После еще нескольких неудачных попыток связаться со знакомыми Хельмиг решился написать Шервицу и мне. Шервиц тотчас же показал мне письмо и заявил, что к Хельмигу он ни за что не пойдет. Я решил посоветоваться с Филиппом Филипповичем.
— Обязательно навестите, — решил Курилов. — Хельмиг все время выспрашивает, нет ли ему письма, хотя и не говорит, от кого ждет. Вероятно, он никак не может дождаться вестей от Хельми. Она чаще всех его навещала и, очевидно, была ему близка… Только ни слова о том, что она мертва!
На другой день я отправился к Хельмигу. Он очень изменился: невероятно похудел, лицо вытянулось, черно зияли глазные впадины. Ранение было таким тяжелым, что поначалу врачи сомневались в благополучном исходе. Но у него оказалось железное здоровье, крепкое сердце и легкие. И благодаря удачной операции и умелому лечению Хельмиг не только уже был вне опасности, но и шел на поправку.
Я присел около кровати и передал ему газеты и журналы, которые принес с собой. Казалось, это его очень порадовало. Он подал костлявую руку и поблагодарил. На вопрос, что заставило его написать мне, Хельмиг растерянно заморгал, погладил одеяло и ответил, что он совсем одинок, друзья о нем забыли, а почему, не понимает. Он несколько раз им писал, но ответа не получил. Неужели он теперь никому не нужен? В конце Хельмиг тоскливо спросил: «Что с ними происходит?»
Я сказал, что давно не видел его знакомых. Где они? Я очень занят, на собрания иностранных техников ходит только Шервиц, и тот просил извинить, что не может побывать в больнице, потому что уезжает в долгую служебную командировку.
Хельмиг ничего не сказал. В его молчании я слышал много вопросов, которые он не отваживался мне задать. Мучительная неуверенность отражалась на его исхудавшем лице. Вероятно, он думал о Хельми.
Я не знал, о чем говорить, и чувствовал себя скованно. Неожиданно Хельмиг нарушил тягостное молчание и спросил, могу ли я для него кое-что сделать. Я кивнул, и тогда он попросил, чтобы я передал управдому квартирную плату за Хельми Карлсон. Наши глаза встретились — он, наверно, заметил мое удивление. Я поинтересовался, почему именно он заботится о том, чтобы было заплачено за квартиру Хельми. По-своему поняв мое удивление, Хельмиг пояснил:
— Госпожа Хельми сейчас в отъезде и забыла заплатить за квартиру. Она навестила меня перед отъездом и оставила деньги с просьбой их послать (удивительная последовательность: сначала забыла заплатить, потом его навестила и оставила ему деньги… Хельмиг явно теряет покой, запутывается, у него не выдерживают нервы…).
— Совсем об этом забыл, — поспешно продолжал больной. — Приходится рассчитывать на вашу любезность. Буду весьма обязан, если вы принесете или пошлете подтверждение…
Я спросил (это было совершенно логично и не могло вызвать подозрения), куда уехала Хельми и надолго ли? Он уклончиво ответил, что она отправилась к родственникам, а на сколько, ему неизвестно.
— В Швецию? — задал я еще вопрос.
— Да, да, в Швецию, — ответил Хельмиг и отвернулся.
Вряд ли мое любопытство пришлось ему по вкусу, но я успокаивал себя тем, что он его не замечает, и продолжал выспрашивать дальше. Вероятно, я все-таки перестарался, потому что Хельмиг неожиданно сказал:
— Почему вы об этом спрашиваете? — и его подозрительный взгляд дал мне понять, что он начинает сомневаться в моей искренности.
— Успокойтесь, доктор, — заметил я самым спокойным, обычным тоном, — неужели вы меня ревнуете? Я интересуюсь из вежливости: ведь все-таки я знал госпожу Хельми.
Едва произнес я эти слова, как понял свою ошибку. Хельмиг впялил в меня взгляд, приподнялся на кровати, облизал сухие губы и прохрипел:
— Как вы сказали? Что ее знали? Вы говорите в прошедшем времени? А теперь? Теперь уже не знаете?
Чтобы скрыть замешательство, я хлопнул в ладоши и рассмеялся:
— Не ловите меня на слове! Ведь вы сами сказали, что в настоящее время Хельми нет.
Хельмиг молчал — это было тяжелое молчание, полное скрытых мыслей, — затем тихо произнес:
— Какой мерзавец! Теперь я беспомощный калека.
— Будьте уверены, он от наказания не уйдет, — поспешно заверил я и опять, наверно, чересчур поспешно, потому что Хельмиг снова смерил меня недоверчивым, подозрительным взглядом.
— Вы так думаете? — переспросил он. — Но для начала ведь надо узнать, кто он?
— Конечно, — ответил я и стал собираться домой. Хельмиг попросил меня задержаться. Затем сказал, глядя прямо в глаза:
— Как это надо понимать?
— Как хотите, доктор, — равнодушно ответил я.
— Так этого человека уже схватили?
— Пока нет, — мягко произнес я, стараясь вызвать его доверие.
— …но уже известно, кто он? — его голос едва заметно задрожал.
Вместо ответа я пожал плечами, поднялся, пожелал Хельмигу скорейшего выздоровления и ушел, оставив его в полной растерянности.
Из больницы я направился прямо к Курилову и все слово в слово ему рассказал. Он внимательно выслушал и заметил:
— Особым мастерством не блеснули. Человек, который лежит целыми неделями, очень внимателен к каждому слову, особенно если он к тому же и член тайной группы. Не волнуйтесь, вы ничего не испортили: он теперь чувствует себя, как на иголках и будет сговорчивее. На следующей неделе с ним побеседуем.
Ошибаться может и следователь. Курилову пришлось заняться Хельмигом уже через два дня. Из больницы сообщили, что состояние больного резко ухудшилось, и это произошло при странных обстоятельствах. Курилов немедленно приехал в больницу.
— У пациента появились симптомы отравления, — сообщил врач.
— Откуда он мог получить яд?
— Вероятнее всего, были отравлены шоколадные конфеты, которые ему вчера пришли по почте, — сказал врач, указывая на красивую коробку в руках медсестры. Курилов открыл коробку, посмотрел, кто и когда изготовил конфеты, в то время как врач продолжал: — Пятнадцать конфет мы передали в лабораторию, ответ будет не позже чем через два часа. Для спасения жизни пациента сделано все, что в наших силах. Есть признаки отравления мышьяком…
Старшая сестра рассказала, что вчера после обеда Хельмигу пришла по почте посылка. Кроме конфет, в ней был конверт с запиской; пациент ее прочитал, успокоенно кивнул головой и спрятал в тумбочку. Ночью Хельмиг начал стонать, его рвало, он потерял сознание. Врач нашел отравление и принял необходимые меры.
Сестра уже приготовила пальцы, чтобы пересчитать эти меры, но Курилов ее прервал:
— Где это письмо?
Сестра открыла ящик стола и подала Филиппу Филипповичу конверт. Это была визитная карточка доктора, инженера Бертрама Редерера — немецкого эксперта, который работал в Ленинградском институте «Химпроект». На листке заглавными буквами было написано дружеское приветствие с пожеланием хорошего аппетита и скорейшего выздоровления.
Вскоре пришел результат химического анализа. Предположение врача подтвердилось: конфеты содержали сильную дозу мышьяка…
Что же касается доктора Редерера, то выяснилось что никакой посылки Хельмигу он не отправлял. Кто-то просто использовал его визитную карточку, а надпись на ней и на конверте была сделана рукой, которая лишь плохо скопировала его почерк. Он, конечно, знал Хельмига, но встречался с ним лишь случайно. Значит, истинного отправителя посылки, который снова пытался устранить Хельмига, нужно было искать среди представителей шпионской группы, для которых он стал неугодным. Искать среди тех, кто еще оставался на свободе… Блохин-Крюгер, Лотнер или Бушер? А может, кто-то еще, кого до сих пор не удалось обнаружить?
Над всем этим размышляли те, для кого подобные головоломки были профессиональной обязанностью. А я лишь беспокоил своего друга Филиппа Филипповича бесконечными телефонными звонками: уже нашли отравителя? Или: не послал ли вам Блохин открытку с обратным адресом?
Курилов сносил мои остроты с невероятным терпением. Спустя несколько дней ветер утих, мои паруса беспомощно повисли.
— У вас есть время, остряк? — спросил Курилов по телефону. — Есть? Так приходите, поговорим.
Любопытство погнало меня к моему другу. Он приветствовал меня обычной улыбкой, предложил крепкого чаю, сигареты, болтал со мной о погоде, о яровизации пшеницы, о попытках скрестить на Кавказе мандарины и лимоны. Меня грызло нетерпение, но я невозмутимо кивал головой, слушая его. Наконец Курилов спросил, как сказать по-чешски: «вылезть из кожи…» Я подбросил одно неудобопроизносимое слово. И только когда Филипп Филиппович меня достаточно зарядил, он рассмеялся, и приступил к делу. Вот что выяснилось.
После отравления Хельмиг быстро пришел в себя, и врачи не возражали против его допроса. Он сидел на кровати и не был особенно удивлен, когда в палате появился Курилов.
— Я ожидал, что заинтересуются, кто посылает мне отравленные лакомства, — взволнованно произнес Хельмиг.
— У вас и на самом деле незавидные друзья. Ведь они хуже, чем волки, — начал Курилов.
Хельмиг глубоко вздохнул и сделал вид, что не понимает, о каких друзьях идет речь.
— Не надо притворяться, — строго сказал Курилов. — Я так же хорошо, как и вы, знаю, что вы уже вторично были на волоске от смерти, которую вам готовят ваши компаньоны. Ваша жизнь в опасности, и было бы неразумно запираться. Вас не успели вылечить от предательской пули, как они уже хотели послать вас на тот свет иным путем. Отвечайте: кто стрелял вам в спину первый раз и кого вы подозреваете во второй попытке убийства?
Хельмиг невольно огляделся по сторонам и пробормотал нечто невразумительное. Но Филипп Филиппович настаивал:
— Я задаю совершенно ясный вопрос и жду разумного ответа.
— Не знаю, в самом деле не знаю, что и сказать, — нерешительно проговорил Хельмиг.
— Скажите все. Только таким образом вы можете найти выход из вашего безнадежного положения, — твердо сказал Курилов.
Хельмиг беспокойно перебирал пальцами одеяло. Куда девалась его самоуверенность! Глаза в глубоких впадинах напоминали взгляд загнанного зверя. Они как бы говорили: западня захлопнулась. Как выбраться? Ведь должен же быть какой-нибудь выход!
Курилов встал, прошелся по комнате, давая Хельмигу время подумать. Потом положил руку на спинку кровати и сказал:
— Понимаю: вам тяжело рассказывать о своих связях с Блохиным, Купфером, Шеллнером, фон Лотнером, Эрной Боргерт, Эрхардом Бушером. Хорошо, не рассказывайте. Но я не уйду отсюда до тех пор, пока вы не ответите на вопрос, который касается Хельми Карлсон…
При упоминании этого имени Хельмиг прямо подскочил на кровати, глаза его наполнились ужасом:
— Что… Что с Хельми?
— Об этом позднее, — сурово сказал Филипп Филиппович.
Понимая, что «они» знают если не все, то во всяком случае достаточно много, Хельмиг предпринял последнюю отчаянную попытку. Он выпрямился.
— Кто дал вам право так со мной разговаривать? Вы допрашиваете меня, как преступника. Я — гражданин немецкого рейха, работаю у вас в СССР на основании договора, одобренного центральными инстанциями…
— Договор отставим в сторону, — резко прервал Курилов, — в нем ничего не говорится о заданиях, которые вы у нас выполняли. К ним больше подходят совсем иные документы.
— Я отказываюсь отвечать. Мое состояние…
— Это решит врач, — сказал Курилов и позвонил. Пришел врач и констатировал, что больной вполне может и слушать, и отвечать и что дальнейший допрос не ухудшит его состояния.
— Я свободный человек, а не преступник, — продолжал защищаться Хельмиг.
— Ну, что ж, тогда не остается ничего иного, как арестовать вас и отправить в тюремную больницу, — решительно заявил Курилов и спросил у врача, вынесет ли Хельмиг это «путешествие».
Врач подтвердил: вынесет и добавил, что через неделю больного вообще можно выписать из больницы.
— На каком основании вы хотите меня арестовать? — напустился Хельмиг на Курилова, но в его голосе уже чувствовался страх. Он вел себя вызывающе и тем не менее надеялся, что не все потеряно.
— На основании шпионской деятельности в пользу третьего рейха.
— Это еще нужно доказать! Я обращусь за помощью к нашему консулу, и вы ответите за насилие над иностранным гражданином, — снова взорвался Хельмиг.
— Господин консул не сможет помешать расследованию, об этом вы бы должны знать… Разумеется, мы сообщим, что он может не ждать вас на очередном «пивном» вечере, поскольку вы арестованы, — спокойно сказал Курилов.
Врач спросил, нужно ли подготовиться к отправке в тюремную больницу, и когда Курилов кивнул, удалился.
Хельмиг затих, губы у него задрожали, веки задергались, он закрыл лицо ладонями. Через несколько мгновений, словно приняв решение, резко оторвал руки и тоскливо проговорил:
— Господин Курилов…
Филипп Филиппович обернулся и молча посмотрел на Хельмига. Во взгляде Курилова не было ни ненависти, ни угрозы — только спокойствие и уверенность. Тогда Хельмиг решился:
— Господин Курилов, не мог бы я все-таки остаться здесь?
— Не исключаю такой возможности. Но при одном условии — вы должны ответить на мои вопросы.
— Что вы хотите знать? — тихо спросил Хельмиг.
— Почему, куда и с чем уехала Хельми Карлсон?
Хельмиг тяжело вздохнул, вытер лоб рукой и не без колебаний начал:
— Хельми — моя приятельница, вы, очевидно, понимаете, мне не хотелось бы ей повредить…
— Заверяю вас: что бы вы о ней ни сказали, ей это никак не повредит.
Хельмиг радостно воскликнул:
— Так она уже в Финляндии?
— А у вас были основания в этом сомневаться?
— В известной мере, да, — признался Хельмиг.
— Говорите точнее, — настаивал Курилов.
— У нее не было выездной визы…
— Она хотела перейти границу нелегально? Хельмиг кивнул.
— Почему же она избрала незаконный способ? Ведь у нее был шведский паспорт, она вполне могла попросить визу на выезд из СССР.
— У нее были свои основания, — сказал Хельмиг и, помолчав, добавил: — она хотела избежать таможенного осмотра на границе.
— Что же она везла контрабандой?
— Драгоценности, — вынужден был признаться Хельмиг.
— Те, что без ведома Блохина вы присвоили в тайнике лесного сарая в Лобанове? — быстро спросил Курилов.
Хельмиг во всю раскрыл рот, его лицо снова выражало ужас, он хрипло спросил:
— Кто вам это сказал?..
Курилов усмехнулся.
— Вы слишком любопытны, Хельмиг. Достаточно и того, что об этом знаем мы… А теперь вспомните все, обдумайте каждое слово, от этого очень много зависит: кто, кроме вас, знал о поездке Карлсон?
— Думаю, что никто.
— Вы или ошибаетесь, или не говорите правды.
— Никому я даже словом не обмолвился. Это и понятно, ведь… — и Хельмиг сник.
— Понимаю: вы хотели тайно увезти драгоценности, на которые зарились и другие. Но они тоже не спали…
— Боже, боже, что вы говорите?
— Бог с этими делами не имеет ничего общего, — сказал Курилов и добавил: — кто вас тут еще навещал?
Хельмиг не отвечал. Он протянул к Курилову трясущуюся руку и умоляюще сказал:
— Пожалуйста, прошу вас, ответьте: удалось Хельми добраться до Финляндии?
— Не удалось.
— Что же с ней случилось? Скажите, пожалуйста, скажите…
— Плохое случилось, очень плохое. Хельмиг прошептал:
— Она арестована?
Курилов мотнул головой и просто сказал:
— Случилось нечто худшее — она мертва.
— Это неправда, нет, нет, это не может быть правдой! — отчаянно воскликнул Хельмиг и замахал руками.
Курилов молча вынул из портфеля медицинское заключение о смерти. Хельмиг впился в него глазами, дотом закрыл лицо и простонал:
— Я… Я в этом виноват!
Через несколько минут он выпрямился и прохрипел:
— Кто ее убил? Или… застрелили при переходе границы?
— Она была убита и ограблена в поезде.
— В поезде? Ах, мерзавцы…
— Кто именно? — прервал его Курилов. — Назовите их!
— Блохин, только Блохин мог это сделать, — казалось, Хельмиг вот-вот заплачет.
— Послушайте, Хельмиг, вы бы сделали доброе дело, если бы сказали все. Сам Блохин не мог совершить этого убийства. У него должны быть помощники.