слова мимо ушей:
— Вот журналист утверждает, что в здании находится человек.
— Какой еще человек? — разволновался господин. — Там не должно быть никого. По документам…
— Там еще и мебель не вывезена из нескольких квартир, — вставил Грязнов. — Между прочим, это умышленная порча имущества граждан.
— Занятно, — сказал капитан и подступил к хлыщу в пальто. — Вы что это на преступление органы толкаете? Да еще в присутствии прессы демократической?! — Кокарда капитанской фуражки нависла над побледневшей физиономией господина.
Двуглавый орел хищно поблескивал в свете прожекторов. Капитан косил левым глазом на Грязнова, желая видеть, какое впечатление на «прессу» производят его слова.
— Мне пора, — сказал Грязнов, понимая, что сноса дома сегодня не будет. — Завтра я еще раз загляну сюда. По следам, так сказать, журналистского расследования. Мы взяли судьбу жителей этого дома под личный контроль.
Он подмигнул господину, смотревшему на него с ненавистью, и нырнул в темному за прожекторами.
Первым, кого он встретил, пройдя сквозь милицейское оцепление, был Борода. Тот глядел на Грязнова с уважением.
— Спасли наш теремок? — Он пошел рядом с сыщиком.
— Спас. Но думаю, это ненадолго. — Денису был неприятен этот человек, так легко бросивший на произвол судьбы того, кто дал ему какой-никакой кров.
— Хотите, я вам помогу перекупщика найти? — виновато опустив глаза, спросил бомж. Видимо, проявление человеческой благодарности было для него давно забытым чувством.
— Сколько просишь? — деловым тоном поинтересовался Денис.
— На пузырь дадите?
— Поехали.
Когда они подошли к машине, Борода замялся.
— Что, передумал? — спросил Грязнов.
— На сиденье постелить бы что-нибудь… А то попорчу обивку.
Денису стало не по себе, настолько жалким показался ему в этот момент Борода. Он молча взял с заднего сиденья газету и отдал бомжу.
— А то одежка у нас, сами видите… — Нищий разостлал один газетный лист на сиденье, а другой примостил к спинке. — Опять же дух от нашего брата… тяжелый. — С этими словами он опустил вниз стекло и посмотрел на усевшегося на водительское место Дениса. — Лет десять уже в машине не ездил, — сообщил он улыбаясь. — А ведь когда-то шофером работал. Грузовик водил.
— А ты откуда родом? — Денис завел машину, чувствуя, что салон наполняется «тяжелым» духом.
— Я московский. Коренной, — гордо сказал Борода.
— Ладно, поехали, коренной. — Грязнов тронул машину с места.
Малая Пироговская улица в вечернее время была забита машинами, припаркованными вдоль тротуаров чуть ли не в два ряда. Денис едва нашел место, где остановиться. Он вышел из машины и ожидал, пока Борода закончит возиться с газетой и стеклом.
— Все в лучшем виде, — выпрямился Борода. — Газетка ваша.
Он протянул Денису газету. Грязнов уловил в его тоне какие-то новые, глумливые нотки.
— Не нужно. Оставь себе, — сказал он.
— Вот спасибо, господин хороший… — ответил тот, припрятывая газету, — в нашем хозяйстве все может пригодиться. А особенно газета. Она зимой может от холода спасти. Под одежду подсунул — и тепло.
— Слушай, покажи мне своего Джеки, получи полтинник и вали к чертовой матери! — разозлился Грязнов.
— Как скажете, начальник. — Борода с обиженным видом закрыл дверь. — Пошли. Он либо у обменника трется, либо в подвале под рынком с таджиками.
— Наркотой, что ли, занимается? — спросил Гряз-нов.
— Не знаю, — усмехнулся Борода. — Мне это знать ни к чему.
Возле обменного пункта Джеки не оказалось. И Грязнов следом за бомжом направился к зданию рынка, напоминавшему по форме огромных размеров цирк. До закрытия рынка оставалось немного времени. Продавцы укладывали свой товар по коробкам и мешкам, которые грузили на огромные телеги. Борода прошел к центру выложенного грязной белой плиткой зала и исчез.
Грязнов подошел к тому месту, где только что стоял его провожатый, и осмотрелся. На каменном прилавке лежали куски говядины и свинины, с костями и без, куски сала, отдельно кости. Мощная женщина стаскивала в большие кастрюли свой товар, попутно отгоняя мух. Падая один на другой, куски мяса издавали мерзкий шлепающий звук, похожий на пощечины.
— Ну, чего уставился? — злобно сверкнув глазами, прикрикнула она на Дениса. — Если хочешь — покупай, если нет — проходи. Тут тебе не выставка.
Денис с отвращением оглядел мясо, грязный прилавок, струйки полузасохшей крови и заметил:
— Больно у вас товар неаппетитный.
Эта фраза привела продавщицу в бешенство.
— Понимал бы чего! У меня мясо парное, только из совхоза! Молодой еще, чтобы в мясе разбираться! Ходят тут, интеллигенты поганые…
Денис решил ничего не отвечать, обошел прилавок с мясом и двинулся по ряду. Несколько раз прошел взад-вперед, но так и не смог понять, куда девался Борода. И тут бомж вырос перед ним, словно из-под земли.
— Что отстали, господин хороший? — улыбнулся он. — А я вам Джеки нашел.
— Где он?
— Внизу. Можно сказать, ждет не дождется.
Грязнов подошел к Бороде, который ждал его, не снимая с лица мерзковатой улыбочки. Тетка за прилавком продолжала с ритмичностью автомата кидать в кастрюлю темно-розовые куски. В воздухе стоял тяжелый дух мертвечины. Где-то в другом конце зала пронзительно взвизгнула женщина, ее визг усилил купол рынка. Кто-то неподалеку отрывисто закашлялся.
Грязнову почудилась какая-то угроза в этих звуках. Он спускался вниз следом за Бородой и про себя жалел, что идет. Надо было пригласить этого перекупщика наверх. Пройдя два лестничных пролета, они очутились в обширном и разветвленном подвале, своеобразном кишечнике рынка. Стены коридоров были выкрашены в ядовито-синий цвет, а лампы на низких потолках горели мертвенно-желтым светом. Воздух здесь как бы застыл, наполненный запахами тысячи разнообразнейших продуктов питания, которые хранились за многочисленными дверями, покрашенными в один тон со стенами. Двери были приоткрыты, внутри копошились люди. Денису было нехорошо здесь. Он с тоской посмотрел на табло мобильного телефона, который показывал, что не принимает здесь никаких сигналов.
— Пошли, пошли, — оглянулся Борода. Он как будто чувствовал настроение «начальника» и издевался над ним.
Они свернули за угол, Денис увидел сидящую у стены на корточках старуху и двух девочек рядом с ней. И старуха и девочки были одеты одинаково: в темные, расшитые понизу золотом платья и узкие шальвары. Они вязали зелень в пучки, при этом на свои руки даже не смотрели, а глядели на идущих по коридору. Лица у всех троих были грязно-смуглые, только у старухи оно еще и сморщилось, как чернослив.