— А кем вы ей приходитесь? — спросила сестра.
— Я ее давний друг. Очень близкий друг. К тому же, если вы меня не пустите, мне просто будет некуда идти и придется сесть прямо тут и ждать, пока вернется Джим. Ведь у них дома сейчас никого нет…
Брэндан виновато развел руками. Ему показалось, что лицо сестры, напоминающее физиономию оголодавшего бульдога, немного смягчилось.
— Ну хорошо, — сказала она. — Третья палата. Там вы ее увидите. Только, мистер, запомните, пять минут. И если не дай бог из-за вас миссис Кудис разнервничается…
Брэндан сразу же понял, что лучше ему в этом случае сразу выброситься в окно.
Он поспешил в палату, пока сестра не передумала. Брэндан пару раз бывал в больницах. Один раз даже как пациент: тогда у него обострилась язва. И он привык к тишине и покою, к большим удобным палатам, больше напоминающим гостиничные номера…
То, что открылось его глазам, было больше похоже на лагерь беженцев. В огромной комнате стояли ряды кроватей, отделенные друг от друга только тончайшими занавесками. В помещении стоял постоянный гул, так как находившиеся в ней все время разговаривали.
Опасаясь, что не сможет найти миссис Кудис и ее сына, Брэндан начал пробираться в глубь палаты. Вскоре он увидел возле одной кровати молодого человека в очках. Его черные густые волосы выглядели так, будто их никогда не касалась расческа. Видимо, он не слишком жаловал парикмахеров. Но, несмотря на неряшливую прическу, рубашка на нем была чистая и выглаженная. Умное лицо, на взгляд Брэндана, портил странный блеск в глазах. Брэндан опасался людей с такими глазами — он хорошо знал, что так могут смотреть только гении. Брэндан не раз видел такое выражение в глазах сына. Проблема заключалась в том, что поведение и поступки гениев нельзя предсказать. А мистер Брэндан Риттер терпеть не мог непредсказуемых людей.
— Джим Кудис? — спросил он, подойдя, и осторожно тронул молодого человека за плечо.
— Да, — отозвался очкарик, с трудом фокусируя взгляд на лице Брэндана. Казалось, он вообще не может думать сейчас ни о чем, кроме лежащей на кровати матери с бледным заострившимся лицом.
— Я отец Камиллы. Нам нужно поговорить.
— Что?.. — переспросил Джим. — Ах да! Очень рад с вами познакомиться, мистер Риттер, но сейчас не самый подходящий момент.
Кивком головы он указал на лежащую на кровати женщину. Похоже, мать Джима забылась сном. Брэндан подозревал, что это не настоящий сон, потому что он бы ни за что не смог даже закрыть глаза в этом бедламе.
— Когда заболела ваша мать? — спросил Брэндан.
— Три дня назад у нее начался приступ. Слава богу, ей хватило сил вызвать «скорую». Врачи сказали, что еще пять минут, и они бы ничего не смогли сделать.
Голос Джима едва заметно дрожал. Брэндан понял, что он любит мать и готов ради нее на многое. И ему вдруг стало ужасно неловко оттого, что он собирался предложить Джиму. Но Брэндан понимал, что, если он сейчас не сделает этого, никогда потом он не сможет вновь начать этот разговор.
— Джим, пока ваша мать спит, не могли бы вы уделить мне несколько минут? Обещаю, что не отниму у вас много времени.
Джим пристально посмотрел на спящую и наконец кивнул, соглашаясь поговорить с Брэнданом. Пока они шли к двери, молодой человек все время оглядывался, как будто боялся, что, если оставит мать одну, с ней случится что-то ужасное.
Когда они вышли в коридор, взгляд Джима стал более осмысленным, и Брэндан подумал, что беседа все же состоится.
— Джим, как я уже сказал, я отец Камиллы. Думаю, она вам рассказывала обо мне. И о том, что я буду не в восторге от одной только мысли о вашей свадьбе.
Джим в ответ только согласно кивнул.
— Должен честно признаться, — продолжил Брэндан, — что, когда я узнал о решении Камиллы выйти за вас замуж, я был не просто огорчен или расстроен, я был в бешенстве! Но с моей дочерью сложно спорить. — Брэндан усмехнулся. — Она пригрозила, что даже готова уйти из дому, только бы быть рядом с вами. Может быть, я плохой отец, ведь мой сын уже ушел из дому потому, что мы с ним разошлись во взглядах на его будущее. И я не могу потерять еще и дочь. Если мой сын знал, на что он шел, Камилла по сути еще ребенок. Она ни дня не прожила по-настоящему самостоятельно, она всегда была под присмотром. И все эти рассказы о том, как вы славно жили на съемной квартире, не заставили меня изменить свое мнение. Камилла — ребенок, она просто играет во взрослую жизнь. Мне хотелось бы думать, Джим, что вы все же умнее моей дочери.
— Вы зря так думаете о своей дочери! — горячо воскликнул Джим. — Я точно знаю, что Камилла — совсем не ребенок. И в жизни она гораздо умнее и практичнее меня.
— Может быть, и так, Джим. Но скажите мне, что вы можете предложить моей дочери? — Брэндан не дал молодому человеку ответить, он продолжал развивать свою мысль: — Я видел ваш дом. И я должен честно сказать, что Камилла будет просто в ужасе, когда увидит, как живет ваша мать. Да, я допускаю, что вы получили достойные, с хорошей перспективой предложения. Я даже допускаю, что вы настолько гениальны, что быстро сделаете карьеру. Но откуда вы знаете, сможет ли Камилла ждать, пока вы взберетесь на вершины карьеры? Сколько вам понадобится на это лет? Три, пять, десять? Поймите, Джим, моя дочь привыкла к всему самому лучшему. Да, я плохо воспитывал детей, они действительно купались в роскоши. Но теперь-то это не исправишь.
— Зачем вы мне все это говорите, мистер Риттер?
— Только для того, чтобы вы поняли: вы — не пара моей дочери. Когда влюбленность пройдет, она поймет, какую страшную ошибку совершила, но обратного пути уже не будет.
— Я не уверен, что мы с ней совершаем ошибку. Мы любим друг друга. Я получил много предложений и скоро выйду на работу. Приняв любое из них, я сразу же смогу снять приличную квартиру в хорошем районе. А всего через два года мы сможем купить домик где-нибудь в пригороде Бирмингема.
— Значит, вы в Бирмингеме получили место? — заинтересовался Брэндан. — Отличный город.
— Да, там очень мило.
— А теперь, Джим, не хотите ли вы подумать о том, что из-за болезни матери все ваши планы рушатся как карточный домик?
— Почему же? — похоже искренне, удивился молодой человек.
— Хотя бы потому, что ваша мать будет нуждаться в уходе. В профессиональном уходе, мой мальчик. А знаете, сколько стоят услуги хорошей сиделки? Но это еще не все. Вы видели счет за пребывание в этой убогой больнице? Нет еще? Уверяю вас, страховка вашей матери с трудом покроет его. А еще нужны будут лекарства, консультации врачей. И потом, когда я увидел эту палату, я был в шоке. Камилла не потерпела бы этого. Здесь же совершенно нет условий! Вашей матери нужна отдельная палата и сиделка. Необходимы хорошие лекарства, компетентные врачи, впрочем, это я уже говорил. Вы сможете обеспечить ей все это, Джим?
— Смогу, конечно, — последовал самоуверенный ответ.
— Но тогда вы не купите домик и даже не снимете квартирку. Мне жаль вас огорчать, но сейчас вы стоите перед выбором: или детская любовь, или здоровье и долгая жизнь матери. Я сейчас уйду. А вы будете думать. И еще, Джим: Камилла, если останется со мной, будет иметь все самое лучшее. Потом она встретит человека, который сможет обеспечить ей ту же степень комфорта, к которой она привыкла с пеленок. Она выйдет за этого человека замуж и забудет о своей любви к вам. Поймите, Камилла не рождена и не воспитана для того, чтобы терпеть лишения. Подумайте о том, что, отказавшись от нее, вы сделаете лучше и для своей матери, и для Камиллы.
Брэндан, не прощаясь, развернулся и пошел по коридору. Он знал, что Джим не будет долго думать. Брэндану было противно оттого, что пришлось сыграть на сильных и хороших чувствах этого молодого человека. Он не хотел даже себе признаваться, что Джим ему понравился. Брэндан предпочитал думать, что он сделает лучше для всех: и для дочери, и для этого молодого человека, и для его матери. И для своей семьи, конечно.
— Мистер Риттер! — окликнул Джим. — Да?
— Скажите, что сейчас делает Камилла?
Пряча улыбку, Брэндан пожал плечами.
— Думаю, поехала с матерью по магазинам. Мы собираемся позвать гостей, а у Камиллы нет нового вечернего платья.
— Она вспоминает обо мне?
— Да, — честно ответил Брэндан. — Она постоянно говорит о вас и о том, как славно вы заживете вдвоем. И учтите, она еще ничего не знает о том, что ваша мать серьезно больна.
— Мистер Риттер, вам будет достаточно, если я напишу ей письмо? — осипшим голосом спросил Джим.
— Вполне. В конце концов, это ваше дело, молодой человек. Я хочу только одного: чтобы моя дочь была счастлива.
— Тогда я сделаю это для нее. И для мамы.
Брэндан неожиданно для самого себя полез во внутренний карман пиджака и вытащил оттуда чековую книжку. Он думал о том, чтобы купить Джима, но сейчас не знал, чего ему хочется больше: доказать себе, что даже самые светлые и великие чувства продаются, или помочь парню, который готов пожертвовать своим счастьем ради счастья любимой девушки и жизни своей матери.
Брэндан заполнил чек, подписал его и протянул Джиму.
— Возьмите, вам он пригодится.
— Я не могу его взять. — Джим с ужасом смотрел на чек.
Брэндан поморщился.
— Прекратите! Сейчас вы начнете говорить, что делаете это не из-за денег, а ради счастья Камиллы. Это мы с вами оба отлично знаем. И ведь вы согласились с моими доводами до того, как я дал вам чек. Считайте, что вы мне понравились и мне захотелось потратить свои деньги на доброе дело. Надо же замаливать грехи! Берите же, Джим. И запомните золотое правило: никогда не отказывайтесь от денег, которые вам дают просто так. Нет ничего постыдного в том, чтобы принять чью-то помощь. Прощайте. Надеюсь, через несколько лет вы поймете, что я был прав.
Джим остался стоять в сером коридоре. В его руке белел чек. Он понимал, что сделал что-то не так. Джим опустил голову и побрел в палату, надеясь, что хотя бы его матери и Камилле теперь будет хорошо.
Он любил этих двух женщин и ради них был готов отказаться не только от своих чувств, но и от своей жизни.
4
Брэндан вернулся домой в отличнейшем расположении духа. Камилле и в голову не пришло, на что пошел ее отец, лишь бы она не выходила замуж за Джима! Но девушка даже не догадывалась о заключенной ими сделке. Ей казалось, что отец, напротив, решил примириться с ее браком и не портить отношения.
Единственное, что действительно волновало Камиллу, почему Джим не отвечает на ее звонки. Но она успокаивала себя тем, что на телефонной линии какие-то проблемы или телефон просто отключили за неуплату. Джим так забывчив!
Но день, когда Камилла получила долгожданную весточку от Джима, стал самым черным днем в ее жизни.
Сначала она не могла поверить, что это действительно написал ее Джим. Но за много лет Камилла хорошо узнала его почерк, любимые словечки, манеру построения фраз, словом, она была уверена, что это письмо — не подделка. Но что же случилось с ее Джимом? Почему он пишет, что их брак был обречен еще до того, как они смогли его заключить? Почему так уверенно утверждает, что они не пара? Почему настаивает на том, чтобы она его забыла как можно скорее?
Камилла не находила ответы на эти вопросы. Она не знала, что делать и к кому обратиться за советом и поддержкой. Понимая, что своими страданиями причинит боль матери, Камилла даже боялась заговорить с ней о своем неудачном романе. Отец казался Камилле не самым подходящим собеседником для разговора на подобные темы. Он конечно же прямо не сказал, что рад тому, как все утроилось, но Камилла видела знакомую искру победы в глазах отца. Ведь все получилось так, как он хотел.
Камилла знала, что все вопросы могут быть решены только одним звонком. Ей достаточно набрать номер Джима. Когда-нибудь ведь она дозвонится! Но гордость не позволяла Камилле сделать этот единственный спасительный звонок.
Он меня отверг, думала она, а значит, я не имею никакого права навязываться ему. Вдруг он встретил другую женщину? И просто боится ранить меня… Хотя разве можно ранить больнее? Или он решил, что я помешаю его карьере. Да мало ли что взбрело в голову гению! Папа прав, гении совершенно непредсказуемые люди! Но что теперь делать мне?
Долгими часами Камилла просиживала или у окна в своей комнате, или, когда матери удавалось уговорить ее спуститься вниз, в гостиной, тупо глядя на пламя в камине и отвечая невпопад на вопросы.
Когда ненадолго выходила из ступора и начинала воспринимать окружающую действительность, Камилла ловила настороженные взгляды родителей. Она понимала, что мать и отец беспокоятся о ней, но никак не могла заставить себя вернуться в этот мир из страны грез. Не просто не могла — не хотела.
Однажды, когда Камилла сидела в гостиной с книгой, которую взяла для отвода глаз, Изабель вошла в комнату в сопровождении какого-то мужчины.
Она был высок и строен. Светлые волосы, разделенные на прямой пробор, высокие скулы, тонкая кожа. Большинство приятельниц Камиллы сказали бы, что он ангельски красив. Камилла, пожалуй, согласилась бы, но с небольшим уточнением: красив скорее дьявольски, чем ангельски.
— Камилла, познакомься, пожалуйста, — сказала Изабель, — это мистер Эрскин Стюарт. Мистер Стюарт — моя дочь, Камилла.
— Приятно с вами познакомиться, мисс Риттер, — произнес приятным тенором Эрскин и склонился к руке Камиллы.
— Взаимно, — ответила она, хотя вовсе не почувствовала никакой симпатии к Стюарту.
— Мистер Стюарт — компаньон твоего отца, Камилла. Брэндан пригласил его сегодня поужинать с нами.
— Очень мило, — бесцветным голосом произнесла Камилла.
В комнату вошел запыхавшийся Брэндан.
— Извините, — сказал он, — я немного задержался. Дела!
Брэндан развел руками и слегка пожал плечами. Неожиданно на глаза Камиллы навернулись слезы. Это был такой знакомый и родной жест! Отец всегда делал так, когда чувствовал себя виноватым и открыто признавал свою вину. Например, когда обещал свозить детей в зоопарк, но в последний момент требовалось его присутствие на верфи.
— Пойдемте к столу, — предложила Изабель.
Эрскин галантно подал ей руку. Брэндан подал руку дочери. Так, парами, они вошли в столовую.
— Надеюсь, ты себя сегодня достаточно хорошо чувствуешь, чтобы обедать с нами? — спросил отец Камиллу, чуть отстав от Изабель и Эрскина. Судя по тону, Брэндан явно ожидал от дочери положительного ответа.
— Это очень нужно, папа, лично тебе? — упавшим голосом спросила она. — Ты же знаешь, я не имею склонности неукоснительно соблюдать правила приличия.
— Да, милая, это очень важно для меня. Прошу тебя, постарайся хотя бы на сегодняшний вечер стать прежней милой и веселой Камиллой. Такой, какой тебя помним мы с мамой.
— Я постараюсь, папа. — Камилла смогла выдавить из себя кривую улыбку, больше похожую на усмешку.
— Вот и умница! — обрадовался Брэндан покорности дочери.
Это был первый день за почти три недели, когда Камилла согласилась ужинать с семьей, а не осталась в своей комнате.
Еще ни один ужин не был для Камиллы таким мучением! Ей пришлось следить за разговором, отвечать на вопросы, а самое страшное, у Брэндана неожиданно прорезалось остроумие, и Камилле пришлось смеяться над шутками отца. Они были хороши: в меру соленые, очень тонкие и уместные, но беда была в том, что Камилле вовсе не хотелось смеяться. Она чувствовала, что ее смех звучит фальшиво. Но, кажется, кроме матери, этого никто не заметил. Изабель то и дело бросала на Камиллу встревоженные взгляды.
Этой ночью Камилла вновь не смогла уснуть, несмотря на успокоительный сбор, который ей дала Барбара. Бессонница мучила ее вот уже несколько недель. Если ей и удавалось уснуть на несколько минут, во сне к ней приходил Джим и говорил, что он ни в чем не виноват, просто так получилось. Фантом из ее сна умолял Камиллу позвонить ему. И Камилла просыпалась оттого, что ей не хватало воздуха и легкие разрывались от беззвучного крика.