Малахов, из-за которого все и случилось, стоя сзади, взялся командовать: «Раз-два, взяли! Еще раз, взяли!»
И вдруг бесцеремонно отодвинул старшину Безухова, чтобы пристроиться сзади к девушке.
Так они впервые встретились, Оля и Коля, и впервые взглянули друг на друга. Она пренебрежительно его оглядела и немного отодвинулась, а он приоткрыл рот от неподдельного восхищения.
Малахов был стрижен под ноль, в новенькой форме, салага, можно сказать, если бы не наколки на кистях рук, указывающие на уголовное прошлое, плавно перешедшее в опасное настоящее. И вполне сошел бы за трудного переростка-второгодника, недавно из детдома.
Наконец машину вытолкнули. Все полезли в кузов. Малахов попытался подсадить девушку сзади, но она его резко оттолкнула.
— Лучше товарищу старшине помоги, — сказала она. Тогда Малахов легко вскочил в кузов первым, кинув
на сиденье вещмешок, помог старшине, после чего бесцеремонно отодвинул в сторону молоденького солдатика: «Занято, не видишь?» — и галантно подал девушке руку, чтобы усадить ее рядом.
— Будем знакомы, товарищ сержант. — Он протянул ей руку. — Рядовой Малахов. Можно просто Коля.
Она надменно смерила его взглядом и отвернулась. Остальные молча, с интересом наблюдали за этим дорожным ухаживанием.
Малахов, чувствуя это общее внимание, ничуть не растерявшись и ни капли не сконфузившись, непринужденно положил руку ей на плечо и, стараясь к ней тесно прижаться, стал что-то нашептывать, норовя положить вторую руку на ее колено.
Но девушка неожиданно и умело провела болевой прием, и рядовой Малахов вскрикнул от боли.
— Ты чего, в натуре, живую силу выводишь из строя, как же воевать теперь буду?
— Товарищ рядовой, оставьте товарища младшего сержанта в покое, — сказал, приоткрыв глаз, старшина Иван Безухое.
— А тебя, бугор, завидки берут? — зло сказал Малахов. Сморщившись от боли, он потирал руку.
Прежде чем ответить, Безухов спокойно посмотрел на наглеца, похоже не имеющего понятия о воинской субординации. Рассмотрел наколки на кистях рук.
— Из блатных? — спросил он.
— Ну, — мотнул головой Малахов. — Че уставились? — обратился он к попутчикам. — Я, может, баб пять лет не видел, забыл уже, как они устроены.
— Доброволец? — продолжал расспрашивать Безухов.
—А то! Не сбежал же... А по призыву вождя променял теплые нары на сырые окопы на самой передовой линии фронта, чтоб изгнать фашистского зверя с родной земли! Имею я по такому случаю право потрогать фронтовую подругу или не имею?
— Только если сама разрешит... — добродушно ответил старшина.
— Так она в ответ только презрительно молчит! Ты, бугор, лучше ей прикажи, чтоб белокурую бестию из себя не изображала! Может, мне завтра в бой, под фашистские пули и времени у меня нет на вздохи, ахи и охи! Война кончится — выдам все по полной программе. Аж закачается! Жди меня, и я вернусь, только очень жди... Только чего ждать-то, не понимаю. Не сегодня завтра
попадешь под пулю — и аля-улю, поминай, как звали. Я правильно говорю?
— Сколько сидеть оставалось? — поинтересовался Безухов.
— Трояк, — подмигнув, показал на пальцах Малахов. — Мне еще два добавили, за активное участие в групповом покушении на честь и достоинство козы из ближайшего колхоза.
Публика сочувственно хохотнула, а он, воспользовавшись расположением окружающих, снова положил руку на плечо девушке, потом стал ощупывать чехол, который она везла, пока девушка не оттолкнула его руку.
— Чего у тебя там? Немая, что ли? Да не боись, не сопру!
Она презрительно прикрыла глаза, так и оставшись бесчувственной к его поползновениям познакомиться ближе.
— Не один ты такой, — сказал старшина. — Знаем мы вашего брата. Мол, чем там, в заключении, еще пять лет торчать, лучше здесь на передовой пару месяцев прокантоваться, пока война не закончится.
— Ну. И на свободу с чистой совестью... — кивнул Малахов, подмигнув присутствующим. — Понимаешь, бугор. Так, да не совсем. Мне и в зоне, поди, неплохо было. — Он стал загибать пальцы, перечисляя свои преимущества: — Закон меня кормит, хлеборез в корешах, и нижние нары у входа, где воздух посвежее. Сиди: не хочу. Надо мной там не капало, ты понял?
— Ну так оставался бы, — добродушно сказал старшина.
— Не, мне повоевать захотелось добровольно. Может, думаю, Героя дадут. Или там звание какое-нибудь, майора например...
— У нас в полку таких добровольцев с десяток было, — заверил старшина. — И все обратно на нары запросились. Чтоб не капало.
— Это небось бакланье позорное, какие-нибудь фраера заигранные, — пробормотал Малахов. — И чего, их отпустили?
— Нет, — ответил старшина. — Они уже никуда не просятся. И до майора так и не дослужились...
— А я дослужусь... — насупился Малахов.
— Ты не гоношись, сынок, — снисходительно сказал старшина Безухов. — Твое от тебя не уйдет. Кто знает, как еще и куда повернется.
— Лучше скажи мне, товарищ бугор, в смысле старшина, — поправился Малахов, —далеко отсюда до границы?
— Не так чтоб очень, — успокоил его Безухов. — Насмотришься еще на эту границу. Беспокоиться не о чем.
— Ладно, дед, кончай тоску нагонять! — вдруг ожесточился Малахов. — Че ты вообще знаешь про меня? А вот я смотрю и вижу: ни черта вы все не знаете насчет границы...
— А ты знаешь? — спросил кто-то. — Балабол.
— А я знаю... И могу рассказать, если хорошо попросите. Только лучше дай сначала закурить... Спички есть?
Теперь даже девушка покосилась на него, ожидая, что он скажет. Старшина отсыпал ему махорки из своего кисета, кто-то протянул обрывок газеты и коробок спичек.
Малахов не спеша чиркнул, прикрывшись спиной от встречного ветра, но спички ломались одна за другой, пока, наконец, он не закурил, жадно глотая дым.
И как раз в этот момент впереди, за поворотом, где показалась разрушенная церковь, вдруг раздался глухой взрыв и послышались оживленные пулеметная и автоматная стрельба, а также свист пуль над головами. Все разом замолчали и невольно пригнулись.
— Это что, уже фронт? — упавшим голосом спросил Малахов.
Ему не ответили. Машина остановилась, и все увидели впереди несколько разбитых и горящих грузовиков с брезентовым верхом, по которым вели огонь из пулемета с полуразрушенной колокольни.
За перевернутой машиной сгрудились испуганные новобранцы — уцелевшие и растерянные солдаты в новеньких шинелях и с винтовками, из того самого маршевого батальона, с которым прибыл на фронт Николай Малахов.
— Так... так это ж наши пацаны! — присвистнул он, встав во весь рост. — Ая уж думал: не догоню... Леха! Эй, слышь, а Леха где?
— Прыгай, черт! — Старшина Безухов буквально столкнул его с машины на землю, свалился туда сам — и вовремя. Пулеметная очередь прошила деревянный борт полуторки, осыпав щепой лежащих на земле солдат.
Старшина Безухов сначала увидел, а уж потом узнал залегших за черной «эмкой» майора Иноземцева, бывшего начштаба и заместителя командира полка с пистолетом и водителя с автоматом.
Очередь снова прошлась по грузовикам, один из них загорелся, потом пулеметчик взял ниже — и еще несколько человек замерли, вздрогнув, а раненые застонали, поползли, обливаясь кровью, в сторону канавы.
— Да рассредоточьтесь, мать вашу! — кричал Иноземцев растерянным от ужаса новобранцам. — Врассыпную, подальше друг от друга! И у кого есть оружие, не ждите, бейте по колокольне!
Старшина Безухов подполз к нему ближе:
— Товарищ майор, здравия желаю! Никак, вы тоже на засаду напоролись?
— Здорово, старшина... — обрадовался Иноземцев. — Да вот обратно в полк... Морозова ранили, и меня вместо него... Прямо с московского самолета сняли, в последний момент... Ты посмотри, Иван Семенович, какие бестолковые эти маршевые, да еще штрафная рота на нашу голову... — Он кивнул вместо приветствия в сторону солдат. — Считай, все без оружия, кроме сержантов... И те стрелять не могут, сами прячутся... А у нас патроны кончились... И заметь, у них ни санитаров, ни прикрытия и вообще никакого обеспечения и охранения... Под трибунал начальство за такую организацию... Да стреляйте, вашу мать, у вас же оружие есть, он же так всех нас перебьет!
Новобранцы наконец неумело поползли в разные стороны, прячась в воронки и кюветы, и те немногочисленные офицеры и сержанты, у кого было оружие, начали стрелять по колокольне.
Малахов полз к однополчанам, живым, погибшим и раненым, и, не опуская головы, высматривал среди них своего кореша Леху.
Над его головой снова просвистела очередь, он сначала проворно залег, потом опять приподнялся, всматриваясь.
— Е-мое! — присвистнул он, потрясенно глядя на одного из погибших. — Леха, ты?
И тут же ткнулся носом в землю, хотя новая пулеметная очередь предназначалась уже не ему, а приближающемуся «студебекеру». Из кузова выпрыгнул лейтенант лет двадцати, с автоматом ППШ на изготовку. Пригибаясь, он подбежал к их «эмке».
Иноземцев и Безухов разглядели шрам на его лице, медаль «За отвагу» и орден Красной Звезды на линялой гимнастерке под распахнутой телогрейкой.
— Не маячь, лейтенант! — крикнул Иноземцев. — Ложись!
Тот не успел ответить. Пулеметная очередь взметнула рядом с ним пыль. Лейтенант мгновенно отскочил в сторону.
— Суки... козлы позорные... суки... — Малахов, стоя на коленях над погибшим товарищем, грозил кулаком в сторону колокольни и размазывал слезы по лицу, запорошенному пылью.
— Ложись, лейтенант, не маячь! — снова крикнул Иноземцев лейтенанту.
— Спасибо, я постою... — Тот передернул затвор своего ППШ, прячась за «студебекером». — Нет смысла, он стреляет сверху... Тут по-другому надо действовать, товарищ майор...
И дал длинную очередь в сторону церкви.
— Может, покажешь как? Твой «папаша» здесь не потянет, лейтенант, — крикнул ему Иноземцев. — Хорошая дальнобойная винтовка здесь нужна, с оптическим прицелом.
И тут белокурая девушка по имени Оля, которая до сих пор пряталась за грузовиком и смотрела оттуда на своих прижавшихся к земле спутников, заинтересовалась строптивым лейтенантом, который никак не хотел ложиться на землю, и некоторое время, несмотря на стрельбу и пальбу, разглядывала его исподлобья. Но, услышав последние слова майора Иноземцева, спохватилась и стала торопливо расстегивать свой чехол.
— Товарищ рядовой, кончай причитать, давай следуй за мной! — Лейтенант схватил за плечо Малахова, свалил его на землю и упал с ним рядом. И сразу возле их голов взметнулась пыль.
— Слушай мою команду! — закричал в ухо Малахова лейтенант и протянул ему автомат минуту назад погибшего сержанта из штрафроты. — Отомстить хочешь за друга? Стрелять хоть умеешь? —Тот, всхлипнув, кивнул. — Давай сделаем так... Ты справа, я слева, между нами дистанция — пятьдесят метров, цель — колокольня! Перебегаем с тобой по очереди, следи за мной, я вскочил, ты упал — и сразу стреляй! Давай! На счет раз... Вскочили и побежали!
Малахов кивнул и тут же, не дожидаясь команды, вскочил сам. Лейтенант чертыхнулся и метнулся в другую сторону, чтобы отвлечь огонь на себя.
И так поочередно, перебежками и зигзагами (Малахов с матом и грозя кулаком тем, кто стрелял с колокольни), они побежали с разных сторон туда, откуда велся пулеметный огонь. И каждый раз, падая, Малахов, так же как и лейтенант, прикрывал своего неожиданного напарника огнем из ППШ.
Новобранцы, уцелевшие и раненые, приоткрыв рты, следили за ними, хоронясь кто где — по ямам и канавам, а также за трупами товарищей и разбитыми пулеметным огнем с колокольни автомашинами.
Лейтенант первым добежал до ближайшей пристройки возле церкви, упал на землю, перевернулся и замер, раскинув руки, когда возле него взвизгнули пули, подняв столбики пыли.
— Ах, черт... — ахнули все следящие за ним и Малаховым.
Но когда огонь перевели на Малахова, добежавшего до разрушенной часовенки, лейтенант неожиданно вскочил. Еще одна короткая перебежка — и он оказался наконец в мертвой зоне возле стены колокольни. Из оконного проема упала граната, но лейтенант успел прыгнуть за угол.
— Ах, артист... — покачал головой Иноземцев. — Учись, старшина. Система Станиславского и Немировича-Данченко в действии.
Когда огонь с колокольни перевели в сторону лейтенанта и Малахова, присутствующие приподняли головы.
Старшина Безухов вздохнул и сказал майору Иноземцеву:
— К нам бы такого артиста командиром разведроты, а?
— А вашего Медведева куда денем?
— Дык убили Славу Медведева, — снова вздохнул Безухов. — Уж неделя, как схоронили. Ребята мне в госпиталь отписали. Тот же самый снайпер. Знает, сволочь, в кого целить. Мало кто у нас в роте остался, товарищ майор. В моем взводе только я, да Каморин Степан, да Полунин Прохор, и еще Михаил Лопатин.
— Зато какие орлы, — нахмурился майор Иноземцев. — Каждый из вас роты стоит... От самой границы, если не ошибаюсь, вы вместе?
— Не ошибаетесь, — кивнул Безухов. — И потому мне никакого пополнения не надо.
* * *
Переждав взрыв, бравый лейтенант ударом ноги вышиб дверь, ворвался внутрь и, не останавливаясь, бросился наверх, куда вела винтовая лестница и где от пуль позванивала колокольная медь. Чье-то лицо мелькнуло вверху, но последовала короткая очередь — и убитый покатился по лестнице вниз, гремя своим «шмайсером» и подкованными сапогами: Лейтенант склонился, разглядел его погоны: РОА. Так и есть, власовец. Одновременно почувствовал запах спиртного. Поднялся по лестнице выше и взглянул сверху на запыхавшегося и грязного от пыли и пота Малахова. Тот ждал дальнейших указаний, глядя на лейтенанта и при этом наведя на него автомат.
— Ты смотри поаккуратней там... — негромко предостерег лейтенант. — На предохранитель не ставь, но ствол в сторону... И жди меня там, прикроешь с тылу, если что, а я пока наверх...
Лейтенант быстро сменил диск в своем ППШ, взбежал наверх, только сейчас обратив внимание, что пулеметной стрельбы почему-то больше не слышно. Наверно, меняет ленту, так что лучше бы поторопиться, подумал он...
Наконец он оказался наверху среди колоколов. Мертвый пулеметчик лежал недвижно, обхватив свой пулемет. Тот же мундир и погоны РОА, тот же запах спиртного, только сильнее... А в стороне стояли и лежали разбитые и полупустые бутылки из-под немецкого шнапса. Но главное — лейтенант увидел в середине его лба, когда перевернул на спину, входное пулевое отверстие.
Это ж кто его так? Не иначе новобранец отплатил за смерть друга... Но чтоб из автомата так попасть!
Лейтенант присвистнул, качнул головой, выглянул в проем. Увидел с высоты окрестности — там и здесь дым, вдали — движущиеся к ближайшему лесу колонны наших танков и грузовиков.
Он махнул рукой тем, кто был внизу: путь свободен! И они замахали ему в ответ, поднимаясь с земли.
— Везет же тебе, рядовой, необученный, — негромко сказал Иноземцев, издали разглядывая первым вернувшегося Малахова. И подошел к нему вместе со старшиной Безуховым.
Малахов растерянно озирался по сторонам.
Его снова не дождались. Остатки маршевого батальона, в том числе его штрафной роты, уже уехали. Уцелевшие грузовики пылили за километр отсюда, загруженные на треть живыми и ранеными.
— Ну и хрен с вами... — сказал он вслух и мрачно взглянул на подошедших к нему старшину и майора.
— А ну встань как положено! — грозно сказал старшина Безухов. — С тобой товарищ майор разговаривает!
— А как положено? — обиделся Малахов. — Ты, бугор, объяснил бы сперва. А потом орал. Нам ничего такого не говорили. Шмон, что ли, будет?
— Отставить, — негромко сказал Иноземцев старшине. — Что, не видишь, с кем дело имеем... Видел я, как пули тебя, рядового и необученного, облетали. Другого бы с такой выучкой давно свалили. Уж сколько раз, пока ты бежал да под пулемет подставлялся, тебя хоронили... А тебе хоть бы что... Цены таким счастливчикам, как ты, рядовой, нет... Но ты бы все равно поучился у товарища лейтенанта, как он действовал — грамотно, короткими перебежками, мотаясь из стороны в сторону.
— Зачем это мне? — почему-то грустно сказал Малахов. — Даже если очень захочу, все равно в меня пули не попадут. Заговоренный я, товарищ майор.