— Тот же, что в прошлый раз.
— Да, вы правы, очень хорошо. Вы можете повторить сейчас?
— Джон Блэк, Брайтон, Сорок вторая Западная улица.
«Джон Блэк, Брайтон, Сорок вторая Западная улица».
«Джон никогда не носит черное, Лидия живет на западе, Том в Брайтоне, восемь лет назад мне было сорок два».
«Джон Блэк, Брайтон, Сорок вторая Западная улица».
— Отлично, вы можете посчитать от единицы до двадцати, а потом в обратном порядке?
Она смогла.
— Теперь я хочу, чтобы вы показали, сколько пальцев на левой руке соответствует месту, на котором стоит в алфавите первая буква в названии города, где вы сейчас находитесь.
Она мысленно повторила то, что сказал доктор, а потом показала указательный и средний пальцы левой руки.
— Хорошо. Как называется эта штука на моих часах?
— Застежка.
— Ладно, теперь напишите предложение о сегодняшней погоде.
Туманно, жарко и влажно.
— На обратной стороне бумаги нарисуйте часы, которые показывают сорок пять минут четвертого.
Элис нарисовала большой круг, а внутри него цифры. Самая верхняя — двенадцать, потом единица и все остальные.
— Упс, я нарисовала слишком большой круг.
Она быстро написала:
3.45.
— Нет, не цифрами. Мне нужно, чтобы вы нарисовали обычные часы, — сказал доктор Дэвис.
— Послушайте, вы хотите узнать, умею ли я рисовать или помню ли, как распознавать время на часах? Рисование никогда не было моей сильной стороной.
Когда Анне было три года, она любила лошадей и часто просила Элис нарисовать их. Интерпретация лошади в исполнении Элис выглядела как дракон-собака в постмодернистском духе и не могла удовлетворить даже дошколенка с богатым воображением.
«Нет, мам, не это, нарисуй мне лошадь».
— На самом деле я пытаюсь выяснить и то и другое, Элис. Альцгеймер очень рано начинает воздействовать на теменную долю мозга, именно там хранится наше внутреннее представление о сверхличном пространстве. Джон, поэтому я и хочу, чтобы вы бегали вместе с Элис.
Джон кивнул. Они объединились против нее.
— Джон, ты знаешь, что я не умею рисовать.
— Элис, это часы, не лошадь.
Элис испепелила Джона взглядом, она была потрясена: он не встал на ее защиту. Она хотела, чтобы он подтвердил ее слова, а он молча смотрел ей в глаза и вертел на пальце обручальное кольцо.
— Если вы нарисуете часы, я нарисую, как стрелки показывают три сорок пять, — сказала Элис.
Доктор нарисовал на другом листе бумаги циферблат, а она — стрелки, указывающие нужное время.
— Хорошо, а теперь я хочу, чтобы вы назвали имя и адрес, которые я просил вас запомнить в начале нашей беседы.
— Джон Блэк, что-то там, Брайтон, какая-то из Западных улиц.
— Хорошо, это был номер сорок два, сорок четыре, сорок шесть или сорок восемь?
— Сорок восемь.
Доктор Дэвис сделал довольно длинную запись на листке с нарисованным циферблатом.
— Джон, пожалуйста, перестань трясти мое кресло.
— Ладно, теперь мы можем поговорить о клинических испытаниях. На данный момент они проводятся у нас и в Бригеме. Участников испытания, которому я отдал бы предпочтение в вашем случае, начинают набирать в этом месяце. Три этапа, препарат — амиликс. Предполагается, что он будет растворять бета-амилоиды и противостоять их агрегации, то есть в отличие от препаратов, которые вы принимаете в данный момент, появляется надежда, что он предотвратит дальнейшее развитие болезни. Второй этап внушает очень большие надежды. Он был толерантным, и через год у пациентов прекратился спад когнитивности и даже наблюдалось улучшение.
— Я полагаю, это испытание с контрольным плацебо? — спросил Джон.
— Да, двойной слепой метод, плацебо в одной из двух доз.
«Значит, меня могут пичкать пустыми сладкими пилюлями».
Элис подозревала, что бета-амилоидам плевать на эффект плацебо или принятие желаемого за действительное.
— Что вы думаете об ингибиторах секретазы? — поинтересовался Джон.
Этот вариант нравился Джону больше других. Секретазы — натуральные ферменты, которые снижают уровень бета-амилоидов до нормального. Из-за мутации пресенилина-1 секретазы Элис производили слишком много бета-амилоидов. Слишком — это опасно. Как сорванный водопроводный кран. Ее раковина наполнялась чересчур быстро.
— На данном этапе ингибиторы либо излишне токсичны для клинического использования, либо…
— А что насчет флуризана?
Флуризан — противовоспалительный препарат, как и адвил. Несметное количество препаратов претендует на способность снижать бета-амилоид 42. Меньше воды в раковине.
— Да, он вызывает интерес. Идут испытания, но только в Канаде и Великобритании.
— А если Элис начнет принимать флурбипрофен? Что вы об этом думаете?
— У нас пока нет данных, которые свидетельствовали бы о том, что он эффективен при лечении болезни Альцгеймера. Если Элис решит не участвовать в клинических испытаниях, я бы сказал, что он не повредит. Но если она захочет принять в них участие, флурбипорфен будет исключен, так как это не утвержденный препарат.
— Ладно, а моноклональные антитела?
— Я — за, но набор в группу уже закончен. При условии, что все пройдет хорошо, второй этап начнется не раньше весны будущего года, а мне бы хотелось, чтобы Элис начала принимать участие в исследованиях как можно быстрее.
— Вы когда-нибудь назначали своим пациентам IVIG-терапию? — спросил Джон.
Эта идея тоже ему нравилась. Извлеченные из донорской плазмы крови внутривенные иммуноглобулины уже доказали свое безопасное и благотворное воздействие при лечении первичного иммунодефицита и аутоиммунных нервно-мышечных расстройств. Это дорогостоящее лечение, и его не покроет страховка, так как оно еще не прошло испытания, но если будет результат, стоит попробовать.
— Никто из моих пациентов не проходил IVIG-терапию. Я против нее ничего не имею, но правильная дозировка нам неизвестна, и это очень приблизительный, неотработанный метод. Если и рассчитывать на эффект, то он будет очень скромный.
— Скромный нас устроит, — сказал Джон.
— Хорошо, но вы должны понимать, из чего выбираете. Если решитесь на IVIG-терапию, Элис не сможет принять участие во всех других программах, которые потенциально более эффективны.
— Зато будет гарантия, что она не попадет в группу плацебо.
— Это верно. В каждом решении есть свой риск.
— Если я решу принять участие в клинических испытаниях, мне придется отказаться от арисепта и наменды? — спросила Элис.
— Нет, вы будете их принимать.
— Заместительная терапия эстрогенами?
— Да. Есть достаточно примеров, чтобы можно было говорить о ее полезности, так что я назначил бы вам комбипэтч. Но опять же, это не проверенный препарат, и вы не сможете участвовать в исследованиях амиликса.
— Как долго будут длиться эти испытания?
— Пятнадцать месяцев.
— Как зовут вашу жену? — спросила Элис.
— Люси.
— Что бы вы выбрали для Люси, если бы она была на моем месте?
— Я бы хотел, чтобы она записалась в группу амиликс.
— Стало быть, амиликс — это то, что вы нам рекомендуете? — спросил Джон.
— Да.
— Я думаю, мы остановимся на IVIG плюс флурбипрофен и комбипэтч, — сказал Джон.
В кабинете воцарилась тишина. Только что ее заполнял гигантский объем информации. Элис надавила пальцами на глаза и пыталась аналитически подойти к выбору лечения. Она старательно выстраивала в уме ряды и колонки, чтобы сравнить препараты, но воображаемая таблица не помогла, и Элис выбросила ее в воображаемую корзину для мусора. Тогда она стала думать концептуально и пришла к образу, который лучше других соответствовал ситуации. Дробовик или одна-единственная пуля.
— Вам не обязательно принимать решение сегодня. Можете обдумать все дома, а потом придете снова.
Нет, она не собиралась тратить на это время. Она ученый и знает, что такое поставить на карту все — без гарантии, что найдешь истину. Она выбрала то, что так часто выбирала в собственных исследованиях. Пулю.
— Я хочу пройти испытания.
— Эли, я думаю, тебе следует доверять мне в этом вопросе, — сказал Джон.
— Я еще в состоянии делать собственные умозаключения, Джон. Я хочу пройти испытания.
— Хорошо. Вам придется подписать кое-какие бумаги.
(Кабинет доктора. Невролог уходит. Муж вертит обручальное кольцо на пальце. Женщина надеется на исцеление.)
Пошла на пляж. Люблю.
Э.
Она вдыхала чистый ночной воздух. Темно-синий холст ночного неба был сплошь проколот яркими звездами, а серп луны казался нарисованным. Было еще не так темно, но темнее, чем в это время в Кембридже. Без уличных фонарей, вдалеке от Мейн-стрит, пляж освещали только огни на верандах и в окнах домов, фары редких машин и луна. В Кембридже ей было бы страшно гулять одной в такой темноте, но здесь, в их маленькой курортной общине, она чувствовала себя в полной безопасности.
На стоянке не было ни одной машины, на пляже ни души. Городская полиция не приветствовала ночную активность. В этот час ничто не нарушало покой — ни крики детей или чаек, ни преследующие повсеместно разговоры по сотовым телефонам, ни беспокойство о том, чтобы не забыть вовремя уйти и не опоздать куда-то еще.
Она подошла к кромке воды. Теплые океанские волны лизнули ей ноги. Вода на Хардингс-бич, который смотрел на Нантакет — Саунд, была на добрых десять градусов теплее, чем на соседних, открытых для холодной Атлантики пляжах.
Сначала Элис сняла блузку и бюстгальтер, потом одним движением выскользнула из юбки и трусиков и вошла в воду. Вода, не замусоренная водорослями, как во время прибоя, ласкала кожу. Элис медленно плыла на спине, любовалась флуоресцентными каплями, которые покрывали ее пальцы, как волшебная пыль, и дышала в такт с приливом.
На правом запястье отразился лунный свет. «Безопасное возвращение». Это было выгравировано на внешней стороне браслета из нержавеющей стали два дюйма шириной. Номер одна тысяча восемьсот, ее идентификационные данные и слова «ослабленная память» были выгравированы на внутренней стороне. Ее мысли перепрыгнули через несколько волн от нежеланного браслета к бабочке на мамином колье, далее к плану самоубийства, к книгам, которые она собиралась прочитать, и, наконец, добрались до участи Вирджинии Вульф и Эдны Понтелье.[22] Это было бы так просто. Она могла плыть в сторону Нантакета, пока не останется сил.
Элис оглядела черную поверхность воды. Сильное и здоровое тело держало ее на воде, все инстинкты сражались за жизнь. Да, она не помнит ужин с Джоном и что он сказал перед уходом. Вполне вероятно, что утром она не вспомнит эту ночь, но в данный момент она не была в отчаянии. Элис чувствовала себя живой и счастливой.
Она оглянулась и посмотрела в сторону пляжа, берег был едва освещен. Появился какой-то мужчина. Еще не разглядев его лица, по упругой походке и широким шагам она узнала Джона. Элис не стала спрашивать, где он был или как долго отсутствовал. Она не поблагодарила его за то, что он пришел. Он не стал сердиться на нее из-за того, что она ушла из дома одна и не взяла с собой телефон, и не попросил выйти из воды. Без лишних слов он разделся и вошел в воду.
— Джон?
Он наводил порядок в гараже, там она его и нашла.
— Я искала тебя по всему дому, — сказала Элис.
— Я был здесь и не слышал, — сказал Джон.
— Когда ты уезжаешь на конференцию? — спросила она.
— В понедельник.
Он собирался на неделю в Филадельфию, на конференцию по Альцгеймеру.
— Это после того, как приедет Лидия?
— Да, она будет здесь в воскресенье.
— О, верно.
Репертуарный театр «Мономой» в ответ на запрос Лидии предложил ей присоединиться на лето к их труппе в качестве приглашенной актрисы.
— Ты готова к пробежке? — спросил Джон.
Утренний туман еще не рассеялся, и воздух был холоднее, чем рассчитывала Элис.
— Только накину еще что-нибудь.
Войдя в дом, она открыла встроенный шкаф. В начале лета на Кейп-Код купить подходящую одежду было непросто. Любой день начинался с пятидесяти градусов, к полудню температура взмывала до восьмидесяти, а к закату бумерангом возвращалась к пятидесяти, часто в паре со свежим ветром с океана. Требовался творческий подход и желание, чтобы по нескольку раз в день доставать и убирать в гардероб разные вещи. Она коснулась рукава каждой куртки. Идеально для отдыха и прогулок по берегу, но все слишком теплые для пробежки.
Она взбежала по лестнице в спальню. Перерыв несколько ящиков, нашла легкую флисовую куртку и надела. На прикроватной тумбочке заметила книгу, которую сейчас читала. Схватив ее, спустилась на первый этаж и прошла в кухню, налила стакан холодного чая и вышла на заднюю веранду. Утренний туман все еще не рассеялся, и воздух был холоднее, чем она рассчитывала. Она поставила стакан с чаем на стол, по бокам от которого стояли белые кресла в стиле адирондак,[23] и пошла в дом за пледом.