Очевидно, он задел ее за живое. Виола нахмурилась:
– А я нахожу весьма заманчивой мысль о том, что отныне между нами ляжет Ла-Манш.
– Но вам будет очень одиноко. Для того чтобы скрыться от меня, придется отправиться в Богом забытый уголок, сменить имя и забыть о прошлой жизни. У вас не будет ни одной родной души. Никакого общества. Никаких друзей. Одиночество будет постепенно, день заднем убивать вас. Подумать только, вы больше никогда не увидите Дафну и Энтони. Разве такое можно вынести?
Очевидно, Виола живо представила себе столь ужасное положение, потому что плечи ее чуть опустились. А когда она заговорила, Джон сразу понял, что никуда она не поедет.
– Положение совершенно безвыходное, – прошептала Виола и вдруг показалась такой несчастной и одинокой, что, не будь Джон несправедливо назван злодеем, негодяем и развратником, погубившим ее жизнь, он, возможно, и пожалел бы ее.
– Вы совершенно напрасно все усложняете, – покачал он головой.
– В самом деле? – гневно фыркнула она. – Значит, ожидаете, что я так сразу и сдамся? Лягу на спину и буду, подобно другим женам, покорно выполнять свой долг по отношению к мужу и господину?
Джон громко рассмеялся.
– Вы?! Да я лучше пожелаю, чтобы меня насмерть поразила молния. – Судя по возмущенному лицу, она вовсе не разделяла его веселости, поэтому он постарался принять серьезный вид. – Поскольку вы никогда не бывали пассивной в постели, не вижу причин начинать. Кроме того, хотелось бы думать, что вы не только согласитесь с необходимостью получить наследника, но и вспомните, какое удовольствие вам доставлял сам процесс.
Виола вспыхнула. Похоже, восемь лет одиночества не стерли воспоминаний о брачной постели. Джон счел это добрым знаком.
– От вас зависит, будут ли наши отношения легкими или сложными.
– А если я предпочту второе? – воскликнула она, но тут же словно окаменела и взглянула на него.
В зеленовато-карих глазах мелькнул блеск знаменитой стали Треморов. Этот взгляд был слишком хорошо ему знаком.
– Что, если я откажусь выполнять супружеский долг? Что намереваетесь тогда делать, Хэммонд? Тащить меня в постель? Швырнуть на кровать и взять силой?
Боже, почему он женился на самой упрямой из всех женщин на свете?
– Я в жизни никого не брал силой, – покачал он головой, – и вам следовало бы это знать лучше, чем кому бы то ни было. Подумайте, сколько раз я мог бы выбить дверь, за которой вы прятались от меня?
– И почему же не выбили?
– Будь я проклят, если знаю. Возможно, потому, что стоило мне прикоснуться к вам, как вы заливались слезами.
– Думаю, сознание того, что муж лгал мне и обманывал, стало достаточно веской причиной для слез.
– Или, – продолжал он, словно не слыша, – все происходило так потому, что, когда я попытался поцеловать вас, на мою голову обрушился град обвинений. Или потому, что вы принимались колотить меня кулаками каждый раз, когда я вас обнимал. Простите, но в таких случаях я чувствовал себя последним мерзавцем, и прикосновения не доставляли мне ни малейшего удовольствия.
– Вы никогда меня не любили. Что, по-вашему, я должна была чувствовать, узнав обо всем?
Господи помилуй! Неужели она снова заведет разговор о чувствах? В этом случае он уже точно проиграет сражение! Как всегда.
Поэтому Джон скрестил руки на груди и промолчал.
– Что, по-вашему, я испытала, узнав, что до нашей свадьбы у вас была любовница? И что все то время, пока вы ухаживали за мной, целовали, ласкали, уверяли, что любите… – Она задохнулась от гнева. Сами собой сжались кулаки. – И все то время, до самого дня свадьбы вы спали с Элси Галлант. Даже после того, как мы поженились, вы…
– Не после свадьбы, Виола, только не после свадьбы!
Он уже объяснял все идиотское недоразумение из-за украшения и необходимости заплатить Элси отступные. Объяснял, и не раз. И больше этого делать не собирается. Джон скрипнул зубами.
– С тех пор я вытерпела еще пять содержанок, Хэммонд, и бог знает сколько еще неизвестных мне женщин.
Он не станет оправдываться, особенно после того, как она вышвырнула его из своей постели. Мужчина никогда не должен оправдывать поступки подобного рода.
– Значит, все это время вы следили за моими любовными победами?
– Очень трудно не делать этого, когда светские хроники и злые языки описывают эти победы в мельчайших деталях! Мне приходилось сидеть напротив леди Дарвин, пить с ней чай и изображать учтивость, зная, что по ночам вы нежитесь в ее постели. Когда вашей любовницей была леди Помрой, мне приходилось выносить ее злорадные, торжествующие усмешки и тонкие намеки на вашу мужскую выносливость и доблесть в любви…
– Виола…
– Я была вынуждена слушать, как театралы восхищаются несравненной красотой Джейн Морроу, – холодно продолжала она, – Они считали, что полное отсутствие таланта не имеет значения, поскольку она неотразима и к тому же прекрасно умеет принимать гостей. Я бывала на музыкальных вечерах, где ценители разливались в дифирамбах чудесной певице Марии Аллен, а заодно упоминали, как мило она пела в вашей постели, пока ее муж не прострелил вам плечо! И молодец, скажу я вам! Отомстил за поруганную честь! А Эмма Роулинс – женщина этого сезона, та, чьей красотой, талантами и умением ублажить мужчину восхищаются все окружающие!
– Я больше не живу с Эммой Роулинс и расстался с ней три месяца назад. Боюсь, сплетники отстали от жизни.
– И вам безразлично унижение, которое я перенесла по вашей милости?
– Я срывал цветы удовольствия там, где мог их найти, после того как вы меня отвергли, – отпарировал он, ненавидя ее за способность заставить его чувствовать себя последним негодяем и злодеем, за желание удовлетворить вполне естественные мужские потребности при том, что его жена отказывалась выполнять супружеский долг. – Ради Бога, Виола, я всего лишь мужчина! Чего ты от меня ожидала?! Чтобы я пришел к тебе и молил на коленях? Вел монашескую жизнь все восемь лет? Носил власяницу и ежедневно бичевал себя, потому что сделал то, что должен был делать?
– Что должен был сделать? – грустно усмехнулась она. – То есть женился на моих деньгах?
– Да! – крикнул доведенный до крайности Джон. – Да, я женился на женщине с приданым и доходом, которые помогли мне спасти поместья от окончательного разорения. Я, как думал в то время, женился по расчету на девушке, которую желал. Которая мне нравилась. Когда же эта девушка изгнала меня из своей постели, стараясь манипулировать мной посредством слез и попыток пробудить во мне угрызения совести, я нашел других женщин. Любой мужчина в моем положении поступил бы точно так же.
– Видимо, с моей стороны было очень глупо думать, что вы лучше остальных мужчин. Правда, это было давно.
– Знаю.
Он смотрел на женщину с лицом, исполненным ненависти. А видел прелестную хрупкую девушку, в чьих волосах играло солнце, а в глазах сияло обожание. И все это предназначалось ему! Как высок был пьедестал, воздвигнутый ею для него!
И теперь она его ненавидит, потому что он упал с пьедестала, перестал быть героем и превратился в обычного человека со всеми недостатками.
Его вспышка гнева быстро погасла.
– Что я, по-твоему, должен сказать, Виола?
– Слышать ничего не желаю и прошу вас об одном – уйдите. У Бертрама два сына. Пусть он наследует титул и поместья.
– Ни за что! Я не позволю.
– В таком случае мы вернулись к тому, с чего начали.
Она права. Как он устал от всего этого! Устал от бесконечных споров, несправедливых обвинений, каменного молчания и раздельных спален, которые возвращали их к прежней проблеме. Но больше этому не бывать.
Он набрал в грудь воздуха, еще больше укрепившись в своей решимости.
– Девять лет назад началась наша совместная жизнь. И теперь обстоятельства вынуждают нас возобновить ее. Единственное, что стоит обсудить, – какой выбрать дом? Эндерби в шести милях от Лондона, что менее удобно, но мой городской дом скорее подходит для холостяка, и обстановку там вполне можно назвать спартанской, поэтому…
– Я больше знать вас не хочу, – покачала головой Виола, в ужасе глядя на мужа. – И фактически никогда не знала. Я не могу быть вам настоящей женой после всего, что между нами произошло.
– Ничего такого между нами не произошло. По-моему, это очевидно.
– И вы ожидаете, что я соглашусь?
Он спокойно встретил ее возмущенный, рассерженный взгляд.
– Не только ожидаю, но и требую. Завтра воскресенье. Прикажите приготовить вещи к понедельнику. Я приеду за вами к двум часам.
С этими словами он повернулся и направился к выходу, но не успел сделать и нескольких шагов, как услышал:
– Неужели вы не понимаете, что ничего не выйдет? Неужели не помните, как все было? Наша супружеская жизнь оказалась адом для нас обоих.
– Разве?
Джон резко обернулся. Первые шесть месяцев их жизнь вовсе не была похожа на ад. Не то что последние несколько лет, когда они, желая соблюсти внешние приличия, проводили вместе сезон, но при этом никогда не разговаривали и почти никогда не виделись.
Нет, сейчас ему на ум пришли первые недели брака, когда они скандалили и ссорились, как все новобрачные с сильными характерами и собственными мнениями. Но их жизнь вовсе не была кошмарной, пока Виола не отлучила его от постели.
Джон скользнул взглядом по фигуре жены и под угрозой расстрела не смог припомнить ничего дурного. Только сладостные, трогательные моменты.
Ее миниатюрная, прекрасно сложенная фигура с мягкими, женственными изгибами… Пусть сейчас все это скрыто под слоями шелка и муслина, но он по-прежнему помнил, какова она без одежды. Пусть прошло более восьми лет с тех пор, как он видел ее нагой, но есть моменты, которые мужчине не забыть никогда.
Он вспоминал идеальную форму ее груди и выпуклости бедер, глубокую ямку пупка… и еще две повыше ягодиц. Звенящий смех, свет улыбки, тихие крики наслаждения. Родинка в виде скрипки на бедре. И эти воспоминания вызывали в нем прилив жара.
– В то время это не было адом, – пробормотал Джон, – и я еще способен припомнить некоторые божественные мгновения. – Но он взял себя в руки и твердо сказал: – В понедельник, Виола. В два часа. У тебя хватит времени решить, где мы будем жить до конца сезона, в Эндерби или на Блумсбери-сквер.
– Нигде! – успела она крикнуть, прежде чем дверь за ним захлопнулась.
Глава 4
Он просто спятил!
Взбешенная Виола уставилась на закрытую дверь, не в силах поверить услышанному. Божественные мгновения? После всех его романов, после причиненной ей боли? Только Джон способен сказать нечто подобное. Да еще и с понимающим взглядом и с подобием улыбки на лице!
Божественные мгновения, это уж точно!
Она подумала о его любовницах и, всадив кулак в ладонь левой руки, стиснула зубы. Божественные? Для него – вероятно! Еще бы! После того как он столько лет вел разгульный образ жизни!
Даже ухаживая за ней, он развлекался с любовницей! Пока она наслаждалась их встречами на балах и приемах и изнемогала от любви, он спал с Элси.
О, как же больно было узнать о той женщине!
Виола смотрела на белую дверь, закрывшуюся за мужем, но перед глазами стояли светло-голубые стены дамской комнаты дома леди Чатни в Нортумберленде. Она снова ощущала сладостное благоухание вина с пряностями и сахаром, пропитавшее загородный дом Чатни в то Рождество. Музыканты играли вальс, но даже музыка не заглушала визгливые голоса дочерей леди Чатни и их приятельниц.
– … жаль что Хэммонд сейчас в Лондоне. Сегодня нам не хватает партнеров, а он изумительно танцует.
– Да, вы правы. Вот и сейчас вальсирует по постели Элси Галлант. Прямо в этот момент, в чем я не сомневаюсь. В конце концов, она известная танцовщица.
– Нет-нет, он оставил эту Галлант после женитьбы на леди Виоле.
– Неправда! Он по-прежнему встречается с ней, когда ездит в Лондон. Я слышала, что всего несколько месяцев назад он подарил ей сапфировое колье.
– За которое заплатил деньгами жены, полученными от ее брата. Все знают, что сам он полностью разорен…
Она, разумеется, не поверила и попыталась отмахнуться от этих слов, как от злобных сплетен, но семя сомнения уже укрепилось в сердце. Возможно, если бы она не пожелала просмотреть расходную книгу управителя, никогда бы не обнаружила записи о покупке сапфирового колье. Но запись она нашла. По сей день перед ее глазами всплывают строчки, написанные мелким почерком управителя. По сей день она слышит звон осколков своего глупого, доверчивого сердца. Тогда, восемь с половиной лет назад, наивная, обожающая мужа девочка стала взрослой и поняла, насколько двуличны могут быть люди.
«Ты любишь меня?»
«Конечно. Обожаю…»
По возвращении Джон попытался все объяснить. Да, Элси была у него на содержании, но он разорвал отношения еще до свадьбы. Да, в сентябре он подарил Элси колье, но только для того, чтобы выплатить полагавшуюся ей неустойку и выполнить условия контракта, который заключил с дамой еще до знакомства с будущей женой. Он отрицал, что спал с Элси после свадьбы, клялся, что был Виоле верным мужем. Даже будь это правдой, легче ей от этого не стало: Джон не отрицал, что был с Элси до того дня, когда произнес брачные обеты.
Сердце и сейчас сжималось при мысли о его лицемерии. Он твердил, что любит ее, обожает, желает… и одновременно содержал эту женщину. Интересно, что, будучи разоренным, он ухитрялся платить Элси. Все-таки есть вещи, которые для мужчины важнее всего.
Слезы и обиды были встречены непониманием. Мало того, ей пришлось испытать на себе силу его жалящего остроумия. Запертая дверь спальни не побудила его осознать свои ошибки. Не было ни признаний вины, ни слов любви, ни извинений. Он лишь подождал месяц в полной уверенности, что за это время она опомнится, но, не дождавшись, ушел и даже не оглянулся.
Виола снова сжала кулаки. Она, разумеется, знала, что многие мужчины содержат любовниц, но до Элси Галлант понятия не имела, что мужчина может одновременно ухаживать за одной женщиной и спать с другой. Понятия не имела, что содержанки заключают контракты с покровителями и что долги по этим контрактам должны быть оплачены, даже если мужчина порвал с любовницей, потому что женился. До Элси она никогда не ведала болезненной ревности или мучительной боли оскорбленного сердца.
Зато теперь благодаря Джону она все это узнала. Но она больше не чувствовала боли. Прошло много времени, прежде чем в ее воображении перестали появляться образы Джона, ласкающего Элси Галлант. Правда, вместо Элси она теперь видела каждую последующую женщину Джона.
Годы ушли на то, чтобы окутать сердце ледяной скорлупой гордости, пока ей не стало абсолютно все равно, что и с кем делает муж.
И вот теперь он захотел вернуться. Почему? Не ради нее, разумеется. Нет, он желал примирения, потому что нуждался в том, что могла ему дать лишь она одна. Ему нужен законный сын и наследник, а от нее требуют только забыть и простить.
Ногти так глубоко впились в ладони, что, наверное, теперь останутся кровавые следы.
Виола заставила себя разжать кулаки, уселась на диванчик и усилием воли постаралась избавиться от жаркой, удушливой ярости, угрожавшей уничтожить ту хрупкую безмятежность, которой она с таким трудом добилась.
Она долго сидела в одиночестве, глубоко дыша, пока не вернула себе привычный защитный барьер холодной гордости, за которым так долго пряталась. Джон может спать с любой женщиной, которую захочет, но только не с ней. Никогда.
В понедельник, ровно в два часа Джон вернулся на Гросвенор-сквер. К тому времени ярость Виолы остыла, а сердце снова было надежно заключено в толстый ледяной футляр.
Она сидела в гостиной, за бюро Дафны, составляя программу ежегодного благотворительного маскарада в пользу лондонских больниц – один из множества проектов, который спонсировала, и один из самых любимых. Она со своим секретарем мисс Тейт как раз просматривали меню ужина, который состоится после танцев, когда в комнату вошел Куимби, дворецкий Энтони.