— Ничего не могу понять. Как только конюх привел их к саням, начали фыркать и отчаянно лягаться. Попытался их запрячь сам, и по-хорошему, и по-плохому — все напрасно. Пришлось капитулировать перед упрямыми кобылами… — Лесничий беспомощно развел руками. Было видно, что он огорчен. Со вздохом добавил: — Очень перед вами виноват, друзья… Но, пожалуйста, пойдемте в дом.
Нас встретила хозяйка и двое юрких мальчишек. Сложив вещи, мы привели себя в порядок и сели ужинать в просторной комнате.
Аппетит был хороший, мы вовсю работали за столом, разговор смолк. После еды он разгорелся с новой силой и, разумеется, прежде всего коснулся нашей сумасшедшей езды. Нас интересовало, не могли ли лошади учуять волка или медведя.
Лесничий нерешительно сказал:
— Разве что медведя…
Постепенно разговор перешел на завтрашнюю охоту, в которой должно было принять участие девять стрелков и сорок пять загонщиков. Разгорелся спор, как лучше расположить силы, а я решил покинуть охотничьих стратегов и вышел из избы, чтобы на свежем ветре немного охладить голову, разгоряченную в сильно натопленной комнате несколькими стопками водки.
Ночь была без звезд. Метель уже улеглась где-то за горушкой в белую постель, раскиданную в низине. Я с наслаждением вдыхал свежий чистый воздух. Снежные перины, которые сегодня разорвались на небесном куполе, одарили землю таким теплым покрывалом, что, казалось, защитили ее от ледового дыхания наступающей зимы.
Прохаживаясь около дома, я неожиданно услышал голоса и смех. Яркие огни, которые нас вчера так приветливо встретили, уже погасли, и очертания здания погрузились во тьму. Лишь несколько окошек светилось. Любопытства ради я к ним приблизился.
Из полуоткрытой форточки одного окна, оседая на слегка замерзшем стекле, тянулся слабый дым. Я не видел, кто находится в комнате, но было слышно, как там разговаривали:
Молодой мужской голос несколько раз повторил:
— …удалось, удалось… Вот уж повезло, проклятье…
— Еще как! — хрипло захохотал другой, и тотчас же раздался голос еще одного:
— Перестань! Теперь ты выиграл пари и смеешься, но подождем до завтра. Видали, как все получилось? Гостей из Ленинграда пришлось везти на совхозных санях…
— Только не чертыхайся, старый. Иначе я за тебя много не дам, а будешь молчать, все обойдется, — ответил тот, который до этого смеялся.
— Зачем ты, собственно, все это затеял? — опять спросил молодой голос.
— Разве ты не понимаешь шуток? — хрипло ответил тот, которого спрашивали.
— Шутки — шутками, а хулиганить зачем? И молодого в грех вводишь… — сказал третий.
У меня нет привычки подслушивать, но на этот раз я изменил доброй привычке и осторожно приблизился к окну: ведь речь явно шла о нас… Сквозь замерзшее окно с трудом различил три смутные фигуры. Одна из них замахала рукой, и я услышал:
— Бутылку водки заработали. И насмеялись за чужой счет тоже вдоволь. А теперь за дело. Советую быстро уничтожить все следы медвежьего сала, будь оно неладно. Я согрею вам воду. Не дай бог, лесничий завтра утром вздумает осмотреть сани…
С трудом удержался я от желания войти в комнату. Ведь я понял, что они натворили. Мне было известно, что лошади не переносят запаха медвежьего сала и ни за что не приблизятся к предмету, который им намазан. Вот почему Богданову не удалось запрячь своих лошадей! И хоть я собственными ушами слышал, что это была лишь шутка, не оставалось ни малейшего сомнения в их явно недобрых намерениях. У меня были все основания «поблагодарить» шутников, но после некоторых размышлений я решил отложить это на более позднее время.
Я вернулся в избу, где мои друзья все еще обсуждали завтрашнюю охоту, которая должна была принести нам две или даже три телеги зайцев. Учитывая, что снегу в лесу много, телеги, конечно, следовало заменить на сани. Какая разница: телеги или сани, главное, что зайцы обязательно будут!
В конце концов все устали и отправились спать.
Еще затемно разбуженные Куриловым, мы быстро оделись, наскоро позавтракали и вышли в заснеженный лес. Место сбора охотников и загонщиков находилось в трех километрах, рядом с местечком, название которого — «Лягушечий рай» — свидетельствовало, что там болото. И в самом деле — было там три маленьких озера, в которых лягушечьему стаду жилось столь хорошо, что оно размножалось, как саранча; это-то и привело к тому, что рай стал для лягушек адом.
Однажды сюда залетел предприимчивый аист и при виде лягушечьего эльдорадо восхищенно завертел клювом. Он, очевидно, не был индивидуалистом и, едва полакомившись лягушечьими лапками, взмыл вверх, чтобы сообщить своим братьям и сестрам о приятной находке. Через несколько дней на благословенные озерки прилетела большая стая аистов. И для лягушек настали черные времена.
Это старая история — с тех пор не только аисты, но и другие птицы стали здесь летом постоянными гостями. Жители окрестных деревушек нежно заботились о семьях аистов, потому что от возможности завести гнездо у этих птиц зависит вступление в брак и, разумеется, способность дать жизнь следующим поколениям. На деревьях, сараях, на крышах домов и даже на церквушке ближайшей деревни Амосовки люди укрепили колеса от телег, переплели их соломой, ветками — и новоселье для аистов было готово.
В Амосовке жил даже «домашний» аист. Однажды дети нашли раненого аистенка и принесли в школу. Учителю удалось вылечить неожиданного пациента лишь в конце осени, когда остальные аисты уже давно улетели в теплые края. Аистенок, которого назвали Сашей, остался на зиму в школе. Ребята таскали ему сладости, но больше всего Саша любил мышей и рыбу. И ему так тут понравилось, что он не улетел и следующей осенью.
Весной Саша нашел себе подружку, с которой и поселился прямо на крыше школы. Из любви к супругу и аистиха привыкла к такой необычной жизни среди людей. А двое их детей — маленькие аистята запросто ходили по школьному двору и брали пищу прямо из рук.
Но осенью молодежь улетела, и аистихе тоже захотелось последовать ее примеру. В дело вмешался один хитроумный школьник. «Саша, — пообещал он главе аистиной семьи, — ты не останешься в одиночестве, не бойся…» И тут же с помощью остальных ребят подрезал аистихе крылья.
Хочешь не хочешь, пришлось ей остаться со своим другом, и впервые в жизни она перезимовала в негостеприимных краях. Холода она, однако, перенесла хорошо, и прижилась со своим аистом в Амосовке навсегда.
Всю эту аистиную историю мне рассказал лесник Макаров по пути к месту сбора. У «Лягушечьего рая» нас уже поджидали остальные, и после короткого совещания все принялись за дело. Каждому стрелку определили свое место, я был восьмым. Поскольку девятого стрелка не оказалось, очередь на мне и кончалась, и я стал на перекрестке просек у узкой тропы, где разместились остальные.
Не успел я еще как следует оглядеться на своем месте, как передо мной в чаще раздался шум — кто-то тяжело продирался сквозь ветки, ломая их на ходу. Я побыстрее заменил в ружье патроны с дробью на патроны с пулями: пожалуй, меня ожидала встреча с большим зверем. При этом я успел заметить, что мой сосед шагах в пятидесяти от меня также переменил патроны и напряженно ожидал, кого это выгонят ему навстречу.
Это был лось. Он шел с поднятой головой, увенчанной рогами, которые в верхних своих частях расширялись, как большие лопаты. Я на мгновение затаил дыхание, ожидая, куда выйдет могучий зверь. Видел я его в промежутках между большими деревьями или когда он огибал своим сильным телом маленькие деревца.
Где-то назойливо закричала сойка, словно предвещая беду.
Охотник должен вести себя очень тихо и быть внимательным. Большим проступком считается курение. Тем не менее именно этот проступок я и допустил. Расстояние до загонщиков было велико, но я не учел, что они сразу же выгонят зверя. Кроме того, охота предполагалась на зайцев. Кто же знал, что навстречу выйдет лось?
Вот почему, вопреки всем правилам, придя на свое место, я тотчас же закурил сигарету. Эта легкомысленность не прошла для меня даром. Почуяв запах табачного дыма, лось изменил направление и теперь приближался к охотнику, стоящему на тропе далеко от меня.
Вот-вот должен был раздаться выстрел, но его не было. И тут я вспомнил, что отстрел лося — царя северного леса в Стране Советов запрещен.
Размышляя об этом, я не заметил, как около меня очутился Богданов. Он тихо сказал:
— Будь внимательней: сейчас выскочит лиса.
Я уже приготовился спустить курок, но тут вспомнил, что перезарядил ружье пулями, которые годятся лишь на лося, медведя или другого крупного зверя. В одно мгновение переломил ружье — патроны с пулями выпали в снег — и дослал в затвор патрон с дробью как раз в тот момент, когда лисица пересекала просеку, торопясь в лесную чащу.
Выстрелил — мимо. Дробь легла около лисицы, подняв снежный фонтанчик. От испуга лиса совершила большой прыжок, повернулась и устремилась прямо на меня. Иногда бывает, что и зверь теряет голову, удирая, он ошибочно меняет направление.
Это стоило лисице жизни: второй раз я уже не промахнулся. При взгляде на прекрасную добычу во мне окончательно утихло угрызение совести по поводу того, что я только что грубо нарушил охотничьи правила и курением отпугнул лося. Я не двигался с места. Голоса загонщиков приближались, то тут, то там гремели выстрелы. Пожалуй, мне повезло больше, чем соседям, потому что многие зайцы, удирая от других охотников в заросли молодняка, перебегали просеку как раз передо мной. Ружье било без промаха, мало кто из косых ушел. Перед концом первого гона я положил девятого зайца.
Начало охоты было многообещающим. Все вместе мы уложили тридцать семь зайцев, двух лисиц и трех глухарей.
Вслед за первым начался второй гон. Стрелки остались на месте, только повернулись, а загонщики отправились гуськом вдоль лесного подроста. Отойдя на определенное расстояние, они снова разошлись в стороны, затем цепью обложили очередной участок леса и снова погнали зверье на стрелков.
На этот раз нам повезло меньше — подстрелили всего двенадцать зайцев. Ничего удивительного в этом не было. Косые оказались проворнее: наши предыдущие выстрелы не обещали им ничего хорошего.
Следует сказать, что речь идет о лесных зайцах, или беляках, которые на зиму меняют свой мех, становятся совершенно белыми, в отличие от полевого зайца, так называемого русака, который зимой носит ту же одежду, что и летом, только немного светлее. Беляки меньше, чем русаки, а бегают — ого-го! Молния не достанет, не то что ружье, как говорят охотники, которым не везет.
Следующие гоны не принесли сенсации. Все шло по плану, загонщики хорошо знали свое дело, и к полудню у нас уже было сто пятьдесят зайцев, шесть глухарей, двенадцать тетеревов и три лисицы.
— Вот это урожай! — ликовал Курилов, и мы согласно кивали.
Настало время обеда. Я и не предполагал, что друзья Курилова запаслись водкой и коньяком: это противоречило правилам охоты.
Лесничий с кислым выражением лица наблюдал, как Суржин наливает в стакан водку и предлагает ее остальным охотникам.
— Не будет у вас надежной дроби, если намочите ее водкой, — предостерегающе сказал он.
Суржин, однако, не внял его словам, но Преворов на всякий случай поставил стакан возле себя.
А я, признаюсь, поддался искушению. Был голоден и, прежде чем достали закуску, выпил дважды. «Стаканчик» был внушителен — через минуту я ощутил действие сорокаградусной. Слегка закружилась голова, и от дальнейших возлияний пришлось отказаться.
— Не нести же нам обратно полупустые бутылки, — заявил Суржин, а Преворов сказал:
— Эх вы, пьете, как курицы, а утверждаете, что справитесь с медведями… Давайте еще по одной, и в вашем желудке будет как в хорошо натопленной комнатке. Ни пуха ни пера!
Скоро моя «комнатка», к сожалению, была чересчур натоплена.
Казалось, что глаза разбегаются в разные стороны, а когда я встал, то почувствовал удивительную легкость в ногах. Они двигались как бы сами собой, но при каждом шаге все больше увязали в снегу.
Лесничий нас внимательно осмотрел и покачал головой:
— С такой веселой компанией, пожалуй, до зайцев не доберешься. Как бы вы друг друга не перестреляли… Будьте внимательнее! А впредь так и знайте: отберу все бутылки еще дома, до охоты.
Увидев, что Суржин размахивал ружьем перед самым носом одного охотника, он сердито пригрозил, что немедленно отправит его домой, если тот не будет обращаться с оружием осторожней. Угроза возымела действие, и страсти улеглись, хотя я испытывал некоторое опасение перед следующим, послеобеденным гоном.
И было отчего. Мои щеки горели, в голове жужжали пчелы, захотелось петь, чтобы заглушить противное жужжание, но я сдерживал себя, пока Богданов не отошел, и лишь потом затянул песню о Байкале. В эту минуту не только любое озеро, но и море мне было по колено.
Только замолк — вижу: прямо на меня скачет заяц. Нажимаю курок — нет выстрела. Забыл, что в затворе стреляный патрон. Заяц же уселся на снег, словно догадавшись, что мне его не достать.
У меня нет привычки стрелять в сидящего зайца. Поэтому, не таясь, я вставил новый патрон, но заяц вдруг прыгнул, стремглав промчался совсем рядом со мной и был таков.
Веселое настроение, как и желание петь, разом прошло. Злость охватила меня. Ведь я стал наглядным примером того, какой вред приносит пьянство на охоте.
С досадой забросил ружье на плечо. Пока алкоголь не выветрится из головы, мне делать здесь нечего. Пошел, одному богу известно куда, и очень скоро провалился в снег по пояс. Сидел в сугробе, размышляя, что же будет теперь? Наконец вспомнил, что у меня есть таблетки модного тогда лекарства квадронал — от головной боли. Быстро открыл коробочку и прочел, что лекарство применяется при мигрени и при алкогольном опьянении… Ага, как раз то, что надо. Проглотив две таблетки, как грешник, ждал спасения. И должен признаться: то, что было обещано в надписи на коробочке, исполнилось. Через двадцать — двадцать пять минут почувствовал, что в голове как будто бы прояснилось, глаза реагируют на неподвижные предметы нормально.
Для того чтобы лекарство полностью оказало свое действие, я еще несколько минуток посидел в своем сугробе, потом бодро встал и направился к друзьям, которые обо мне вовсе не думали и постреливали где-то неподалеку своих зайцев.
Шел я, шел, карабкаясь в снегу, и не заметил, как начало темнеть. Неужели я сидел в снегу больше часа? В конце концов понял, в чем дело. Черные облака снова закрыли небо огромной толстой периной, которая разорвалась, и из нее посыпался густой снег. Где-то вдалеке по-прежнему раздавались выстрелы. Скоро я уже не видел впереди себя дальше чем на три-четыре шага.
Куда я попал?
Куда же теперь?
Мгновение стоял в нерешительности, потом направился вдоль стены высокого леса, который был едва виден сквозь поднявшуюся метель. Я надеялся, что снова донесутся выстрелы и таким образом я смогу определить направление, в котором надо идти. Но лес молчал, и лишь падающий снег да завывание ветра нарушали тишину…
Несколько раз увязал в сугробах, однажды провалился в какую-то яму, из которой выбрался с большим трудом. При этом оказалось, что я потерял ушанку, и снег набился мне в уши и рот. Отряхиваясь, провел рукой по ружью, желая убедиться, что оно в порядке. И начал плутать дальше…
Наконец вышел на просеку, о которой знал, что она тянется лесом с севера к югу. Оставалось определить, где север. Ориентироваться можно было только по ветру, который сегодня дул с юго-запада, и поэтому я подался влево от просеки. Весь в снегу, усталый и замерзший, я чувствовал себя отвратительно. В голову лезли самые неутешительные мысли.
И тут вдруг откуда-то сверху раздался предостерегающий крик:
— Стойте, дальше ни шагу!
Замер на месте, огляделся вокруг — никого.
— Кто тут? — громко спросил я, снимая ружье с плеча.
— Осторожней, медведь! — раздалось совсем близко надо мной.
Поднял голову, оглядел соседние деревья. И тут обнаружил на густой ели, которую заслоняла осина, сидящего человека.
— Тьфу! — облегченно сказал я. — Как вы меня испугали. Почему вы сидите на дереве?