Возникла пауза.
— Нет, — ответил Гарднер, приглаживая свои коротко подстриженные усы. — Но я видел его в среду, вчера, всего за пару часов до того, как его убили. Я был внизу в его квартире.
Филипп Китинг кивнул:
— Это и ко мне тоже относится, сэр Генри. Я звонил ему из офиса в среду утром, а потом еще раз после полудня. Но я не видел беднягу во вторник и краешком глаза.
— Так, кто еще? — подтолкнул Г. М. присутствующих, не без труда поворачивая шею в воротничке в сторону Соара.
— Кое-что заставляет меня полагать, — произнес тот, — что все эти вопросы направлены непосредственно ко мне. — Он раздавил в пепельнице сигарету, сложил руки и огляделся с мрачным видом. — Нет, поверьте мне, я не пытаюсь избежать вопросов. Я просто удивляюсь.
— Это так. В деле Китинга, сынок, есть три материальные улики…
— Такие же, как намеренная материальная улика при игре в убийство?
— Точно. Ты меня понял. Более того, с первого взгляда ни одна из этих улик не имеет особого значения. Первая — это портсигар. Вторая — это чрезвычайно интригующая и необъяснимая шляпа. А третья — вот это. Дай-ка мне саквояж, Мастерс. — Старший инспектор подвинул к нему саквояж, и Г. М. открыл его. Затем расстелил у себя на коленях миланский платок с золотым узором в виде павлиньих перьев. В этом окружении более чем где-либо было видно, что перед нами вещь редкой красоты. На фоне Вестминстера ее тусклый золотой цвет и изобилие ярких красок выглядели чем-то варварским. — Даже в газетах вы можете прочитать, — прогремел Г. М., — что чайные чашки стояли на этой скатерти! Я говорил вчера вечером с Дервентом, и он сообщил мне о ней очень странную вещь. Сказал, что за день до смерти Китинга — соответственно, это был вторник — Китинг купил у вас ее в условиях чрезвычайной секретности. Дервент говорил, что вы сами сообщили ему об этом факте во вторник вечером. Я не думаю, что Джем Дервент станет выдвигать беспочвенную ложь: для этого он слишком умный парень. Но кое-что в том, как он об этом поведал, меня насторожило. А что вы сами можете мне сказать по этому поводу?
Глава 13
ЗОЛОТАЯ СКАТЕРТЬ
Соар вытащил из коробки у своего локтя еще одну сигарету.
— Да, думаю, кое-что могу, хотя не знаю, что это значит, и не уверен, что хочу знать. И между прочим, могу я спросить, что показалось вам подозрительным в словах Дервента?
— Нет, сэр, простите за напоминание, но это мы задаем здесь вопросы, — вмешался Мастерс. — Так что если вы…
— Черт побери, это очень важно, инспектор, — заявил Соар, затем чиркнул спичкой, и волосатые запястья закрыли его лицо, пока он зажигал сигарету. — Однако на какой конкретно вопрос вы хотите, чтобы я ответил?
— Покупал ли у вас мистер Китинг эту скатерть?
— В одном отношении — да; в другом отношении — нет, — улыбнулся антиквар. — Спокойно, инспектор! Прежде чем вы загоните меня в угол, как вы это сделали с нашим другом Гарднером, позвольте мне все объяснить. Я собираюсь рассказать вам истинную правду, хотя ее, как я понял из близкого знакомства с криминальными делами, законникам и полицейским, похоже, трудно понять и принять. Во вторник (это день, который вас интересует, не так ли?) кто-то претендующий на то, что он — Вэнс Китинг, позвонил в мой офис и заявил, что желает купить этот предмет. — Соар коснулся богатых складок на скатерти. — Этот человек хотел, чтобы ее прислали немедленно, как он сказал, к миссис Джереми Дервент в дом номер 33 на Вернон-стрит.
— Запиши, Боб, — коротко напомнил Мастерс сержанту. — Это важно.
Г. М. нахмурился.
— Вы сказали, «кто-то претендующий на то, что он — Вэнс Китинг». Значит, вы сомневались, что это был Китинг?
— Нет, не совсем так. Тогда я не удивился. Вэнс Китинг был человеком нетерпеливым и частенько делал дела по телефону.
— Черт побери, это так. Он купил целый дом всего лишь за несколько часов до того, как его убили, — напомнил всем Мастерс. — Итак, сэр?
— …Он и миссис Дервент вместе рассматривали эту скатерть, восхищались ею в моем магазине буквально за неделю до того. Вот так-то, джентльмены. Любые другие рассуждения, откровенно говоря, не мое чертово дело. — Лоб Соара дернулся, когда он поднял брови; глаза его застлало легкой дымкой. — Я послал ее с личным курьером, моим помощником мистером Уиверном, в дом номер 33 на Вернон-стрит. Уиверн позже доложил мне, что он отдал ее горничной в дверях. Меня беспокоила только одна вещь. Я не совсем был уверен, что разговаривал по телефону именно с мистером Китингом.
— Почему? — мягко поинтересовался Г. М.
— Не знаю. Голос показался мне как бы
— Я спросил, — невозмутимо ответил Соар. — Именно поэтому она и ушла в половине десятого наверх с головной болью.
В этот момент Поллард был уверен в верности своего впечатления, что эти двое, похоже, перешли на разговор на повышенных тонах. Может быть, это выглядело так потому, что у обоих были хорошо поставленные голоса, а может быть, и потому, что все остальные в комнате сидели тихо как мышки.
— Итак? Значит, вот почему это случилось, — пробормотал Мастерс. — Это проясняет картину, насколько я понимаю. Да, сэр, но что она вам об этом сказала? Мне кажется, здесь какая-то путаница и тайна, там, где их быть не должно. Скажем так, вы могли спросить ее: «Как вам понравилась эта чудесная скатерть?» Вы могли сказать это, не показавшись нескромным, потому что она была доставлена из вашего магазина. И она могла ответить: «Боже, разве это не чудесно со стороны мистера Китинга прислать ее мне?» Или что-то в этом роде. Ну, как всегда говорят женщины.
— В том-то все и дело, инспектор. Она ничего не сказала, у нее разболелась голова. Вы совершенно правы. Вот почему я и подумал, что все это дело выглядит подозрительным, вот почему и стал расспрашивать об этом самого Дервента. — Соар нахмурился. — Я понимаю, что вы… э… что у вас был определенный опыт общения с миссис Дервент. Можете вы понять, что она вообще мне ничего не ответила?
Это был удар прямо в лицо, и даже Мастерс ощутил его и вынужден был признать, что это правда, хотя он и не был удовлетворен. Соар повернулся к Г. М.:
— Я не знаю, насколько это может вам помочь ответить на конкретный вопрос, почему Китинг не пришел на вечер убийств во вторник вечером. Но скажите, не кажется ли вам эта неприятность со скатертью достаточной причиной, по которой он предпочел остаться дома?
— Нет, — отрезал Г. М.
— И я считаю, что нет. Мы говорим сейчас о человеке светском, который, как я обнаружил, весьма отличается от обычного человеческого существа. Теперь вы можете видеть, насколько сильно Китинг был увлечен миссис Дервент. Он так слепо поддавался ее чарам, что скорее готов был пойти на неприятный обман, чем признать, что не заказывал для нее подарка…
Не сказав ни слова и не издав ни звука, Франсис спокойно поднялась и прошла свободной походкой к двери из комнаты. Казалось, что она шагает медленно и даже делает это намеренно, но, когда была уже в шаге или двух от двери, бросилась бежать. Дверь за ней закрылась.
— Приношу мои извинения, — очень спокойно проговорил Соар. — Помоги мне боже, я хотел бы принести ей извинения должным образом.
Рональд Гарднер, не сводя светлых глаз с Соара, заметил:
— Похоже, мы все только еще сильнее запутали. Конечно, ей было очень приятно это услышать.
— Могли бы меня остановить.
— Нет, я… я не успел. У вас такая завораживающая манера говорить, вы заставляете людей себя слушать…
— В особенности самого себя. Что ж, идите и успокойте ее. Здесь может быть кто-то другой, кто захочет это сделать.
— Благодарю, — вежливо произнес Гарднер. — Я так и поступлю. — И он широко зашагал за мисс Гейл.
Все это произошло так быстро и внезапно, что никто не успел ничего сказать, это высветило в Соаре новую сторону, объясняя, почему он говорил об этом сквозь зубы. Г. М., как чрезвычайно ученая сова, не сделал никаких комментариев. Но Мастерс после нескольких секунд свинцовой тишины продолжил.
— Сэр Генри сообщил нам, — заявил старший инспектор, — что ему нет дела до того, кто украл револьвер из дома Дервентов во вторник вечером. Однако мне есть до этого дело. А кстати к тому, что уже было сказано, сэр, и учитывая объяснения мистера Гарднера, вы все еще думаете, что именно мистер Гарднер забрал револьвер? Он мог это сделать, вы знаете.
— Я совершенно уверен, что он этого не делал, — ответил Соар, поднимая брови. — Что заставляет вас так думать?
Филипп Китинг подошел к нему и резко проговорил:
— Послушайте, Бен, не отказывайтесь от своих слов. Ради меня. Я и так устал от того, что все неправильно понял и заставил полицию думать, что все, что я говорю, — ложь. Вы сказали мне совершенно ясно: «Помешайте этому парню, Гарднеру, в конце концов, это он взял револьвер. Он что, пытается меня оскорбить?» Или что-то вроде этого. Мне надоело со всеми попадать впросак…
— Это только подтверждает, — сообщил ему Соар, — что у тебя добрые намерения. Единственная твоя беда, если ты простишь мне такие слова, в том, что ты — самый неточный репортер в мире. Я уже замечал это раньше. — Слова об «оскорблении», похоже, задели его. — Я помню, что говорил что-то в этом роде. Но к этому я еще добавил слова: «Нет, этого не может быть, потому что револьвер был в гостиной на каминной доске в половине двенадцатого, а Гарднера с тех пор там не было». Понимаете, инспектор, я стоял в дверях «берлоги» Дервента, когда Дервент прошел с Гарднером к парадной двери.
— Ну, трудно ожидать, чтобы я помнил все, — проворчал Филипп. — Я пошел за своей шляпой. Кто-то ее спрятал. Во всяком случае, я уверен в том, что люди делали или не делали.
Соар затушил сигарету. В комнате стало темнее; тени легли от широких окон, а облака стали плотнее, чтобы наконец разразиться грозой, которая день ото дня все откладывалась, но должна была положить конец зною. Полларду показалось, что он услышал неясный раскат грома, от которого задрожали стеклянные предметы в квартире.
— Нет, и в этом я снова буду тебе противоречить, — снисходительно произнес Соар. — Полиция, вероятно, уже спрашивала тебя об этом. Например, ты не можешь быть уверен в том, что делал я. Ты не можешь поклясться, что это не я украл револьвер — так же как и я не могу поклясться, что этого не делал ты. И никто из нас не может поклясться, что его не взяла, скажем, миссис Дервент, которую мы совершенно упустили из виду по той любопытной причине, что с половины десятого ее больше никто не видел.
— Должен отдать вам должное, сэр, — заключил Мастерс бесцеремонным тоном, — вы исключительно хладнокровный человек.
— Или возьмем другой пример. Так уж случилось, что на время убийства Китинга у меня нет алиби. Это необычно. Меня почти всегда можно застать после полудня в доме номер 13 на Бонд-стрит. Но вчера я ушел раньше обычного, в четыре часа. Понимаете, я переезжаю. Это, похоже, удивит вас, инспектор, но люди время от времени меняют место жительства. Я ушел из офиса, пошел пешком, и никто меня не видел. А это означает, что я виновен или невиновен, можете интерпретировать как хотите.
— Мистер Соар, — вдруг спросил Г. М. — а что вы сами думаете об этом деле?
То, что он назвал имя верно, изумило даже Мастерса.
— О моей собственной вине? Это на ваше усмотрение, — ухмыльнулся Соар. — В настоящий момент я мог бы сидеть здесь в холодном поту от страха. И пока шутил бы с вами, вступал в перепалки, каждую секунду боялся бы поскользнуться, потому что это я убил Вэнса Китинга. Или я могу быть невинен и невозмутим. Или могу быть невиновен, но так нервничать, что начал бы лепетать глупости… Это все на ваше усмотрение. И вы, может быть, никогда не узнаете, какое из предположений верно.
— Нет, сынок. Я не это имею в виду. Я повторяю вопрос: что ты думаешь об этом деле?
— Позвольте мне ответить на ваш вопрос другим вопросом, сэр Генри. Вы верите в Дьявола?
— Нет, — отрезал Г. М.
— А это очень плохо, — заметил Соар, сморщив лоб, словно Г. М. говорил о пропавшей хорошей книге или пьесе. — Если бы вы побывали в доме Дервентов во вторник вечером, то, я думаю, вы изменили бы вашу точку зрения. Я, конечно, не говорю, что это произошло бы непременно. Некоторые люди — материалисты, как Дервент.
— О-хо-хо! Так, там был Дьявол?
— Да. Я не имею в виду старика Сатану. И не имею в виду оперного баса в красном трико, а также универсальный персонаж наших популярных пословиц. Нет. Я имею в виду Дьявола. Если вы не понимаете разницы, то, может быть, ее чувствуете.
Вы, инспектор, похоже, все еще удивляетесь, почему я не получил никакого ответа от миссис Дервент, когда спросил ее об этом. — Соар поднял скатерть, которая сияла золотом и стекала с его рук волнами. — Я скажу вам, когда и как я ее спросил. У меня не было возможности поговорить с нею наедине; мы все находились в одной комнате. Я знал, что единственная возможность сделать это у меня появится во время игры в убийство.