Он поехал в сторону поляны для пикника в окружном парке…
Сорок минут спустя Нед был дома. Когда он спускал курок, пальцу и руке было очень больно, но он не промахнулся. Он оказался прав: это все равно что стрелять по белкам.
24
Уехав из хосписа, я заглянула в офис, однако ни Дона, ни Кена на месте не было. Записала то, что решила обсудить с ними утром. Две головы лучше одной, а три лучше двух — разумеется, это не всегда верно, но уж точно применимо к уравнению, в которое включены два этих знающих парня.
Я собиралась обсудить с ними несколько вопросов. Планировала ли Вивьен Пауэрс где-нибудь встретиться с Николасом Спенсером? Действительно ли пропали ранние записи доктора Спенсера или они упоминались в качестве дымовой завесы, скрывающей вину Спенсера? Был ли той ночью в особняке за несколько минут до пожара кто-то еще? И наконец, самое важное: испытывал ли Ник Спенсер вакцину на некоем безнадежно больном пациенте, который впоследствии смог покинуть хоспис? Необходимо было узнать имя этого пациента.
Я недоумевала, почему он не кричит во весь голос, что у него наступила ремиссия. Потому /ш, что хочет узнать, сохранится ли ремиссия, или потому, что не желает становиться объектом пристального внимания средств массовой информации? Можно было себе представить заголовки газет, если бы просочились новости о том, что вакцина все-таки действует.
И кто же другой пациент, который, по уверению доктора Клинтуэрт, получал вакцину? Удастся ли уговорить ее назвать имя этого пациента?
В университете Николас Спенсер состоял в чемпионской команде по плаванию. Его сын не переставал надеяться, что отец выжил после катастрофы, потому что освоил за время учебы в университете высший пилотаж. Не надо было обладать чрезмерным воображением, чтобы представить себе, что с такой подготовкой Спенсер мог разыграть собственную смерть за несколько миль от берега, а потом доплыть до безопасного места.
Пока все было свежо в голове, мне не терпелось обсудить эти вопросы с ребятами. Я подробно все записала. Поскольку время приближалось к шести и день этот был насыщен событиями, я поехала домой.
На автоответчике было с полдесятка сообщений — приглашали встретиться друзья, звонил Кейси с просьбой перезвонить ему около семи, если я не против поужинать в «Иль Тинелло». Я решила, что не против, и попыталась постичь, следует ли мне быть польщенной вторым за неделю приглашением на ужин, или же расценивать себя в качестве «девушки, которую стоит лишь пальцем поманить». Ведь обычно Кейси общается с людьми, с которыми следует договариваться заранее.
Как бы то ни было, я выключила автоответчик и позвонила ему по сотовому. Мы, как обычно, перекинулись несколькими краткими фразами.
— Доктор Диллон у телефона.
— Кейси, это я.
— Как насчет ужина?
— Вполне.
— В восемь в «Иль Тинелло»?
— Угу.
— Отлично.
Щелчок в трубке.
Однажды я спросила его, общается ли он с больными столь же кратко, как говорит по телефону, но он уверил меня, что это не так.
— Ты знаешь, сколько времени люди тратят на телефонные разговоры? — спросил он как-то. — Я изучил этот вопрос.
Мне стало интересно.
— Где же ты его изучал?
— Дома, двадцать лет назад. Моя сестра Триш. Когда мы учились в старших классах школы, я пару раз засекал, сколько она болтает по телефону. Однажды она час с четвертью рассказывала лучшей подруге, как волнуется, что не подготовилась к завтрашней контрольной. В другой раз она пятьдесят минут рассказывала еще одной подруге, что и наполовину не подготовилась к реферату, который нужно сдать через два дня.
— Тем не менее ей удалось успешно довести дело до конца, — напомнила я ему во время того разговора.
Триш стала хирургом-педиатром и теперь живет в Виргинии.
Улыбаясь воспоминаниям и немного ругая себя за то, что так быстро соглашаюсь с планами Кейси, я нажала клавишу автоответчика, чтобы прослушать последнее сообщение.
Голос говорящего звучал тихо и подавленно. Женщина не назвала себя, но я ее узнала — Вивьен Пауэрс. «Карли, сейчас четыре часа. Иногда я приносила работу домой. Недавно разбирала рабочий стол… По-моему, я знаю, кто забрал у доктора Бродрика записи. Позвоните мне, пожалуйста».
Оставляя Вивьен свою визитку с номером сотового, я написала на обратной стороне карточки номер домашнего телефона. Жаль, что она не попыталась дозвониться мне по сотовому. Около четырех часов я ехала по пути в центр. Нужно было поворачивать назад и ехать прямо к ней. Я достала из сумки записную книжку, нашла ее номер и позвонила.
После пятого гудка автоответчик сработал, и это подсказало мне, что Вивьен до недавнего времени была дома. Большинство автоответчиков устроено так, что, если вы дома, то до момента снятия трубки прозвучит четыре-пять гудков, но после записи одного сообщения телефон ответит на втором гудке.
Я тщательно подбирала слова ответа: «Приятно было вас услышать, Вивьен. Сейчас без четверти семь. Буду дома до половины восьмого, а потом после полдесятого. Позвоните мне, пожалуйста».
Сама не понимаю, почему не назвалась. Если у Вивьен был определитель номера, то мой номер высветился на экране ее телефона. Однако если бы ей пришлось проверять автоответчик в присутствии другого человека, то этот путь казался более разумным.
Быстрый душ перед вечерним выходом в свет всегда помогает снять напряжение, которое накапливается во время работы. Хотя моя крошечная ванная комната с душем и ванной тесновата, но свои функции она выполняет. Развлекаясь с кранами горячей и холодной воды, я размышляла о том, что прочла как-то про королеву Елизавету I: «Королева раз в месяц принимает ванну, независимо от того, нуждается она в этом или нет». Я решила, что если бы каждый вечер она могла расслабиться под горячим душем, то, возможно, обезглавила бы меньше народу.
Днем я предпочитаю носить брючные костюмы, но вечером бывает приятно надеть шелковую блузку, широкие брюки и туфли на каблуках. Одеваясь подобным образом, чувствую себя значительно выше ростом. Ко времени моего выхода из дома стало холодать, но вместо пальто я лишь набросила на плечи шерстяной шарф, который мама привезла из Ирландии.
Он насыщенного бордового цвета и очень мне нравится.
Бросив взгляд в зеркало, решила, что выгляжу неплохо. Правда, при мысли, что я столь продуманно одеваюсь для Кейси и что очень обрадовалась его звонку, моя довольная улыбка уступила место кислому выражению лица.
Я вышла из квартиры с запасом времени, но никак не могла поймать такси. Иногда кажется, что все таксисты Нью-Йорка обмениваются сигналами, одновременно выставляя знаки «занят», едва завидят меня на улице, когда я высматриваю такси.
В результате я опоздала на целых пятнадцать минут. Владелец ресторана Марио провел меня к столику, за которым сидел Кейси, и усадил на место. У Кейси был строгий вид, и я подумала: «Боже правый, уж не собирается ли он делать из мухи слона?» Он встал, коснулся губами моей щеки и спросил:
— У тебя все нормально?
Я поняла, что он успел привыкнуть к моей точности и поэтому волновался. Это меня очень обрадовало. Привлекательный, умный, успешный и холостой врач — такой, как доктор Кевин Кертис Диллон, — обязательно должен пользоваться повышенным спросом у многих одиноких женщин Нью-Йорка. А я беспокоюсь о том, что должна играть роль друга, хотя испытываю при этом своего рода горькую радость.
Учась в средней школе, я вела дневник. Полгода назад, натолкнувшись на Кейси в театре, я откопала этот дневник дома. Неловко было читать о том, с каким восторгом я приняла приглашение Кейси пойти на бал выпускников, но еще хуже были следующие записи, в которых сквозило горькое разочарование из-за того, что он после этого так и не позвонил.
Пришлось напомнить себе выбросить этот дневник.
— Все хорошо, — сказала я. — Просто общий случай дефицита такси.
Не похоже было, чтобы ему стало легче. Что-то продолжало его тревожить.
— Что-нибудь не так, Кейси? В чем дело? — спросила я.
Он подождал, пока официант разольет заказанное вино, и сказал:
— Трудный был день, Карли. Хирургии многое подвластно, но иногда так обидно понимать, что ты в состоянии помочь лишь в малой степени. Я оперировал парнишку, который на мотоцикле врезался в грузовик. Ему повезло, что не лишился ступни, но теперь подвижность ноги ограничена.
Глаза Кейси потемнели от боли. Я подумала о Нике Спенсере, который искренне хотел спасти жизни людей, страдающих от рака. Переступил ли он черту дозволенного в попытке доказать, что сможет это сделать? Этот вопрос никак не шел у меня из головы.
Моя ладонь как-то сама легла на руку Кейси. Он взглянул на меня, и, казалось, его немного отпустило.
— С тобой так легко, Карли, — сказал он. — Спасибо, что пришла по первому зову.
— Не за что.
— Правда, с опозданием. Минутной близости как не бывало.
— Дефицит такси.
— Что нового в истории Спенсера? Поглощая грибы портобелло, кресс-салат и лингвини с белым соусом из моллюсков, я рассказала ему о своих встречах с Вивьен Пауэрс, Розой и Мануэлем Гомес, а также доктором Клинтуэрт из хосписа.
Выслушав мое предположение о том, что Николас Спенсер экспериментировал на пациентах из хосписа, Кейси нахмурился.
— Если это правда, то это не только незаконно, но и аморально, — категорично заявил он. — Полистай материалы о некоторых препаратах, которые казались чудодейственными, но не оправдали надежд. Классический пример — талидомид. Сорок лет назад его одобрили в Европе как средство облегчения тошноты у беременных женщин. К счастью, в то время доктор Фрэнсис Келси из Управления по контролю за продуктами и лекарствами не разрешил применять это средство. В наши дни, особенно в Германии, встречаются люди с устрашающими генетическими уродствами наподобие плавников вместо рук, потому что их матери считали это лекарство безопасным.
— Но я, кажется, читала, что талидомид применяют для лечения каких-то заболеваний, — заметила я.
— Совершенно верно. Но его не назначают беременным женщинам. Новые лекарства длительное время тестируют, прежде чем начнут назначать больным.
— Кейси, представь, что ты стоишь перед выбором — умереть через несколько месяцев или остаться в живых с риском заработать страшные побочные эффекты. Что бы ты выбрал?
— К счастью, для меня так вопрос не стоит, Карли. Знаю только, что, будучи врачом, я не нарушу клятву и не стану превращать кого-то в морскую свинку.
Однако Николас Спенсер не был врачом. Он обладал иным менталитетом. В хосписе он имел дело с неизлечимыми больными, которым оставалось лишь умереть или стать морской свинкой.
За кофе Кейси пригласил меня пойти с ним на вечер с коктейлями в Гринвиче, в субботу.
— Тебе понравятся эти люди, — сказал он, — и ты им понравишься.
Я, разумеется, согласилась. Когда мы вышли из ресторана, хотелось, чтобы он посадил меня в такси, но на этот раз Кейси поехал со мной. Я предложила угостить его послеобеденным напитком, от которого мы оба отказались в ресторане, но он попросил шофера подождать и проводил меня до двери квартиры.
— Думаю, что тебе лучше было бы жить в доме с привратником, — сказал он. — Теперь небезопасно самому открывать дверь ключом. Кто-нибудь может оказаться сзади.
Я была изумлена.
— Что это тебе пришло в голову?
Он грустно взглянул на меня. Рост у Кейси около шести футов двух дюймов. Даже если я на каблуках, он возвышается надо мной как каланча.
— Не знаю, Карли, — сказал он. — Боюсь, что с этим расследованием дела Спенсера ты можешь вляпаться в какую-нибудь неприятную историю.
Я и не догадывалась, какими пророческими были эти слова. Когда я вошла к себе, было почти половина одиннадцатого. Взглянула на автоответчик, но лампочка не мигала. Вивьен Пауэрс не позвонила.
Я снова набрала ее номер, но ответа не было, поэтому пришлось оставить еще одно сообщение.
На следующее утро, когда уже было пора идти на работу, зазвонил телефон. Звонили из полицейского управления Бриарклиф-мэнора. Сосед, гуляя утром с собакой, заметил, что дверь дома Вивьен Пауэрс распахнута настежь. Он позвонил и, не дождавшись ответа, вошел внутрь. Дом был пуст. Стол и лампа опрокинуты, свет включен. Вызвали полицию. Полицейские проверили автоответчик и обнаружили мои сообщения. Меня спросили, знаю ли я, где может быть Вивьен Пауэрс и не случилось ли с ней чего-нибудь.
25
Кен и Дон сосредоточенно слушали мой рассказ о встречах в Уэстчестере и об утреннем звонке из полицейского управления Бриарк-лифмэнора.
— Интуиция, Карли? — спросил Кен. — Похоже на заранее спланированный спектакль, который должен убедить всех, что на самом деле происходит нечто другое. Чета слуг говорит тебе, что, судя по всему, Ник Спенсер и Вивьен Пауэрс были любовниками. Неужели ты была так близка к правде? Ты считаешь, она собиралась ненадолго съездить в Бостон, пожить с мамочкой и папочкой, а потом, переждав бурю, начать новую жизнь где-нибудь в Австралии, Тимбукту или Монако?
— Вполне возможно, — сказала я. — Фактически, если дела обстоят именно так, должна признать, что оставлять дверь открытой, а стол и стул опрокинутыми — это небольшой перебор.
Сказав это, я засомневалась.
— Что такое? — спросил Кен.
— Теперь, припоминая, как все было, я думаю, она была напугана. Когда Вивьен открыла мне дверь, она минуты две говорила через щелку, не снимая цепочки, и только потом впустила меня.
— Ты была там около половины двенадцатого? — спросил Кен.
— Да.
— Она не говорила, что именно ее пугает?
— Прямо — нет, но Вивьен сказала, что педаль газа в машине Спенсера сломалась всего за неделю до аварии самолета. И она стала думать, что и то и другое произошло не случайно.
Я встала.
— Собираюсь туда поехать. А потом наведаюсь в Каспиен. Если только все это не какая-то неразрешимая шарада, то сказанное мне Вивьен Пауэрс о том, что она, похоже, знает, кто этот рыжеволосый мужчина, может означать, что она стала для кого-то опасной.
Кен кивнул.
— Продолжай поиски. А у меня есть несколько соображений. Не так уж много людей, которых привезли умирать в хоспис Святой Анны, а они через некоторое время вышли оттуда на своих ногах. Наверняка не так трудно будет найти этого больного.
Все-таки в этом деле я была еще новичком. Главным в работе над этой статьей был, конечно, Кен. Тем не менее я не могла не сказать:
— Кен, когда его найдешь, разреши мне, пожалуйста, присутствовать при разговоре.
Он на минуту задумался, а потом кивнул.
— Не лишено смысла.
Я довольно хорошо ориентируюсь на местности. На этот раз, чтобы найти путь к дому Вивьен, мне даже не понадобилась карта дорог. У двери стоял одинокий полицейский, который бросил на меня подозрительный взгляд. Я объяснила, что накануне виделась с Вивьен Пауэрс и что она мне звонила.
— Сейчас узнаю, — сказал он и ушел в дом, но быстро вернулся. — Детектив Шапиро сказал, что вам можно войти.
Детектив Шапиро оказался интеллигентным, любезным человеком с залысинами и проницательными карими глазами. Он сразу же объяснил, что только начал расследование. Связался с родителями Вивьен Пауэрс, и, учитывая обстоятельства, им было дано разрешение пойти в ее дом. Тот факт, что входная дверь была открыта, стол и лампа опрокинуты, а машина Вивьен стояла на подъездной аллее, заставил родителей серьезно опасаться, что дочь стала жертвой насилия.
— Вы были здесь вчера, мисс Декарло? — спросил Шапиро.
— Да.
— Понимаю, что трудно сориентироваться, когда в доме переезд и повсюду эти коробки. Но вы не замечаете, изменилось ли что-нибудь в помещении по сравнению со вчерашним днем?
Мы находились в гостиной. Оглядевшись по сторонам, я припомнила, что вчера видела то же самое нагромождение упакованных коробок и пустых столов, как и сейчас. Но потом поняла, что есть нечто новое. На кофейном столике стояла коробка, которой вчера там не было.