Себ опустил голову и тихо проговорил:
- Конечно.
- Вот и прекрасно! И учти, если ты еще, хоть раз, попытаешься заговорить со мной, я не стану удерживать ребят! Ясно тебе?!
Себастьян кивнул, и Калеб повернулся ко мне.
– Вы, мсье, думаете, что все знаете, что Вам известна истина. Так вот, говорю, что это не так. Вы ни черта не знаете обо мне и о моих проблемах! И мне не нужна Ваша помощь! Оставьте меня в покое! – Он развернулся к двери, до звонка на урок оставалось всего семь минут. Но за это время можно разрушить мир и собрать кубик Рубика.
- Знаешь, Калеб, возможно, ты прав. Я влез в твое личное пространство, хотел показать тебе мир. Такой, какой он может быть без рамок. Но знаешь, что самое главное в добровольной помощи?
Он остановился, но не повернулся. Спина прямая, руки в карманах.
– Умение ее принять. А знаешь, что значит быть взрослым и самостоятельным? Умение принимать решения, за которые тебе потом не будет стыдно. А даже если и будет, то это будет только твое решение. Твоя проблема. Обещание и умение его держать. Надежда, которую ты не думая даешь другому человеку, всего одним словом. Но ее так легко разбить о лед других слов, Калеб.
- Хватит. – Грубо проговорил он. – Вы, мсье, можете вешать лапшу на уши ему, он еще доверчивый ребенок, непонимающий реалии жизни! Я знаю о таких, как Вы, все. Извращенцы, грязные, тупые извращенцы! Не подходите больше ко мне, и Ваше наказание я посещать не буду! Так распорядилась моя мать! – Он дернулся и бегом вылетел за дверь. А я лишь покачал головой. Ладно, разберусь я с тобой и твоей матерью. Протянул руку и обнял мальчишку. Себастьян заплакал.
- Я не грязный извращенец…
- Нет. Это глупо, называть любовь грязной, Себ.
- Почему он не понимает?
- Потому что боится.
Он удивленно посмотрел на меня мокрыми карими глазами.
- Калеб боится?
- Да. Свою мать, своих друзей, своих желаний.
- Но разве… - Он всхлипнул.
- Что? Думаешь, такой человек, как Калеб, не может бояться?
Он кивнул, а потом снова сморщил носик и тихо проговорил:
- Он вчера сказал, что пока мы не можем быть вместе, но не сказал, что я вообще не могу к нему подойти. Сегодня я понял, что не могу даже смотреть на него. Можно, я приду к Вам на следующей перемене, мсье?
Я вытащил платок, и он утер им свои слезы, улыбнулся.
- Конечно, я всегда здесь, ну, почти всегда. У тебя сейчас какой урок?
- Литература. Вы обещали мне репетитора.
- Помню, я поговорю с Дреем.
- С Дреем? О!
- Не против?
Он улыбнулся шире и покачал головой, а потом перехватил сумку и выбежал за дверь. Звонок прозвенел через три минуты. А я, впуская в класс детей, задумался. Как так можно извратить понятия ребенка, что он отрицает сам себя?
Ну, мадемуазель Рошетт, у нас с вами будет серьезный разговор в ближайшее время…
Урок девять. На что жалуетесь, доктор?
Я решил посетить мадемуазель Рошетт во время ланча. Выйдя в коридор, поднялся в ее кабинет. Уже подходя, понял, что доктор на месте, потому что ее крик был слышен даже в переполненном детьми коридоре.
- Я предупреждала тебя! Я говорила, чтобы ты держался подальше от этого мсье Вилсона? – Кричала леди.
Я остановился около плотно прикрытой двери и постучал. Голос тут же стих, и она с милой улыбкой открыла дверь. Улыбка моментально сползла с лица.
- Мсье? – И снова этот странный жест с кудрями.
- Мадемуазель Рошетт, позвольте немного Вас отвлечь? – Она попыталась улыбнуться, но в дверь вцепилась крепко.
Я про себя улыбнулся.
- Что Вам нужно, мсье? – Нет, она не была настроена агрессивно, просто немного враждебно. Но меня интересовало, на кого она кричала. Я догадывался, конечно, что на сына, но нужно знать наверняка. Немного толкнул дверь, она ее придержала.
- Мадемуазель, могу я войти? Разговор будет очень долгий.
Она вздохнула и отпустила дверь.
- Что Вам нужно? – Уже немного нетерпеливо.
Я зашел и увидел Калеба, он округлил глаза и отвернулся к окну.
– Калеб, иди. – Властно.
Мальчик дернулся и, опустив голову, уже хотел пройти мимо меня, но я остановил его, придержав за плечо. Он резко повернулся ко мне, и я увидел снова красный след от руки на щеке.
- Речь как раз пойдет о Вашем сыне, мадемуазель. Так что, думаю, он должен остаться и выслушать.
- Если Вы настаиваете, мсье, то Калеб может остаться. Только от него вряд ли что-то можно ожидать. Глупый мальчик.
В этот момент синие глаза, в которые я продолжал смотреть, вспыхнули гневом, и Калеб стиснул челюсть. Я видел, как он сдерживается, как подавляет в себе злость, как проглатывает обиду.
- Уж позвольте с Вами не согласиться, Люсиль. – Чуть небрежно произнес я и медленно перевел взгляд. Ее глаза вспыхнули, и она заулыбалась, как девчонка. Я отпустил Калеба и присел на стул перед столом школьного доктора. Она тоже села, только на стол, и закинула ногу на ногу. Калеб остался стоять.
– Итак, о причине моего визита…
- У тебя, Джон, что-то болит? Я могу это вылечить?
Я усмехнулся.
- Раз мы перешли на «ты», я могу говорить открыто. У меня болит душа, Люсиль. Душа за неокрепшие умы детей. Детей, которые слышат твой ор даже сквозь дверь.
На последних словах она нахмурилась.
– Мне неприятно говорить такой милой леди, как ты, что я еле сдерживаюсь от грубости. Мне так и хочется встряхнуть тебя и высказать все, что я думаю о тебе, как о матери и как о человеке, который должен заботиться о детях… - С каждым моим словом она сползала со стола, и ее лицо вытягивалось.
Калеб белел, и его глаза становились больше с каждой секундой. А я продолжал.
- Я здесь недавно, но мне хватило педсовета и трех дней работы, чтобы понять политику школы и поведение некоторых людей. Ты, Люсиль, думаешь, что ты все делаешь правильно. Но подумай, что ты делаешь с сыном? Давай поговорим о том, на что ты жалуешься, доктор Рошетт?
- Убирайтесь! – Взвизгнула она.
Калеб покачал головой. Он в начале нашего разговора переместился снова к окну, и сейчас я его отлично видел, в отличие от матери.
– Как Вы смеете!
- Люсиль, тебе придется меня выслушать. Просто потому, что я скажу тебе это мягче, чем работник социальной службы.
Она уже открыла рот, но тут же закрыла.
- И в чем же ты меня можешь уличить?
Я улыбнулся. Сейчас передо мной была не маленькая девочка, не хорошая мать, не доктор, не охотница за мужем, а стерва. Собственно, именно ею мадемуазель Рошетт и являлась всегда. Я вздохнул, Калеб был сейчас шокирован. Да, я действовал грубо. Но, видимо, это единственный вариант, чтобы и она и он мне поверили. Поверили, что я серьезен.
- Уличить… немного не то слово…
- Конечно, кто поверит ребенку! – Ощетинилась она.
- Я. – Просто ответил я. – И еще многие. Понимаешь, Люсиль, если ты избиваешь собственного сына, запрещаешь ему дружить с тем, с кем он хочет, общаться с теми людьми, с которыми ему интересно, то это называется насилием над несовершеннолетними. И по закону карается лишением свободы… с моей помощью на неопределенный срок.
Она побледнела, Калеб за ее спиной прислонился к подоконнику.
- Что ты хочешь? – Этот вопрос был задан совершенно другим тоном. Она спрашивала это, потому что понимала, я не шучу и не отступлю.
- Я не собираюсь тебя шантажировать этим, не собираюсь искать выгоду для себя.
Калеб вскинул голову в неверии.
– Я просто хочу, чтобы глаза олененка засветились счастьем. И уж если это счастье сошлось клином на твоем сыне, значит, я сделаю так, чтобы и он был счастлив и был вправе выбирать свой путь сам.
- Олененка? – Непонимающе спросила она.
- Себастьяна Лайбе. – Спокойно проговорил я. Она сморщилась.
- Конечно, как я могла забыть, что во всем виноват этот маленький пидар.
Калеб съежился и опустил голову.
- На самом деле виновата ты.
Она даже открыла рот от удивления.
– Но об этом мы пока говорить не будем. Сейчас у нас есть тема поважнее, я бы сказал, намного важнее, чем обсуждение чужой ориентации. Итак, мы говорили о том, что я вполне могу засадить тебя за совершенное преступление. И я, в отличие от тебя, прекрасно знаю, что для этого нужно. Если ты смогла сделать так, что предыдущий учитель уволился и не стал давать ход этому делу, то я не из числа тех, кто бежит от проблем. Мне будет достаточно легко доказать твое отношение к сыну, у меня есть два свидетеля.
- Ладно, я уже поняла, что ты не просто мальчишка, которого Лоран взял на работу. Но какое ты имеешь право влезать в частную жизнь? – Видимо, она пришла в себя и пошла в наступление.
- Люсиль, это неправильная постановка вопроса. Задай лучше другой и себе. Как ты, будучи доктором, отказала в лечении мальчику? Как ты, будучи матерью, все время калечишь жизнь своему ребенку? Как ты, будучи женщиной, не понимаешь, что ему нужна, прежде всего, любовь и забота, а не издевательство и побои? И кстати, я еще не затронул тему того, что ты настраиваешь его против других… Точнее, даже не так. Промываешь ему мозги, и он загоняет себя в угол в угоду тебе, своей матери, у которой очень тяжелая рука.
Она молчала.
Калеб был потрясен и тоже молчал.
Я встал со стула и подошел к нему.
- Зачем? – Одними губами спросил он.
- Потому что я хочу, чтобы у Себастьяна в глазах была радость и чтобы он улыбался. – Тихо ответил я. Калеб был в таком состоянии, что оставлять его здесь одного было нельзя.
- Я это все так не оставлю. Ты же угрожаешь мне, так? Ведь так, Калеб, мсье мне угрожал?
Он молчал. Я взял его за руку и потянул к выходу. Остановился около приоткрытой двери. Звонок на урок давно прозвенел. Что-то у меня входит в привычку опаздывать на собственные уроки, нехорошо.
- Не впутывай больше парня в эти дела, Люсиль. Мы будем разбираться сами, ты и весь педсовет. И боюсь, тебя ждет увольнение. Это самое мягкое, что я тебе обещаю. И еще одно, Калеб поживет пока со мной.
Он вдруг расслабился, и глаза наполнились слезами.
– И кстати, возможно, ты потеряешь не только работу, но и лицензию. Так на что жалуетесь, доктор? – Я не стал больше слушать ее, а перехватил покрепче руку Калеба, и мы вышли в коридор.
Я завел его в туалет для учителей и заставил умыться. Но, видимо, слишком сильное напряжение нескольких дней дало о себе знать, и парень разрыдался.
- Она меня убьет! Разорвет на куски, она же… она!
Я схватил его и прижал к себе. Он просто повис на моих руках, всхлипывая и все время повторяя одно и тоже. Я гладил его по чуть жестким блондинистым волосам.
– Джон, что мне теперь делать? Куда пойти? – Он немного успокоился. – Нужно уехать далеко, чтобы она не смогла меня найти и выбить дурь…
- Тшшш, успокойся. Ты никуда не должен ехать и никто тебя не тронет. Тем более она.
- Почему? – Шмыгая носом и утирая слезы, спросил он. Сейчас от того гордого парня не осталось и следа. Он обнажился весь. В моих руках сейчас был именно тот мальчишка, который всегда прятался за бравадой Калеба Рошетта. Сейчас он был как потерянный котёнок.
- Почему что? – Спокойно спросил я, вытаскивая платок и утирая слезы ребенку.
Он уткнулся мне в плечо и совсем тихо проговорил:
- Почему ты помогаешь мне? Я ведь обидел Себа?
Я вздохнул.
- Разве это не очевидно?
Он качнул головой.
– Помнишь, я говорил, что быть взрослым - это значит уметь поступать правильно, уметь выбирать путь и принимать помощь?
Он кивнул.
– Так вот, сейчас я предлагаю помощь. Реальную и настоящую. И я не из тех людей, которые отступают в трудную минуту. Я понимаю, ты боишься матери. Понимаю, что у тебя очень сложные обстоятельства, но, возможно, если ты уступишь сейчас себе, то будет легче. Калеб, тебе нравится Себастьян? – Вдруг спросил я.
- Нравится. Я только… - Он сглотнул. – Я…
- Ты боишься?
- Нет! – Попытался он выбраться из моих объятий.
Я прижал его сильнее.
- Боишься.
- Да, боюсь. Сильно боюсь сделать ему еще больнее. Больнее, чем делал до сих пор. Так боюсь повторить путь своей матери. – Он сморщил нос. – Легче оттолкнуть и не думать о нем.
- Легче кому? Ему? Тебе? – Тихо спросил я.