— На острове мы нашли письмо Лилиан Матильде. В нем она писала про местечко, где они бывали вдвоем.
— Что еще было в этом письме?
— Только слова любви матери к дочери. Она знала, что ей грозит опасность. Это подобие завещания.
— Если не возражаешь, я бы тоже с ним ознакомился.
— Принесу в следующий раз, — пообещала Сьюзи. — Спасибо, Арнольд.
— За что? Я ничего не сделал.
— За то, что всегда были рядом, что вы такой, что я всегда могу на вас положиться.
Она встала и чмокнула Кнопфа в щеку. От этого проявления нежности он даже покраснел.
— А этот Колман что-нибудь вам рассказал перед смертью? — спросил он, тоже поднимаясь.
— Нет, мы пришли слишком поздно.
Она зашагала прочь от него по аллее, один раз обернулась и послала ему воздушный поцелуй.
* * *
Эндрю ждал ее в баре отеля. Перед ним стоял полупустой бокал.
— Это первый, и тот я не допил, — похвастался он.
— Молчу. — Сьюзи села на табурет, схватила бокал и попробовала содержимое. — Как ты можешь пить такую горечь?
— Дело вкуса. Беседа прошла успешно?
— Как посмотреть! Моя бабка была предательницей, — начала Сьюзи. — Того предательства, в котором ее обвиняли, она не совершала, тем не менее она замышляла измену родине.
— Как поживает твой ангел-хранитель?
— Хорошо, только он, кажется, врет.
— Бедняжка, одно разочарование за другим!
Сьюзи влепила ему пощечину и допила его бокал.
— Ты тоже врун. Вижу по глазам и чую по дыханию, что ты пил. Этот бокал — какой по счету?
— Четвертый, — подсказал бармен, вытирая стойку. — Что будете, мэм? За счет заведения.
— «Кровавую Мэри»! — сказала Сьюзи.
Эндрю скорчил брезгливую гримасу.
— Кнопф спрашивал, узнали ли мы что-нибудь от Колмана. А я, между прочим, не называла ему фамилию парня.
Бармен поставил перед ней «Кровавую Мэри» и удостоился от Эндрю негодующего взгляда.
— Тебе нечего сказать? — удивилась Сьюзи.
— Я тебя предупреждал и насчет бабки, и насчет Кнопфа. Только, чур, без рук!
— Кнопф нам не враг, что бы ты ни думал. Он не все мне говорит, но в его ремесле тайна — это оружие.
— Ты узнала от него что-нибудь еще?
— Да, теперь я знаю, какими документами завладела моя бабушка. Деньги ее не интересовали, она была идеалисткой. Хотела, чтобы Пентагон перестал устанавливать ядерные ракеты в лесах Восточной Европы. Это и есть главная загадка операции «Снегурочка».
Эндрю жестом велел бармену налить ей еще.
— Ты тоже с каждым днем все сильнее меня удивляешь, — продолжала Сьюзи. — Я сообщаю ему небывалую сенсацию, а у него такой вид, словно она интересует его не больше, чем прошлогодний снег!
— А вот и нет, прошлогодний снег мне очень дорог. А вот на американские ракеты, установленные в Европе в шестидесятых годах, мне, каюсь, наплевать. Об этом всегда ходили слухи. Кому они интересны в наше время?
— Это же громкий внешнеполитический скандал!
— Да брось! Когда советские атомные подлодки всплывали у самой Аляски, заходили в норвежские территориальные воды, об этом упоминали разве что желтые газетенки, да и то мимоходом. Если я явлюсь к своей главной редакторше с такой сенсацией, то в следующий раз она отправит меня в Центральный парк на перепись тамошних уток. Хватит, у меня к тебе серьезный разговор. Но не здесь.
Эндрю заплатил по счету, не преминув напомнить бармену, что тот сам вызвался отнести «Кровавую Мэри» на счет заведения. Взяв Сьюзи под руку, он вывел ее на улицу. Два квартала они миновали молча, потом спустились в метро на 49-й улице.
— Можно спросить, куда мы едем?
— Что ты выбираешь — север или юг?
— Мне совершенно все равно.
— Значит, юг. — И Эндрю потащил ее к лестнице.
Сев на скамейку в конце перрона, они переждали грохочущий состав.
— Ноты Колмана содержат историю, совершенно не похожую на рассказ твоего бесценного друга Кнопфа.
— Ты прочел расшифровку?
— Колман не успел довести работу до конца. Трудно делать определенные выводы, но… — Эндрю повысил голос, чтобы перекричать нарастающий шум подъезжающего поезда. — Теперь мне ясно, почему он требовал прибавки. От этого текста по телу бегут мурашки.
И Эндрю протянул Сьюзи текст, распечатанный в комнате Джека Колмана.
«Они хотят убить Снегурочку.
Если ничего не будет сделано для ее защиты, она навсегда исчезнет.
Под ее ледяной мантией видимо-невидимо золота, и наши владыки хотят его забрать.
Единственный способ завладеть этим богатством — ускорить ее конец.
Но могила Снегурочки станет и могилой зимы, а это вызовет разрушительные потрясения.
Им известны последствия, но они ими пренебрегают, теперь у меня есть доказательства этого.
Освобожденный северный путь обеспечит их власть и процветание.
Восток или Запад, союзники или противники — это уже не важно. Остановить их — единственный способ положить конец уже начатому ими наступлению.
Наши владыки прибегают к любым средствам для достижения своих целей.
Сначала пойдут трещины, остальное доделает природа.
Спасти Снегурочку — обязанность превыше долга, превыше любви к родине, ибо от этого зависит жизнь миллионов людей».
— Ты что-нибудь понимаешь? — воскликнула Сьюзи.
— Согласен, стиль чересчур лиричен, но ведь твоя бабушка составила этот текст из отрывков оперного либретто. Когда я прочел это в первый раз, то очень удивился, совсем как ты сейчас. Но потом вспомнил, как возбужденно говорил со мной по телефону Колман, и задумался, что такого он здесь усмотрел, чего не вижу я. Включив свой мобильник, чтобы вызвать полицию, я не посмотрел новые сообщения. Но сейчас, дожидаясь тебя в баре, я обнаружил сообщение от Колмана. Бедняга понял, наверное, что не мы стучим ему в дверь… Это последнее сообщение все поставило на свои места.
Эндрю достал телефон и показал Сьюзи.
«„Белоснежка“ — это арктические паковые льды».
— А теперь прочти текст еще раз, — предложил Эндрю. — Ты все сразу поймешь — кроме безумия этих людей, вздумавших ускорить его таяние.
— Они надумали уничтожить многолетние полярные льды? — не поверила Сьюзи.
— И открыть Северный морской путь! Какое облегчение для наших властей, всегда боявшихся, как бы не был перекрыт Панамский канал, единственный судоходный путь между Атлантикой и Тихим океаном, позволяющий избежать «ревущих сороковых»… По нему ежегодно переправляется триста миллионов тонн грузов. А принадлежит канал крохотной центральноамериканской республике. Открытие нового морского пути на Севере — задача огромной стратегической важности. Но пользоваться им нельзя из-за вечных льдов. Для наших нефтяных компаний это тоже стало бы золотым дождем. Помнишь досье любовника твоей бабки? Кого там только нет: политики, финансисты, магнаты, лоббисты, хозяева мультинациональных компаний! Вся эта публика заодно, у нее общие интересы. Под полярными льдами спрятано сорок процентов мировых запасов черного золота, а они остаются недосягаемыми из-за многометровой ледовой мантии. Помнится, где-то я читал, что эта подледная сокровищница оценивается более чем в семь триллионов долларов. Неплохой мотив, правда? Поэтому каждая следующая наша администрация так яростно сопротивляется мерам по замедлению глобального потепления. Ураганы, наводнения, засухи, голод, подъем уровня Мирового океана, опасности для населения прибрежных районов — все это мелочи по сравнению с семью триллионами долларов и гарантией энергетического владычества еще на двести лет. Вот уже сорок лет США, Канада и Россия спорят из-за прав на Арктику. Русские даже отправили на Северный полюс атомную подводную лодку и установили на дне свой флаг!
— А мы воткнули свой на Луне, но ее собственниками от этого не стали, — возразила Сьюзи.
— Далековато, а главное, там еще на найдена нефть. Сколько войн мы затевали ради контроля за нефтяным вентилем, сколько людей расстались ради этого с жизнью… Но меня в этом послании твоей героической бабки больше всего пугает другое: из него следует, что эти люди уже приступили к осуществлению своего проекта.
— Какого проекта?
— «Сначала пойдут трещины, остальное доделает природа»… Ударить по паковым льдам из глубины, чтобы ускорить его таяние!
— Как?
— Пока не знаю. Но если посмотреть, с какой скоростью они сокращаются из года в год, то закрадывается мысль, что этот сценарий — не вымысел. Так или иначе, у меня такое впечатление, что по нему уже вовсю играется пьеса.
— Ты хочешь сказать, что наше правительство сознательно способствует таянию арктических льдов, чтобы заняться в Арктике нефтедобычей?
— Что-то в этом роде. Можешь себе представить, что произойдет, если мы найдем реальные доказательства того, о чем говорится на этом листочке? Сомневаюсь, что все ограничится простым внешнеполитическим инцидентом. Под вопросом окажется сама возможность доверять США на мировой арене. Представь реакцию экологических движений, неформалов, стран, которым глобальное потепление причиняет огромный ущерб. Не говоря уж о наших союзниках в Европе, у которых тоже есть претензии на арктические богатства. Нет, «Снегурочка» — настоящая пороховая бочка, и мы с тобой на ней восседаем!
— А еще это самый лучший сюжет во всей твоей журналистской карьере!
— Если мы выживем, и у меня будет возможность об этом написать.
Пока Эндрю и Сьюзи перечитывали текст, таким сложным способом переданный им Лилиан Уокер, камеры наблюдения передавали их изображение на экраны в службе безопасности. Программы распознавания, задействованные после 11–09–2001, уже передавали их приметы.
* * *
Человек в темном костюме стоял опершись на подоконник и любовался городом, растянувшимся до самой оконечности острова, где его обнимал океан. Глядя на скользящее по Гудзону судно, Элиас Литтлфилд подумал, что, будь у него семья, он бы никогда не стал проводить с ней время в таком плавучем многоквартирном доме. Путешествовать целым стадом — это ужасно вульгарно.
Он убрал очки в жилетный карман и прищелкнул языком. Потом с суровым, рассерженным видом повернулся к людям, сидевшим за столом для совещаний:
— Я полагал, что особенность этой структуры-умение предвосхищать, а не пытаться смягчить последствия. Не найдется ли у кого-нибудь из вас немного свободного времени, чтобы немедленно доставить нам этот документ?
— Было бы ошибкой задержать их прямо сейчас, — возразил Кнопф с нажимом.
Литтлфилд подошел к столу и налил себе полный стакан воды. Сосущий звук, с которым он пил, вызвал у Кнопфа приступ отвращения.
— Ваши пташки двое суток порхали невесть где, — сказал он. — Я не допущу, чтобы это повторилось.
— Это вы провели столь блестящую операцию на острове Кларкс?
Литтлфилд смотрел на своих сотрудников добродушно, с видом заговорщика. Пусть каждый знает, что все они — сплоченная команда под его чутким руководством.
— Нет, мы ни при чем.
Литтлфилд снова отвернулся к окну. Эмпайр-стейт-билдинг был освещен зелеными и красными прожекторами: приближалось Рождество. Элиас Литтлфилд подумал, что непременно постарается побыстрее покончить с этим делом, отправить его в архив — и в Колорадо, кататься на лыжах!
— Неужели вам приходится соперничать с другими агентствами? — не унимался Кнопф. — Иногда у меня возникает вопрос, что вы защищаете — страну или собственную карьеру?
— А вдруг это русские, или канадцы, или даже норвежцы, которые стараются нас опередить?
— Нет, им бы хватило ума сначала завладеть уликами, а уж потом действовать.
— Оставьте свой снисходительный тон, Кнопф. Вы годами уверяли нас, что улик не существует. Мы побеспокоили вас, хотя вы в отставке, только из-за того, что вы в курсе этой истории. Но чем дальше, тем больше я сомневаюсь, что от вас будет прок. Напоминаю, ваша роль здесь вспомогательная: вы наблюдатель, поэтому держите свои соображения при себе.
Кнопф отодвинул кресло, взял с вешалки пальто и вышел за дверь.
* * *
Поезд метро с лязгом остановился, двери открылись. Эндрю и Сьюзи нырнули в головной вагон и плюхнулись на ближайшую свободную скамейку.
— Через час после нашего ухода полицейских попросили покинуть комнату Колмана.
— Кто попросил?
— Агенты АНБ. Похоже, этим делом будет заниматься национальная безопасность.
— Откуда ты знаешь?
— Попросил одного знакомого об услуге. Недавно он позвонил и сообщил об этом.
— Я думала, что нам нельзя включать свои телефоны.
— Для того мы и сели в метро — чтобы исчезнуть с их экранов. Выйдем на конечной в Бруклине.
— Нет, на Кристофер-стрит. У меня тоже есть новости.
* * *
Свет прожекторов на строительстве Башни Свободы сливался в темноте в сплошное зарево. Моросящий дождь проникал до костей. На Седьмой авеню можно было оглохнуть от гудков и от визга покрышек по мокрому асфальту.
Сьюзи толкнула дверь дома 178 и сбежала по крутой лестнице в полуподвал, в зал клуба «Виллидж Вэнгард». Было еще рано, и трио Стива Уилсона играло всего для двоих посетителей бара, одного изрядно хватившего типа в отдельном кабинете и еще одного, читавшего сообщения на своем телефоне и лишь иногда от него отрывавшегося. Лоррейн, вдова легендарного основателя клуба Макса Гордона, наблюдала за залом со своего хозяйского места: так она проводила шесть дней в неделю сорок два года подряд.
Кто только не выступал в ее клубе: Телониус Монк, Майлз Дэвис, Хэнк Мобли, Билл Эванс… Для этих музыкантов со всей Америки она была просто Лоррейн, музой этой Мекки джаза. Только Ширли Хорн называла ее «сержантом», но использовать это прозвище никто, кроме нее, не осмеливался.
Сьюзи и Эндрю устроились поодаль от сцены. Лоррейн Гордон подошла к ним и подсела, не спрашивая разрешения.
— Вернулся? Где ты пропадал?
— Ты и здесь завсегдатай? — спросила Сьюзи.
— У него здесь индивидуальная поилка, — заявила хозяйка, не глядя на нее.
— Пришлось отлучиться, — ответил Эндрю.
— Тебе случалось выглядеть и хуже, хотя мое освещение всем льстит. Куда ты дел свою жену?
Не получив ответа на этот вопрос, она спросила, что он будет пить.
— Ничего, — ответила за него Сьюзи. — Он не хочет.
Лоррейн оценила ее дерзость, но воздержалась от комментария. Она не любила женщин, которых про себя окрестила «смазливыми», подозревая их в том, что они добиваются своих целей низменными способами. Ее предубеждение можно было понять: если музыкант терял мастерство или начинал играть пьяным, причиной неизменно были страдания из-за смазливой девчонки.
— Когда-то ее бабка играла в твоем клубе, — сказал Эндрю, указывая глазами на Сьюзи. — Лилиан Уокер — это имя тебе что-нибудь говорит?
— Ровным счетом ничего, — отрезала Лоррейн, смерив взглядом Сьюзи. — Больно много лабухов здесь побывало на моем веку, дорогуша!
— А Лилиан Маккарти? — спросила Сьюзи, борясь с желанием поставить Лоррейн на место.
— В каком году здесь играла твоя бабуля?
— Последний раз — году в шестьдесят шестом.
— Представляешь, мне было тогда двадцать шесть! Мы с Максом даже еще не поженились.
Лоррейн Гордон оглядела свое заведение и задержалась взглядом на стене, увешанной черно-белыми портретами.
— Нет, не припомню такую.
Сьюзи положила на столик фотографию Лилиан. Лоррейн внимательно на нее посмотрела и подошла к своей фотовыставке. Сняв со стены одну фотографию, она вернулась.
— Вот твоя бабушка! Все, кто здесь выступал, имеют право висеть на этой стене. Все фотографии подписаны. Не забудь повесить на место!
Сьюзи, вцепившись в фотографию трясущимися руками, вглядывалась в сияющее лицо Лилиан. Ни на одной из тех фотографий, которые Сьюзи видела прежде, она не выглядела такой счастливой. Сьюзи прочитала надпись на обороте фотографии и, стараясь не выдать своего удивления, подтолкнула ее к Эндрю.
Вместо посвящения там было написано: «Осло, Культурхисторикс, Фредерикс Гате, 3».
Эндрю наклонился к уху Лоррейн:
— Окажи услугу! Если тебе станут задавать вопросы, нас здесь сегодня не было.