Выбери меня - Элис Маккинли 2 стр.


Марта вздохнула, тоскливо поглядев на коробки, и переставила их с дивана на пол. Надо ложиться спать. Пора, а то завтра можно не доехать до церкви к сроку.

Она погасила свет и поднялась на второй этаж, в спальню. Уже расстеленная кровать приглашала отдохнуть, сияя белизной простыней. Марта сбросила рубашку и бриджи, отметив про себя, что неплохо было бы снять еще и футболку, но уже на это сил у нее не осталось. Едва голова коснулась подушки, глаза закрылись сами собой. Последнее, что она увидела, была приоткрытая дверь комнаты. Забыла закрыть, ну и пускай, не вставать же теперь, успела подумать она, перед тем как провалиться в сон…

Марта открыла глаза и прислушалась. Кажется, снизу донесся какой-то шум. Или это сон смешался с реальностью? Нет, вот снова. Словно кто-то тихо разрезает скотч. Она приподнялась на локте. Опять. И еще раз. Или просто оставила окно открытым? Ноги сами опустились на пол, пальцы почувствовали холод пола. Телефон. Надо звонить в полицию. В доме кто-то есть. Хотя…

Марта встала и, нащупав брошенные на стуле бриджи, быстро натянула их, не произведя ни единого звука. Внутри все колотилось. Она прокралась к двери и неслышно открыла ее. Деревянная лестница чернела перекладинами поручней. Тихо. Доски скрипят на пятой и третьей ступенях, если считать снизу. Значит, сверху это десятая и двенадцатая. Вообще, чтобы увидеть гостиную, не нужно спускаться до конца, достаточно присесть на приблизительно седьмой ступени. Поскольку перила не сплошные, то все просматривается. Пусть только глаза привыкнут к темноте. Марта присела на корточки. Постепенно очертания предметов стали более четкими, серые пятна перестали пугать своей туманной неопределенностью, приняв определенные формы. И опять звуки донеслись снизу, теперь стало ясно, что это не ветер.

Марта приподнялась и, опираясь ладонями о пол, скользнула к лестнице. Раз, два, три… Четыре, пять. Если спуститься ниже, то станут видны ноги. Лестница никуда не заворачивала, шла прямо. С левой стороны она полностью примыкала к стене, отгораживающей гостиную от коридора, а вот справа перила просматривались, как только заканчивался небольшой дощатый щит. Он представлял собой всего несколько коротких досок, которые одним концом были прибиты сбоку к лестнице, а другим упирались в потолок, то есть пол второго этажа. Последняя доска как раз скрывала от смотрящего из гостиной пятую ступень сверху. Марта нагнулась и выглянула из-за края щита, держась руками за перила.

На полу, спиной к лестнице, среди коробок, которые были уже в большинстве своем раскрыты, на корточках сидел человек. Судя по ширине плеч, мужчина. Вероятно, в зубах он держал крохотный фонарик и рассматривал какие-то мелкие металлические предметы, разложенные на диване. В слабом свете можно было различить только цвет волос – брюнет. Темная рубашка, заправленная в джинсы, ремень и… Марта почувствовала, как закружилась голова: из-за пояса у незнакомца торчал пистолет. Вор. Или убийца. В любом случае нужно звонить в полицию.

Марта уже хотела, легонько оттолкнувшись от перил, подниматься обратно в комнату, но тут правая нога, все это время опиравшаяся о самый край ступеньки, соскочила вниз. Раздался глухой звук, пятка ударила по доскам следующей ступени. Негромко, но этого хватило, чтобы мужчина, резко вскинувшись, выхватил пистолет и направил фонарь Марте прямо в глаза.

– Стойте, где стоите, и я не причиню вам вреда, – быстро проговорил он. – Не шевелитесь. – Незнакомец перешагнул через одну из коробок, которая оказалась у него на пути, и, подойдя к лестнице, посмотрел на Марту. Его лица видно не было, потому что яркий луч фонаря слепил глаза. Только голос. Спокойный, уверенный, без тени страха и злости. – Поднимите руки за голову, медленно встаньте и спуститесь вниз.

– Зачем? – Марта с трудом контролировала собственные слова. – Вы ведь все равно убьете меня как свидетеля.

– Поднимите руки за голову, медленно встаньте и спуститесь вниз! – повторил мужчина уже раздраженно.

Марта встала, заложила руки за голову и пошла, как ей велели. Взбудораженный мозг сам собой продолжал считать ступеньки. Вот скрипнула под ногой десятая, вот двенадцатая. Теперь преступника отделяли от Марты только две ступени. Она уже слышала его дыхание, различала несколько серебристых засечек на дуле пистолета, палец на курке. Сейчас он выстрелит. И эта рука, держащая смертоносный черный металл, станет последним, что Марта увидит в жизни. Отличный подарок брату на свадьбу. Что ж, напоследок надо хотя бы выговориться. Марте почему-то пришло в голову, что она в своей жизни не устроила ни одного настоящего скандала.

– Неужели вы так плохо стреляете, что не могли попасть с пяти метров. Заставили меня спускаться.

– Еще одно слово – и я действительно выстрелю, хотя пока в этом нет никакой необходимости. – Голос звенел металлом в тишине.

Марта почувствовала, как в нем нарастает тревога. Может, все еще обойдется. Не стоит его злить понапрасну.

Незнакомец отступил на два шага назад, чтобы освободить площадку перед лестницей. Марта отсчитала про себя последние две ступени и ощутила босыми ногами мягкий ворс ковра.

Незнакомец как-то замедленно отреагировал на ее перемещение, свет фонарика на мгновение ушел в сторону, и она успела рассмотреть его лицо – правильный овал, нос с горбинкой, глубоко посаженные темные глаза. Красив. Чересчур красив для убийцы.

– Повернитесь ко мне спиной.

Марта медленно, переступая с ноги на ногу, повернулась, не опуская рук. Он, вероятно, шагнул еще дальше, послышался звук отрываемого от коробки скотча, шуршание целлофанового пакета, металлический лязг. Незнакомец, видимо, стал в спешном порядке собираться. Раз теперь не от кого прятаться, можно и пошуметь. Марту охватило желание повернуться. Повернуться, чтобы еще раз увидеть его. Не для фоторобота и не для протокола. Просто очень красивый. На таких людей всегда приятно смотреть, а этот еще и противоположного пола. Она сама себе улыбнулась. Вот она – женщина до мозга костей. Может, ее сейчас убьют, а она думает о внешнем виде убийцы. Ну что поделаешь, если парень по-настоящему привлекателен.

Незнакомец явно был занят – может, и не заметит? Рискнуть? Марта чуть-чуть наклонила голову вперед, оставив при этом руки в прежнем положении, и скосила взгляд влево, откуда доносились звуки. Неестественно согнувшись, он одной рукой собирал те самые предметы – теперь Марта поняла, что это драгоценности. Слишком массивные для современных, вероятно антиквариат. Какие-то инкрустированные драгоценными камнями ключи, несколько ножей, кинжалов, два рога. Он ограбил музей или что-нибудь вроде того. Но как эти вещи попали в коробки?

Одной рукой незнакомец держался за бок. Марта заметила, что по его пальцам течет кровь. Итак, он ранен. К врачу, разумеется, не пойдет, потому что те обязаны сообщать о ранениях, ножевых и огнестрельных.

Марта и сама не заметила, как повернулась еще больше. Бледное лицо выражало настырность упрямой воли, которая еще заставляла парня держаться на ногах. Но его шатало из стороны в сторону как пьяного, пальцы не слушались, золотые безделушки то и дело падали на пол, а он ничего не мог с этим поделать. Нагибаться за ними с каждым разом ему было все тяжелее. Однако, заметив, что Марта повернулась, незнакомец молниеносно выпрямился, пистолет оказался у него в руке.

– Не вынуждайте меня стрелять. – Это было сказано с обескураживающим спокойствием. Таким тоном сообщают, что на улице плюс двадцать.

Марта на секунду попыталась представить себе его состояние. Ранен, знает, что не уйдет, если девчонка как-то даст знать полиции. Старается скрыть свою слабость. Внутри все бешено колотится, а внешне нужно сохранять спокойствие, делать вид, что ситуация под контролем. Но почему тогда не стреляет? Ведь она все видела, все знает. Уже завтра в газетах появятся заголовки, извещающие о преступнике. Статьи с описаниями ограбления, фоторобот или даже фото. А как бы она сама вела себя, чувствуя, что истекает кровью, что жизнь утекает сквозь пальцы. Обычно люди, загнанные в ловушку, начинают психовать, стрелять в кого попало. А этот само хладнокровие.

– Вы ранены, и вам нужна помощь, – брякнула ни с того ни с сего Марта, удивляясь спокойствию собственного голоса. – Я могла бы взглянуть.

– Во-первых, я не ранен, – начал он, опуская пистолет.

– Да-да, – перебила его Марта. – И просто так согнулся в три погибели. – А, собственно, какое ей дело? Этот человек проник в ее квартиру, поднял среди ночи, размахивал пистолетом перед лицом. И теперь, кстати, все еще размахивает. Но болезненно дернулась совесть. Ты же врач, ты можешь помочь. Что бы он ни сделал, перед тобой живой человек. Пусть преступник, не тебе судить его, для этого есть суд, полиция и бог знает кто еще. А ты обязана хотя бы предложить помощь.

– Это вас не касается, – сухо возразил он.

– Я врач, – так же сухо отозвалась Марта.

Теперь она стояла к нему спиной, но почему-то была уверена, что он не выстрелит. На убийцу парень похож не был.

Ответа не последовало. Настаивать, само собой, Марта не собиралась. Еще несколько раз послышался лязг падающих украшений, шуршание целлофанового пакета, потом все стихло. Прошла минута, две, три. Тишина. Ни звука. Марта обернулась и увидела, что комната пуста. Куда он исчез? Ведь квартира на втором этаже, а выбраться через окно с раной, из которой кровь хлещет, непростая задача. Или он еще здесь? По крайней мере, дверью незнакомец точно не воспользовался – все это время она была прямо перед ее глазами. Мистика, да и только.

В темноте развевались занавески, цветок, стоящий на окне, дрожал на ветру.

– Эй, вы здесь? – Марте стало смешно от собственного вопроса. Ничего более умного спросить она не могла. Как интересно в этом случае можно ответить? «Да-да, я жду, пока вы вызовите полицию. Будьте любезны, поторопитесь: я сижу в шкафу и у меня затекают ноги». Кстати, о полиции. Марта опустила руки и, подойдя к выключателю, зажгла свет.

По полу были разбросаны обрывки скотча, разодранный картон; коробки стояли раскрытые и пустые. На всем этом, вероятно, остались отпечатки пальцев. На что он рассчитывает? Да сюда через двадцать минут явятся копы, а завтра утром физиономия незнакомца будет красоваться на пакетах с молоком. Ладно хоть кровью не накапал. Марта пристрастно осмотрела все кругом. Нет, крови не осталось. Странно, но звонить в полицию ей не хотелось. Приедут, наследят, устроят допрос до самого утра, перевернут все вверх дном. И из-за чего? Из-за каких-то побрякушек.

Марта погасила свет и пошла наверх, в спальню. Оригинальное поведение для женщины, которую пять минут назад могли убить. Странно, но Марта не испытывала ни страха, ни даже простого беспокойства. Она почему-то на сто процентов была уверена, что незнакомец ушел и больше не вернется. Что он никогда никого не убивал и в нее тоже не выстрелил бы. Что и без нее есть кому разобраться в этом деле. Очень неправильное, незаконопослушное поведение. Однако Марте все эти события казались какими-то неважными. Она не нервничала, ее не трясло. Не дрожали руки. Не осталось ощущения незащищенности, даже простого страха за свою жизнь. Как будто она только что говорила не с преступником, а с подругой, которая забежала на минутку поболтать. Единственное желание – уснуть. Донести тело до кровати. И Марта легла, легла не раздеваясь, в чем была. Последняя ее мысль приобрела характер визуального образа – незнакомец, державшийся за бок рукой. И никаких сопутствующих ощущений, предписанных жертве нападения. Только жалость.

2

Это было ужасно. Как бы банально ни звучала эта фраза, но ничего другого в голову не приходило. Венчание тянулось, как жевательная резинка, причем все вокруг глядели на молодоженов со слезами умиления на глазах, а Марта, которая не чувствовала ничего, кроме тоски смертной, самой себе казалась белой вороной. Слава богу, гости смотрели только на венчавшихся, и лгать, оправдывая собственное равнодушие, не пришлось. Потом были поздравления, потом поехали домой, потом ели, гуляли, болтали и занимались всем тем, чего вынести в компании незнакомых людей практически невозможно. Юджин несколько раз подходил к сестре, подбадривал, уговаривал задержаться, но после обеда Марта честно призналась, что больше оставаться здесь не в силах. Разумеется, молодые не приняли этого на свой счет и отпустили измученную гостью без обид и нареканий.

– Я никогда не забуду твоей жертвы ради нашего брака. Если уж ты все-таки была на большей части нашей свадьбы, то семейная жизнь пойдет прекрасно, – улыбаясь сказал напоследок Юджин.

– Костюм отлично сидит, – заметила Карен, закрывая за Мартой дверцу такси. – Смотри, не закинь его в один из тех ящиков, которые открываются раз в сто лет. Появляйся в нем на людях, желательно противоположного пола.

Марта кивнула в ответ. В следующий момент такси тронулось, чета Коуптенов осталась позади. Наконец-то свобода! Наконец-то можно влезть в привычные джинсы, закинуть рюкзак за плечи и отправиться подальше от города, от шумной неугомонной толпы. Ванкувер никогда не спит, никогда не устает. Его улицы, вечно шевелящиеся, словно живые, его небоскребы, поблескивающие панелями стекол… Юджин обожал все это, Марта терпела как данность. С самого университета у нее была мысль перебраться куда-нибудь в далекий уголок страны и жить там в свое удовольствие, работая ветеринаром в какой-нибудь деревушке, благо их полным-полно. Искать долго не пришлось бы. Но Марта не знала деревенской жизни и прекрасно понимала это. Она выросла в городе, выезжая на природу только для отдыха. Она хорошо помнила трудности, с которыми столкнулась Кейн, когда перебралась в деревню. Здесь даже к людям пришлось привыкать, как к иностранцам, совершенно другие ориентиры и установки, необычный стиль жизни. Например, выяснилось, что сельские жители встают и ложатся очень рано, что все друг друга знают, что шагу нельзя ступить без чужого глаза. Марта хорошо знала собственный характер: можно терпеть толпы народа на улице, когда этот народ безлик и не суется в твои дела – так бывает в городе. Иначе в деревне. Там меньше людей, тише, спокойнее. Но при этом все в курсе любого твоего начинания, затеи, все двадцать пять раз на дню поинтересуются, что вышло или не вышло, обязательно предложат помощь, которая не нужна, в общем сделают все возможное и невозможное, чтобы человек не чувствовал себя одиноким. И никому в голову не придет, что, собственно, одиночества этот самый человек и добивается. Нет, Марта отдавала себе отчет в том, что не сможет жить у всех на виду. Вот если бы жить совершенно одной, среди равнин или даже в лесу, разводить собак или коров, опять же лошадей. Но ведь на полное одиночество тоже нужно решиться. При всей нелюдимости Марта понимала, что и так тоже не сможет – хоть раз в неделю, но нужно слышать человеческую речь, нужно кого-то видеть, да и небезопасно. Даже тут, в центре Ванкувера, по ночам вваливаются всякие, а там… Если и дозвонишься до полиции, то пока приедут, можно и без головы остаться. Нет, все это слишком сложно. То ли дело съездить к Кейн на выходные, пообщаться с ней и ее мужем, покататься на лошадях, ну и тому подобное. И никому ничем не обязан. Конечно, уже к третьему воскресенью жители Нью-Хагерта знали Марту в лицо и по имени, но ведь они были просто знакомыми, никто не просил об одолжениях, никто не навязывался со своими идеями, никто даже не звал в гости. Другими словами, соблюдались только внешние приличия. Марту не воспринимали как члена общины – чужой человек, гость. Очень выгодная позиция.

Но на этот раз что-то пошло не так и с отдыхом. Марту встретили как всегда, с распростертыми объятиями. Кейн, живущая в деревне почти безвыездно, всегда была рада видеть старую подругу, а ее муж Гарри, очень добродушный и гостеприимный, типичный селянин, никогда никому не отказывал и всех принимал как родных. Костер, прогулка – все по уже отработанной программе, которая всех устраивала и давно уже была утверждена в качестве оптимальной. Но Марта не чувствовала привычной полноты, гармонии, ей словно чего-то не хватало. Чего? Она спросила себя об этом раз пять за вечер и ответа не нашла.

Назад Дальше