— А она говорит, что он вел себя возмутительно, — мрачно сказала Энджи.
— Да, я слышал рассказ о том вечере. По-моему, Хедер и Ренато всегда будут в странном положении. А Лоренцо — посередине. И будет подталкивать их друг к другу.
— Мне интересно познакомиться с Ренато. Какой он?
— Он глава семьи, — строгим тоном ответил Бернардо.
— Наверно, на Сицилии это реально что-нибудь значит.
— Разве в вашей стране это ничего не значит?
— По правде говоря, нет, — подумав, ответила Энджи. — Конечно, мы все уважаем нашего отца. Но потому, что он сорок лет проработал врачом и помог тысячам людей.
— Поэтому вы тоже стали доктором?
— Мы все стали врачами, мои два брата и я. И моя мать была доктором. Она умерла, когда я еще проходила практику.
— Значит, ваши родители основали династию.
— Хотела бы я, чтобы папа слышал вас, — засмеялась она. — Он никогда не подталкивал нас идти по его стопам. Помню, он говорил: «Выбирай что хочешь, только не иди в медицину. Это собачья жизнь. Годами не будешь высыпаться». И конечно, мы все выбрали медицину. Но я должна сказать вам, — она лукаво посмотрела на Бернардо, — что в Англии мужчину не уважают только за то, что он мужчина. Фактически…
— Продолжайте, — проговорил Бернардо с улыбкой, мерцающей в его темных глазах. — Кажется, вы хотите поставить меня на место.
— Когда я сдавала экзамены, для меня было делом чести получить отметки выше, чем у моих братьев. Так я и сделала. — Она хихикнула с детским ликованием. — Они просто взбесились!
Улыбка наконец добралась до рта Бернардо. Он с восторгом смотрел на нее.
— А ваш папа?
— Перед экзаменами он сказал «Вперед!», а после экзаменов — «Молодец!».
— А что сказали ваши братья?
— Рано или поздно они подсыплют мне в суп мышьяк. Они пополам сгибались от смеха, представляя, что ждет меня впереди.
— И что вас ждало?
— Четыре года работы после окончания университета. Общая медицина, общая хирургия, катастрофы и скорая помощь, акушерство, гинекология, педиатрия, психиатрия и общая практика.
— Звучит ужасающе. — Бернардо то ли смеялся, то ли хмурился.
— Так и было. По-моему, этот кошмар устроен специально, чтобы человек ослабел и струсил. Но я не слабая. — Она сжала руку в кулак и приняла позу Мистера Мускул.
— Я потрясен, — сообщил ей Бернардо. — Все эти науки, а вы всего лишь… — Он лукаво посмотрел на нее. Хотел сказать «всего лишь маленькая девочка», но быстро решил, что лучше помолчать.
— Мне двадцать восемь лет, — объявила она, — и я гораздо сильнее, чем выгляжу.
Бернардо с восхищением оглядывал ее идеальную фигуру.
Она засмеялась, пробежала несколько шагов, обогнав Бернардо, и обернулась, дразня его. Роман в отпуске продолжался. И уже появились признаки, что он будет удачным. Бернардо не побежал за ней, как, наверно, поступил бы другой мужчина, а просто протянул руку, поджидая ее. Она подошла и положила пальцы на его ладонь.
Так, держась за руки, они зашагали среди деревьев. Постепенно он очаровывал ее. И не потому, что сказал что-то или сделал. Не был он и самым красивым мужчиной из тех, с кем она крутила романы. Его внешность нравилась ей как-то по-другому.
— По-моему, сад удивительный, — оглядываясь, вздохнула она.
— Да, он совершенный, — согласился он.
— Но вам не нравится? — Энджи стрельнула в него взглядом.
— Я… я неловко себя чувствую в окружении совершенства, — проговорил он после секундной паузы. — В таком месте человек не может свободно себя чувствовать. — Он резко оборвал фразу и вежливо улыбнулся.
— А где человек может чувствовать себя свободно? — спросила она с растущим интересом.
— Высоко в горах, среди птиц. Там золотые орлы пролетают так близко, что возникает чувство, будто человек — их брат.
— Золотые орлы? — взволнованно переспросила она. — Где?
— У меня дома, в горах. Я не часто приезжаю сюда. Мой настоящий дом — в Монтедоро.
— Позвольте мне догадаться… монте — «гора», оро — «золото». Правильно?
— Вы знаете итальянский?
— Сестра моей матери замужем за итальянцем. Когда я была ребенком, мы навещали их каждое лето.
— Вы правы. Монтедоро — это «гора золота».
— Из-за золотых орлов?
— Отчасти. Но и потому, что туда прежде всего приходит солнце на рассвете и позже других оставляет его на закате. Это самое красивое место на земле.
— Похоже, что так, — мечтательно проговорила Энджи.
— И вы… — Он с любопытством взглянул на нее и смущенно засмеялся. — Интересно, что, если…
— Да? — подбодрила она его.
Бернардо глубоко вздохнул.
— Эй, Бернардо!
Он будто пробудился от мечты. Навстречу им по тропинке шел Лоренцо и звал их.
— Пора готовиться к обеду! — крикнул он.
Энджи вернулась вместе с двумя мужчинами.
Бернардо хотел показать ей свой дом. В этом она не сомневалась. А ей с каждой минутой хотелось больше узнать о нем. Впереди их ждал вечер. Если она не сумеет получить от него приглашение, значит, потеряла свое мастерство.
Она нашла Хедер в их спальне. Энджи бросилась на кровать, закинула руки за голову и блаженно вздохнула.
— Будь осторожна! — встревожено предупредила ее Хедер.
— Не понимаю, о чем ты? — Энджи изобразила святую невинность.
— Прекрасно понимаешь! Я видела, как ты атаковала этого мужчину. Ты испытала и проверила действие всех своих уловок и приманок. Но Бернардо не производит впечатления мужчины, которого можно обвести вокруг пальца.
— Правильно, — подтвердила Энджи. — Он ужасно серьезный. Вот поэтому-то и представляет интерес.
— Я отступаю.
— Да, дорогая, отступи. Я безнадежна.
К обеду она надела платье, которое переливалось голубым и зеленым такого сияющего оттенка, какой бывает у павлинов. Энджи блистала, словно звезда. Интересно, Бернардо тоже так думает?
Она получила ответ на этот вопрос, спускаясь вслед за Хедер по красивейшей парадной лестнице. Энджи с удовлетворением отметила, что Бернардо ищет ее глазами. И с еще большим удовлетворением она уловила в нем едва заметную перемену, когда он увидел ее. От счастливого ожидания в самой глубине ее существа забегали мурашки. Он приблизился, взял ее за руку и подвел к своим друзьям и членам семьи, чтобы представить.
Теперь у нее появилась возможность вблизи изучить Лоренцо. Он и вправду был восхитительно хорош. И она поняла свою серьезную, рассудительную подругу, которая без памяти влюбилась в него.
А вот к Ренато у Энджи не возникло никаких теплых чувств. Он показался ей неприятным, циничным человеком, резким и властным. Хотя внешне, безусловно, был очень привлекательным. Высок, прекрасно сложен. И приветствовал он Энджи по всем правилам вежливости. Но ей он активно не нравился. Она предвидела, что совсем скоро ее подруге придется вступить с ним в борьбу.
За каждым из двух длинных столов сидело человек тридцать. Мартелли в этом районе — очень большая семья. И свадьба — событие года. Во главе одного стола сидела Баптиста с невестой и женихом. Во главе другого — Ренато и Бернардо. Ренато оказался безупречным хозяином. А Бернардо почти все внимание сосредоточил на леди, сидевшей рядом с ним. Наверно, это было справедливо. Будучи англичанкой, она нуждалась в объяснении, что предлагает сицилийская кухня.
— Оладьи из фасоли? — называл Бернардо. — Или, может быть, вы предпочитаете фаршированные рисовые оладьи? Или апельсиновый салат?
— Это только начало? — Энджи вытаращила глаза.
— Конечно. Следующая перемена — блюда из риса и паста. Паста с цветной капустой, с сардинами…
— Ох-ох, это для меня.
Как многие маленькие женщины, Энджи могла есть, словно изголодавшийся лев и не прибавлять в весе ни единого грамма. Чем она и занялась, к восторгу Бернардо. Он зачарованно наблюдал, как она уничтожила кролика в кисло-сладком соусе, затем приступила к пасте с белым деревенским сыром «рикотто», который ей очень понравился.
— Никогда не видел женщину, которая бы ела как вы, — восхищенно проговорил Бернардо и пришел в ужас, когда до него дошло, что он сказал. — Нет! Я не это имел в виду. Я хотел… — Он замолчал, потому что Энджи билась в конвульсиях от хохота. Ее смех, звучный, неостановимый, заставил и его улыбнуться. Неловкость прошла. Все в порядке, поняла она. Конечно, все в порядке. — Я неуклюжий болван, — вздохнул он. — Не умею сказать то, что нужно.
— А зачем говорить то, что нужно? — Она состроила рожицу. — Интереснее, когда люди говорят то, что думают.
— Но порой это огорчает собеседника, — печально признался он.
— Могу представить.
Обед подошел к концу. Гости встали из-за стола и разбились на группы. Бернардо отвел ее в сторону, забыв о своем долге по отношению к другим гостям. Но в этом смысле он был не единственный. Ренато дважды выходил из-за стола, чтобы поговорить по телефону. И сейчас он только что вернулся. Бернардо заметил, что Энджи смотрит на брата.
— Ренато в семье работник, а Лоренцо чаровник, — сказал он.
— А вы кто?
— Не знаю, — просто ответил он.
Он взял с подноса официанта два бокала и один вручил ей. Потом повел ее к маленькой боковой двери. Энджи охотно пошла с ним.
В доме стояла тишина.
— Куда вы меня ведете? — спросила Энджи.
— Никуда. — Он удивленно взглянул на нее. — Я только хотел быть наедине с вами. Это правильно?
— Да, правильно. — Она улыбнулась. Его неуклюжая прямота ей нравилась больше, чем полированное очарование мужчин, которых она знала.
Он стал показывать ей дом. Большие окна, из которых открывался потрясающий вид. Длинные коридоры, украшенные гобеленами, красиво убранные комнаты.
— Это картинная галерея. — В длинной комнате на стенах висели портреты. — Это Винсенте, мой отец. — Он показал на ближайший к двери портрет. — За ним — его отец, потом брат и так далее.
Слишком много лиц, чтобы охватить их сразу. Но внимание Энджи привлекла маленькая картина, почти затерявшаяся среди других. Мужчина в одежде XVIII века, с резкими чертами лица и недоверчивым взглядом. Он с подозрением смотрел на мир.
— Лодовико Мартелли, — сказал Бернардо. — Поколений десять назад.
— Но это же вы, — удивилась она.
— Есть небольшое сходство.
— Ничего себе «небольшое». Это вы в жизни. Вы истинный Мартелли.
— В некотором смысле, — после паузы согласился он.
Энджи не стала развивать эту тему, вовремя вспомнив, что о его положении в семействе узнала не от него.
Они прогуливались по террасе. Наступила ночь. В бархатной темноте огни светились только в доме за их спиной.
Сейчас он наклонится и поцелует ее, подумала Энджи, мечтая об этом. Их отделяло несколько сантиметров, и она чувствовала, как он дрожит.
И тут он совершенно потряс ее. Медленно взял ее руку двумя руками, поднял и приложил к своей щеке.
— Наверно… — начал он.
— Да?
— Наверно… нам надо вернуться к гостям. Я очень плохой хозяин.
С другим мужчиной она знала бы, что ответить. Но шутливый флирт сейчас был неуместен. С Бернардо слова значили что-то другое.
— Вероятно, вы правы, — согласилась она. — Нам надо вернуться.
Глава вторая
Бернардо всегда снился один и тот же сон. Маленький мальчик ждет возвращения матери. В доме никого нет. Бернардо стоит в стороне и наблюдает за ним. Он знает все, что в наступившей темноте думает и чувствует мальчик. Потом стук в дверь, и мир меняется навсегда. Мать никогда не вернется. Она лежит мертвая на дне ущелья в горах. Вместе с отцом она, точно в ловушке, зажата в искореженной машине.
Словно картинки слайдов, сцена меняется. Снова мальчик. Он стоит над телом матери и борется со слезами. Он мысленно произносит отчаянные, мрачные обещания защитить память о ней. Вечно почитать ее. Соседи называли ее проституткой. И тот факт, что ее любовник — большой человек, ничего не менял. Хотя внешне все выглядело прилично. Соседи считались с ней, опасаясь Винсенте Мартелли. Но она все равно оставалась для них проституткой.
Он это знал и поклялся стереть обидный след. Стать сильным человеком, как его отец, и заставить людей уважать ее память.
Но он почти сразу нарушил свою клятву.
Другая сцена. Он прячется в темноте материнского дома. А в доме идет спор, что с ним делать. Ведь ему только двенадцать. Он еще мал, чтобы жить один. Да и дом теперь принадлежит семье покойного отца. Идут разговоры о детском приюте. Он — незаконнорожденный. Без имени, без прав.
Опять стук в дверь. И снова меняется мир. За дверями стоит красивая, хрупкая женщина лет сорока. Синьора Баптиста Мартелли, обманутая жена его отца. Она бы должна ненавидеть его. Но она только печально улыбается и говорит, что приехала, чтобы забрать его домой.
К своему вечному стыду, он плачет. Хотя считает себя взрослым и не должен плакать. Рыдания подавили его. Стало невозможным объяснить, что это его дом и он не хочет другого. Он плакал много дней и не мог остановиться. А тем временем все, что он любил и ценил, у него отняли. Богатые Мартелли проглотили его, беспомощного узника.
В этот момент сна Бернардо всегда просыпался. Он находил свою подушку мокрой, его трясло. Он лежал в своей комнате в Резиденции, где его постоянно мучили кошмары. Только здесь, и нигде больше. Прошло целых двадцать лет. А он снова превратился в мрачного, беспомощного ребенка. Куда подевался жесткий, уверенный в себе мужчина, которого знал мир?
Он натянул джинсы и с голой грудью вышел на балкон. Холодный ночной воздух окончательно пробудил его. Чувство печали постепенно исчезало, и, наконец, он полностью справился с ним.
Завтра он покинет Резиденцию и вернется в свой дом, в горы, к людям, знавшим его мать. Он тоже принадлежит к ним. А сюда он вернется ко дню свадьбы.
Внизу виднелась широкая терраса. Перед глазами мелькнула белая занавеска. Он знал, что ее выдуло ветром из комнаты, где спят невеста и ее компаньонка. Лучше бы ему не думать о ней. Перед ним возникла Энджи, дразнившая его. Она принесла тепло в его жесткую, безотрадную жизнь.
Видение было такое явственное, что когда он услышал смех, то сначала не понял, что она и вправду там. Потом совершенно реальный человеческий голос прошептал:
— Тсс!
Он посмотрел вниз и увидел, что она сидит на каменном выступе террасы и проказливо смотрит прямо на него.
Братья, несомненно, оценили бы это нечаянное свидание. Ренато — цинично. Лоренцо — с веселым смакованием. Бернардо же испытал потрясение: его рассматривали, когда он того не сознавал. И его ужасно смущала собственная голая грудь. Но потом свет луны упал на ее стройные ноги. И волосы распушились так, будто она только что встала с постели. И он подумал — и почти не сомневался, — что под коротким халатиком на ней ничего нет.
Строгое чувство приличия требовало подавить грешную мысль. Ведь она была гостем дома. Но как игнорировать озорной взгляд, с каким она смотрела на него? Или ответ собственного тела на мысль о ее наготе?
— Все неправильно, знаете?
— Что неправильно? — подозрительно спросил он, не понимая.
— Полагается, чтобы Джульетта стояла на балконе, а Ромео смотрел на нее снизу.
Ее голос, словно пение соловья, нежно раздавался в ночном воздухе, а он только и мог, что тупо уставиться на нее.
— Вы не хотите что-нибудь сказать? — Она наклонила голову набок: маленькая, хорошенькая птичка в ожидании.
— Да… Я хотел спросить, вы встали, чтобы наблюдать рассвет? Он уже скоро начнется.
— Это, наверно, чудесно.
— Да. Но еще чудеснее в моем доме. Потому что мой дом выше. — Бернардо набрал в легкие побольше воздуха, чтобы заставить себя сказать: — Я рад, что увидел вас. Я очень рано утром уеду, вернусь домой.
— О.
Вот и все, что она произнесла. Но разочарование, прозвучавшее в ее голосе, вынести было невозможно. И следующие слова вырвались на волю вопреки его твердому решению не произносить их:
— Наверно, вы желали бы поехать со мной?
— Я была бы в восторге.
— Мы выедем очень рано.
— Ни за что! — чуть ли не завизжала она, стараясь помнить о спавших в доме и в то же время выразить свое возмущение. — Я встаю рано, когда хожу на работу. А сейчас я в отпуске.
— Я подожду вас, — очарованный, он усмехнулся. — А сейчас идите обратно в постель. А то проспите.
Она засмеялась и исчезла. Бернардо долго стоял и смотрел на место, где она сидела. Он сознавал, что сделал что-то ужасно опасное для своего покоя. Он повел бы себя мудро, если бы написал ей записку с извинениями, передал ее со слугой и немедленно уехал.