— Значит, не узнаете пса? Посмотрите-ка получше!
— Видеть его не хочу, — отрезал Хельмиг, давая понять, что больше разговаривать с инженером не намерен. Но тот продолжал как ни в чем не бывало:
— И все-таки, чем вы объясните, что пес напал именно на вас?
— Объяснения я потребую от лица, которому эта опасная бестия принадлежит, — мрачно произнес Хельмиг и вздернул голову.
— Ха, ха, ха! — рассмеялся Шервиц, словно ожидая, что скажу я. — Это будет нелегко. В игре появился неизвестный. Господин икс-игрек…
— Шутки в сторону! В конце концов, кому-то пес должен принадлежать, — холодно заявил Хельмиг.
— Господа, господа, успокойтесь, — обратился Богданов к Хельмигу, сразу поняв, кого надо уговорить.
— Пойдемте, прошу вас.
Все направилась в дом, и скоро ужин был готов. Ели молча, изредка произнесенное слово лишь подчеркивало напряженность ситуации. Дружок расстроил наши планы. Ведь Хельмиг — теперь я уже в этом не сомневался — его, конечно, узнал и понял, что это не случайная встреча. Значит, будет настороже. Внешне он оставался спокойным, но бегающие временами глаза говорили о его смятении.
После ужина подали чай, и постепенно завязался разговор. Под общий смех Хельми вспоминала различные веселые случаи из своего детства. Хельмиг вел себя, как все, но смех его был притворным. По крайней мере, так мне казалось. Один раз он обратился ко мне, как бы желая продолжить разговор, но я опередил его, сказав как можно более спокойно:
— Сожалею, что в первые же минуты вы пережили такие неприятности. Ведь я временный хозяин этой лайки…
— Ах, — прервал меня Хельмиг, — вы хотите этим сказать…
Я ждал, что будет дальше, но мой сосед замолчал. Тогда я сам ответил на его неоконченный вопрос:
— Вы не договорили, доктор, но я с вами согласен: это, действительно, именно та собака, которую бросили в лесу бесчестные охотники и которую я недавно освободил из капкана. Я вам об этом подробно рассказывал, припоминаете?
— Не понимаю, почему вы об этом говорите мне? — сказал Хельмиг. — Вашу историю помню, но меня это не касается… Одно только удивляет: откуда этот пес здесь взялся? С нами ехал сеттер, собака, найденная вами в лесу, находится в Ленинграде, вы сами говорили…
— Разрешите? — неожиданно раздалось за нами. Между Хельмигом и мной выросла фигура инженера Шервица, который, очевидно, незаметно к нам прислушивался.
— Могу вам, доктор, — продолжал Шервиц, — дать такие свидетельства, которые разом ответят не только на те вопросы, что вы уже задали, но и на все те, что собираетесь задать.
«Своей прямотой Шервиц только поможет Хельмигу затаиться, — мелькнула у меня мысль. — Надо спасать положение». Как бы ненароком я дотронулся до руки инженера и незаметно ее стиснул. Затем громко сказал:
— Нашему милому другу нечего возразить председателю общества охраны животных. Он никогда не забудет, что вы однажды защищали злого хозяина доброй охотничьей собаки…
Шервиц нахмурился:
— Ладно. Рано или поздно у нас будет о чем поговорить.
Хельмиг пытался отшутиться:
— Что касается меня, то я желал бы, чтобы это было поздно. Сейчас я очень устал и хотел бы выспаться…
— Будильник зазвонит полшестого, — поспешно сказал я и пошел проводить Хельмига, которому уже была приготовлена комната в первом этаже. Скоро вместе с женой Богданова ушла и Хельми, мы остались.
— Зря вы темните, скажите ему прямо в глаза, в чем обвиняете, — посоветовал Богданов.
— Именно этого я и хотел, — сказал Шервиц и, указав на меня, продолжал: — но этот господин дал атаке отбой.
— И правильно сделал, — отозвался Курилов. — С Хельмига нельзя спускать глаз, но делать это надо очень осторожно, чтобы он сам ничего не заметил. Ведь нам нужно во что бы то ни стало узнать, кто его сюда тогда пригласил на охоту, кто одолжил собаку, кто дал проводника… Неподалеку отсюда сооружаются объекты, имеющие важное оборонное значение… Вот почему эта история меня очень заинтересовала…
— Слишком поздно, — ядовито, но по-дружески заметил я.
— Утро вечера мудренее, — отозвался Курилов. Шервиц, бросив взгляд на всех, сразу посерьезнел:
— То, что вы сказали, товарищ Курилов, заслуживает особого внимания… Хельмиг попал в СССР потому, что послан сюда по договору концерном Маннхейма для разработки проекта строительства нового химического зарода на Урале. Можете не сомневаться, лично я в этом убежден, концерн посылает сюда надежных людей, то есть своих людей, которые работают ровно столько, на сколько их обязывает договор. Заколачивают они немало — вполне достаточно для их «счастья». Стремление советского народа создать на своей земле могучую промышленную державу им, разумеется, чуждо, главное для них — туго набитый карман…
— Когда к нам приехали вы? — быстро спросил Курилов.
— В 1926 году.
— Но ведь тогда у нас еще не было возможности туго набивать чужие карманы. Нам и самим жилось нелегко…
— Мена привела сюда симпатия к советской стране, — просто сказал Шервиц. — Никто меня не посылал, наоборот, отговаривали, а я все-таки взял и приехал…
— На родине вы были… — начал Курилов свой вопрос, смысл которого мы хорошо поняли.
— …социал-демократом, — продолжив фразу, ответил Шервиц.
— Ах, вот как, — облегченно сказал Курилов, как будто бы услышал новость. Но ведь об этом он уже знал от меня, хитрец! Курилов помолчал, потом очень тихо, так, чтобы кто-нибудь не услышал за дверью, таинственно сообщил:
— Есть признаки, что речь может идти кое о чем более важном, чем брошенный пес…
«Вот это, действительно, новость!» — подумал я. А Шервиц махнул рукой и сказал, направляясь к выходу:
— Чем говорить намеками, не лучше ли подождать, когда из них что-нибудь выклюнется? Пока это журавль в небе… Думаю, лучше всего идти отдохнуть, чтобы утром не проспать.
Сердечно пожелав друг другу доброй ночи, мы разошлись, Шервиц поднялся по лестнице на второй этаж, а мы с Куриловым направились по коридору в нашу комнату на первом этаже. У двери нас встретили Норд и Дружок.
— Не хотите ли вы еще собак взять в комнату? — ужаснулся Курилов.
— Разумеется. Не вредно иметь пса у постели, если нападут грабители, — пошутил я.
— Завтра же пожалуюсь Богданову, что вы недооцениваете безопасности его дома, — также шуткой ответил Курилов.
Я никак не мог уснуть. Без конца ворочался с боку на бок, так что Норд, который лежал у кровати, поднял голову, удивленно глянув на хозяина. Дружок тяжело дышал, укладываясь ко сну. Настенные часы своим противным монотонным тиканьем звучно отмеряли медленно убегающее время. В довершение всего Курилов захрапел. Пытаясь уснуть, я закрыл голову подушкой.
И вдруг в полусне услышал чьи-то тихие шаги. Может, мне это только показалось? Прислушался, да нет, снова в комнате раздались осторожные шаги. Тогда я вовсю раскрыл глаза и поднялся с постели. Шаги тотчас же прекратились.
Посреди комнаты стоял Дружок. Так это он тут ходил! Приглядевшись, я заметил, что он уставился на окно. И Норд смотрел туда же.
— На места! — тихо скомандовал я, но Дружок, который обычно слушался с первого слова, на этот раз приказа не исполнил. Он только повернул ко мне голову, а потом осторожно, шаг за шагом, приблизился к окну. Норд последовал его примеру, и оба, принюхиваясь, остановились у окна. Конечно, им мешали двойные рамы. Что же там в ночной темноте?
Я встал, подошел к окну. Оба пса стояли около меня, опираясь передними лапами о подоконник, вертели хвостами, Дружок ворчал. Я выглянул в окно. В этот момент луна зашла за облако, но я успел с трудом разглядеть неподалеку у леса какую-то темную фигуру или предмет. Что это? Эх, если бы облако ушло и снова появился светлый круг луны! Я попытался снять хотя бы первую раму — не удалось. Оба пса бегали по комнате и повизгивали.
— Ух… О… Что тут происходит? — раздался заспанный голос Курилова.
— Кто-то там стоит, — ответил я.
— Снеговик?
— Едва ли. Смотрите, удаляется. Значит, что-то живое. Спустить собак?
— Это еще зачем? У вас что-нибудь украли?
— Черт знает, что здесь творится! Уже полночь, кому тут не спится?
— Если тут был нечистый, то это как раз его рабочее время… Дайте же поспать, успокойтесь ради бога!
Нет, успокоиться я не мог. Оделся на скорую руку, взял обоих псов и вышел в коридор. Где-то поблизости заскрипели двери. Собаки рвали ремень из рук, и в свете карманного фонаря я увидел домашнего стража — собаку Динку, которая лежала на своем половичке и не выражала ни малейшего беспокойства. Это меня удивило, и я вышел в морозную ночь.
Обойдя дом, обнаружил следы на снегу там, куда выходили наши окна. Дружок взял след, но он потерялся под водосточным желобом, где снег обледенел. Дружок остановился у крайнего окна, постоял там и вернулся обратно, сопровождаемый Нордом.
Значит, кто-то шел именно к этому окну. Что он там делал? И кто спит в комнате?
Когда я вернулся к дому, то нашел двери закрытыми. Кто это сделал? Очевидно, кто-то за мной следил! Не оставалось ничего другого, как постучать. Никто не открывал. Тогда я застучал громче. Наконец, дверь открыла незнакомая старуха. Она вежливо опросила:
— Вы прогуливали собачек?
— Да, а почему вы закрыли дверь?
— А я, батюшка, не оставляю на ночь дверей открытыми. Слышала скрип — сплю тут около кухни — и решила пойти посмотреть, кто это ночью не спит… Смотрю — никого, а дверь распахнута…
— Тонкий у вас, однако же, слух…
— Какое там! Просто сон плохой, как у всякого старого человека…
Вернувшись в комнату, я не мог избавиться от впечатления, что старуха намеренно закрыла входную дверь. Совершенно точно вспомнил, что сам ее захлопнул, следовательно, она не могла быть распахнута, как утверждала старуха. И потом: легкий скрип во сне просто так не услышишь. Утром об этом нужно обязательно поговорить с хозяином дома…
Остаток ночи, после всех приключений, я провел в полудреме. Едва зазвенел будильник, как в комнату вошел Шервиц. Он был уже одет и пожелал нам доброго утра.
— Как спалось? — спросил я.
— На новом месте я всегда сплю очень чутко. А этой ночью скрипел снег, открывались окна и двери, кто-то ходил около дома, с кем-то разговаривал, спорил. Потом лаяли собаки, а когда, наконец, все утихло, кто-то забарабанил в дверь… Вот тебе и тихий дом тихой ночью посреди тихих лесов! Хорошо еще, что Хельми ничего не слышала… А как вы, охотнички, спали?
Я коротко рассказал ему о своих ночных приключениях. У меня никак не выходило из головы; кто же все-таки и кого навестил в полночь в нашем доме?
— Это окно моей комнаты, — сказал инженер, — и под ним ночью кто-то разговаривал.
Не стоило большого труда установить, что за окном, у которого шла ночная беседа, спал Хельмиг!!
— Если этот грешник успел очаровать какую-то лесную красавицу, то она бы замерзла, — засмеялся Шервиц, но тут же посерьезнел: — Кто бы это мог быть? Ведь Хельмиг здесь никого не знает, он даже не догадывался, куда мы едем.
— Может, кто приходил по делам к лесничему? — предположил я. — Оба соседних окна ведут в его комнату.
Когда мы спросили об этом Богданова, тот с усмешкой покачал головой:
— Нет, ночью я никого не принимаю!
Из размышлений меня вывел голос Хельмига, который пришел к завтраку последним и вежливо осведомился, как я выспался.
— Плохо, — с досадой ответил я, — разбудили собаки. Учуяли, что кто-то болтался ночью около дома.
Хельмиг, не моргнув глазом, только и сказал:
— Добрые стражи!
Тогда я его спросил, не слышал ли и он чего-нибудь ночью.
— У меня всегда хороший сон, но мне показалось, что ночью кто-то ругался…
— Может быть, какой-нибудь пьяница заблудился?
— Очень может быть, что и пьяница, — охотно согласился Хельмиг.
Шервиц, который сидел в углу, завертелся на месте, но ничего не сказал, а лишь про себя пробурчала «Так, так…»
Хельмиг повернулся к нему:
— И вы что-нибудь слышали, инженер?
— Разумеется. Ведь все происходило под моим окном.
— А где вы спали?
— Как раз над вами, доктор, — язвительно сказал Шервиц.
В это время в комнату вошел Богданов и объявил:
— Уважаемые охотники, все готово, пора выезжать!..
Первым встал Хельмиг и вышел в прихожую, мы последовали за ним, взяв ружья и другие принадлежности, затем забрались в сани, которые нас ждали. Впереди сидела Хельми, держа в руках вожжи. Свежая после сна, она радовалась, как ребенок, увлеченный игрой. Возница, улыбаясь, посоветовал покрепче держать лошадей: они хорошо отдохнули, как бы не понесли…
Хельми и в самом деле была весьма симпатична: Шервица можно понять… Она говорила: «Люблю красивые вещи. И еще люблю, когда меня любят…»
И того, и другого ей хватало, она платила за все своей привлекательностью и неизменно хорошим настроением.
Нас было восемь — лесничий взял на охоту еще двух лесников. Лошади заржали и тронулись в путь. Собаки бежали рядом, провожая нас веселым лаем. Солнце поднималось с мглистой перины, выходя по розовому ковру на свою небесную дорогу. Морозило. Скоро лошади покрылись инеем.
Когда приехали на место и Богданов рассказал о планах охоты, загонщики ушли в лес. На этот раз он сам расставил охотников по местам — я оказался рядом с Хельмигом. Шервиц и Хельми стояли между мной и Куриловым. Шервиц внимательно осматривал ружье, взятое на время у Богданова, во всю хвалил погоду и красоту зимнего дня.
Мне пришлось даже на него прикрикнуть, чтобы он не выдавал зверям своего присутствия, тем более что они вот-вот должны были показаться. Я еще раз погрозил Шервицу пальцем и подготовился к выстрелу. Наступила тишина, которую нарушали только отдаленные крики загонщиков.
Вдруг выстрел раздался совсем рядом. Это Хельмиг уложил лису, которая пыталась улизнуть просекой. Я поднял руку, поздравляя таким образом Хельмига — выстрел и впрямь был отменным. Наблюдая, как удачливый охотник направляется по снегу за своей добычей, я не услышал треска ветвей. Между тем из густого подроста неподалеку от Шервица выбрался небольшой медведь, очевидно, разбуженный выстрелом Хельмига.
Как назло, в обоих стволах у меня были патроны с дробью. Пока я заменял их патронами с пулей, медведь оказался возле инженера. Стрелять было опасно: совсем рядом с Шервицем находилась Хельми и другие охотники. Если бы пуля миновала медведя, она могла бы натворить много зла, нужно было ждать, пока зверь минует линию охотников.
Не растерялся Шервиц. Он выстрелил в медведя. Я остолбенел. Попал? Что теперь будет? Ведь стрелять в медведя дробью — это все равно что покушаться на самоубийство. Ужаленный зверь в таких случаях яростно бросается на легкомысленного стрелка. Но, к моему удивлению, медведь лишь остановился, оглянулся и прибавил шагу, направляясь в чащу. И тут раздались один за другим два выстрела, что-то около меня просвистело и ударило в ствол соседнего дерева.
Мгновенно бросившись на снег, я услышал крики людей, заглушённые отчаянным собачьим лаем. Падая, я выпустил из рук ремень, и мои псы бросились за медведем. Впереди, разумеется, бежал Дружок, увлекая за собой и Норда, которого я никогда еще не брал с собой на медвежью охоту.
Пока все это происходило, медведь исчез. Судя по всему, он был очень молодой, в полном смысле слова необстрелянный. Выстрелы его испугали и прогнали. Осмотрев снег, мы обнаружили, что медведь не был даже ранен. Повезло…
В первое мгновение я не понял, что со мной случилось. Лишь когда встал и стряхнул снег, который залепил лицо, набился в уши и под воротник, сообразил, что Хельмиг с преступной легкомысленностью выстрелил в убегающего медведя сразу двумя пулями. А так как он находился прямо на линии охотников, то выстрел угрожал именно их жизни, а вовсе не медведя. Первая пуля прошла мимо меня, вторая лишь вырвала клок шерсти у медведя и попала в дерево, возле которого стояла Хельми. Отлетели щепки — одна попала Хельми в голову, другая — Шервицу в ногу. И хоть рана была пустяковая, инженер отчаянно закричал. Можно было подумать, что у него по крайней мере прострелена голень.