— Хамильтон знал, зачем тебе понадобилась картина? — спросила Сабрина.
— Нет, он знал только, что нужна картина определенного размера. Тойсген сказал, чтобы я привез ее, но так как я не знал ни одного преступника, Хамильтон посоветовал обратиться к Леммеру. Он иногда работал на Хамильтона. Я никогда не встречался с Леммером... — Ван Дехн запнулся и посмотрел на Витлока. — Мы только разговаривали по телефону, называя друг друга вымышленными именами. Это была идея Драго — он хотел, чтобы как можно, меньше людей знали об операции.
— А чья идея была убить Тойсгена? — спросил Грэхем.
Ван Дехн пригладил свои взмокшие волосы.
— Когда я узнал, что вы напали на его след, меня охватила паника. Я должен был заставить его молчать; если бы вы вышли на него, он обо всем рассказал бы. Но я не хотел его убивать, в самом деле не хотел. Уверяю вас.
— Но ты велел Леммеру убить его? — сказал Витлок. Ван Дехн подавленно кивнул и увидел, что Витлок показывает на плейер.
— Да, — пробормотал он.
— Как тебе пришла мысль завербовать Кепплера? — спросила Сабрина.
Ван Дехн посмотрел на вращающиеся катушки и остро взглянул на Витлока:
— Вы скорректируете мое участие в убийстве? Вы обещали.
— Отвечай на вопрос, — отрезал Грэхем, угрожающе нависая над Ван Дехном. — Как ты нанял Кепплера?
— Я не принимал в этом участия. Его нанимал Драго.
Витлок вспомнил свой вчерашний разговор с Ван Дехном и сказал:
— И чтобы быть уверенным, что все пройдет гладко, он предложил бесплатно отвезти картину в аэропорт.
— Таким образом, ты и двое охранников подменили картину по дороге в аэропорт. Когда подделку выгрузили, никакой необходимости спешить обратно в музей не было, у Кепплера было достаточно времени выгрузить оригинал и снять ложные панели. Я прав? — сказал Грэхем.
— Да, — не глядя на него, ответил Ван Дехн.
— Сколько тебе заплатили за подлог? — спросила Сабрина.
— Обещали десять миллионов, если операция пройдет успешно.
— А сколько заплатили вперед? — продолжала она.
— Драго положил на мой счет в швейцарском банке миллион долларов. Он сказал, что как только подделка вернется в музей, заплатит остальное.
— Сколько заплатили другим? — спросил Витлок.
— Тойсгену заплатили полмиллиона долларов, но это была скорее дань уважения, не более. Его не интересовали деньги. Я заплатил Леммеру и Хамильтону со своего счета, который открыл для меня Драго здесь, в Амстердаме. О Кепплере и его охранниках я ничего не знаю, думаю, что Драго заплатил им.
Грэхем уселся на краешек стола.
— Полтора миллиона долларов плюс дорожные расходы за одну из самых драгоценных картин в мире! Я бы сказал, что Шредер провернул выгодное дельце.
— Десять с половиной миллионов плюс расходы, — поправил его Ван Дехн.
Грэхем окинул Ван Дехна презрительным взглядом:
— Ты что, и в самом деле так наивен? Драго положил на твой счет миллион, чтобы только разжечь твой аппетит. У него и в мыслях не было платить тебе остальное. Ты слишком много знаешь.
Ван Дехн посмотрел на Витлока, тот кивнул, подтверждая:
— Я сталкивался с такими случаями. Если бы у него были честные намерения, он положил бы на твой счет в швейцарском банке половину положенных тебе денег.
Ван Дехн уставился на свои трясущиеся руки:
— Как же я мог быть таким слепым? Он все время использовал меня, да?
— Драго знает, что подлог обнаружен? — спросила Сабрина, нарушив внезапно наступившее молчание.
Ван Дехн покачал головой.
— Нет. Он сказал, что, если подлог обнаружат, газеты и телепрограммы раззвонят об этом по всему миру. Он не учел закрытого расследования.
Грэхем улыбнулся:
— Обожаю бороться с самонадеянным противником, он всегда допускает ошибки.
Сабрине сразу вспомнился Смайли. Он каждый раз упрекал ее в импульсивности и самонадеянности. Может, Грэхем намекал на нее? Но она никогда не была его противником. Она знает, что не была... но знает ли он?
— А у тебя не возникала идея позвонить Драго? — спросил Витлок.
— И потерять десять миллионов долларов?
— Ты знал о пятне на подделке? — спросила Сабрина.
— Да, знал. По существу, это «подпись». Многие художники, которые создают копии, так поступают. Они хотят оставить в них след своей индивидуальности. Драго тоже знал об этом, но никто из нас не мог заставить Тойсгена убрать «подпись».
— Твоя жена знала о подделке? — спросил Витлок.
Ван Дехн с виноватым видом уставился на плейер.
— Нет. Я собирался оставить ее и, получив деньги, начать новую жизнь. Наши отношения прервались уже несколько лет тому назад, поэтому для нее это не имело бы никакого значения.
— Какой из себя Драго, опиши его, — хрипло сказал Витлок, выбросив из головы все мысли о своей жене и сосредоточиваясь на допросе.
— Чуть больше тридцати. Всегда в белом. Белый цвет идет к его волосам. Они у него обесцвечены и прилизаны. Узкое лицо, носит очки в металлической оправе. Улыбчив, но глаза всегда холодные. И без всякого выражения, как будто он смотрит сквозь тебя. Взгляд... пугающий.
Ван Дехн указал на телефон:
— Ну вот, я рассказал вам все, что знаю. Вы не станете вызывать полицию?
— Пока полицию привлекать не будем, — объявил Витлок. — Ты будешь находиться под домашним арестом. Когда мы найдем картину, тебе предъявят обвинение.
— Но это противозаконно, — вскинулся Ван Дехн.
— Теоретически, — ответил Витлок.
— Мой адвокат заявит протест. Держать меня дома против моего желания — это тоже преступление!
— Это не облегчит твою участь, — сказал Витлок. — Я думал, мы уже пришли к соглашению?
— Да, но вы вертите им, как вам удобно.
Грэхем перегнулся через стол, его пальцы шевелились в дюйме от лица Ван Дехна:
— Играть начал ты, клянусь, ты не успеешь дойти до тюремных ворот, как станешь ходячей мишенью. Поверь на слово.
Ван Дехн молча провел рукой по лбу и сказал:
— Хорошо, я сделаю все, что вы хотите.
Грэхем и Витлок вывели его из комнаты. Сабрина позвонила Питеру де Йонгу, и он обещал немедленно установить круглосуточную охрану дома Ван Дехна. Она положила трубку, взяла плейер и поспешила за ними.
* * *
Жак Раст приземлился в аэропорту Схипхол на самолете «Сессна-340», который был закреплен за отделением ЮНАКО в Цюрихе. Его уже ждал черный «мерседес», чтобы отвезти прямо в «Парк-отель».
Раст был французом, ему было сорок два года, редеющие волосы он стриг всегда коротко, бледно-голубые глаза смотрели с сурового красивого лица. Несмотря на блистательную карьеру, отслужив четырнадцать лет в архиве французской разведки, он уволился и поступил в ЮНАКО, там он работал вместе с Витлоком, пока Филпотту не увеличили бюджет и он не взял еще десять оперативников в дополнение к двадцати, которые уже имелись. После этого Филпотт и Колчинский провели реорганизацию, в результате которой и родились ударные группы. Сабрину включили в группу Раста и Витлока, чтобы она как можно быстрее набралась опыта, и через шесть месяцев третья ударная стала самой сильной в профессиональном отношении из всех десяти команд. Раст до сих пор считал ее такой. Грэхем, несмотря на некоторые тревожные симптомы, полностью его заменил.
Год спустя третью ударную направили в Марсель; они должны были уничтожить международный наркосиндикат, перебросивший мост между Францией и Алжиром. Раст и Сабрина обходили доки, когда по ним открыли огонь; Раст упал на землю, но пуля попала ему в спину. В результате ранения его парализовало ниже пояса. После того как он выписался из госпиталя, его назначили на пост главного советника в Центре управления, а когда в автокатастрофе погиб начальник европейского отделения ЮНАКО, Раст стал его преемником, что немало удивило сотрудников — все считали, что этот пост займет Колчинский. Никто не мог проникнуть в замыслы Филпотта. А объяснялось все просто: одной из причин, по которой Колчинский пошел в ЮНАКО, была возможность избавиться от канцелярской работы на Лубянке. У него было призвание к практической деятельности. Таким образом для Раста закончилась оперативная работа, и он пробовал свои силы в управлении. При его уме, великолепном знании Европы и бесценных связях по всему континенту он был настоящей находкой для ЮНАКО. Прошел год, как он возглавил отделение в Европе, и ему уже были не страшны никакие критики, его дружелюбие, самоотверженность и профессионализм получили общее признание.
«Мерседес» остановился у «Парк-отеля». Водитель выскочил, открыл багажник и вытащил складное инвалидное кресло на колесах, сконструированное специально для Раста. Водитель быстро разложил его и развернул к задней дверце. Швейцар, на глазах которого все это происходило, поспешил вниз и открыл заднюю дверь.
— Сэр, разрешите помочь вам.
Раст отшатнулся, выставив перед собой руки:
— Я еще и сам на что-то способен!
— Простите, сэр, — сказал швейцар.
Раст печально улыбнулся:
— Non[13], это мне надо извиниться перед вами. Я знаю, вы действовали из лучших побуждений, но я и сам справлюсь. Во всяком случае, спасибо.
Раст оперся руками о сиденье и придвинулся к открытой двери. Затем он потянулся к ручке кресла, но только оттолкнул его. Хотя и на тормозах, кресло чуть отъехало в сторону. Он выругался и перевел дыхание. Швейцар рванулся, чтобы поставить кресло на место, но водитель удержал его за руку и сказал, чтобы тот не вмешивался, его порыв не будет оценен по достоинству. Раст подцепил кресло за край, подтянул его к себе кончиками пальцев, ухватился крепче и, опершись на вторую руку, передвинулся ближе к креслу, сжав зубы, перекинул себя на него и с облегчением откинулся на спинку. Затем нажал на кнопку, вмонтированную в подлокотник, включил мотор, находящийся под сиденьем, и развернул кресло к гостинице.
— На самом деле это легче, чем кажется, — сказал он швейцару.
Швейцар усомнился, восхищенно приподнял фуражку и поспешил к такси, которое остановилось за «мерседесом».
— Я не надолго, — сказал Раст, беря свой кейс у водителя.
— Да, сэр, — ответил водитель и забрался в машину.
Раст направил кресло к дверям, которые автоматически открылись перед ним; в вестибюле он поискал глазами регистратуру и у хорошенькой девицы, которая там сидела, спросил, какой номер занимает Сабрина. Она назвала его и вызвала коридорного, который подошел к лифту, чтобы нажать нужную кнопку.
— Non, non, — воскликнул Раст, перегнулся через боковину коляски и вытащил пластиковую палочку, которой и нажал на кнопку.
От лифта до номера Сабрины было недалеко. Он постучал.
Сабрина открыла.
— Bonjour, cherie, comment vas-tu?[14]
Она поцеловала его в обе щеки и отошла в сторону, давая ему дорогу.
— Tres bien, et toi?[15]
— Ah, bien, bien![16] Как всегда, когда я вижу тебя.
— Льстец, — сказала она, бросая на него насмешливо-укоризненный взгляд. — Как долетел?
— К счастью, без происшествий.
Он подъехал к небольшому бару рядом с телевизором и налил себе немного пепси.
— Ну а где же наша неустрашимая парочка?
Она усмехнулась:
— Сейчас позову.
Грэхем пришел первым.
Они пожали друг другу руки, затем Раст распахнул воротник Грэхема, обнажив синяки на его горле.
— Выглядит отвратительно, Майк.
Грэхем пожал плечами:
— Риск — неотъемлемая часть нашей работы.
— И не говори, — пробормотал Раст и оглянулся на стук в дверь. — Это, должно быть, К.В. Джентльмен до мозга костей.
— Входи, К.В., — сказала Сабрина.
Витлок вошел и широко улыбнулся при виде Раста.
— Жак, ну как ты?
— Как обычно, К.В., как обычно.
Поздоровавшись с Растом, Витлок сел на краешек двуспальной кровати.
— Сергей ввел тебя в курс дела?
— И это называется ввести в курс дела! — улыбнувшись, воскликнул Раст. — Если бы ты видел телекс, который он прислал мне сегодня утром! Жизни не хватит, чтобы его прочесть!
Он открыл кейс, достал папку, снова закрыл его и поставил на пол у инвалидного кресла.
— Покопавшись в личной жизни Шредера и Драго, мы наткнулись на интереснейшие вещи. Хорст Кепплер служил начальником охраны у Шредера, а его охранная фирма в Амстердаме является собственностью Шредера.
— Вы не можете обвинить Шредера в плохих замыслах, — сказала Сабрина.
— А нашли что-нибудь о служащих Кепплера, которые участвовали в деле? — спросил Грэхем. — Хоть что-нибудь.
— Да, — ответил Раст и открыл папку. — Эрнст де Вере, тридцать два года. Был осужден за ограбление банка, приговорен к двадцати годам тюремного заключения, отсидел всего семь лет. К Кепплеру поступил два года назад.
— Грабитель работает в охранной фирме? — Витлок поморщился. — Уму непостижимо!
— Слушай дальше, К.В., — сказал Раст и вновь заглянул в папку. — Второй — Руди Остерхейз, тридцать пять лет. Осужден за угон бронированного фургона. Из восемнадцати лет отсидел девять. Поступил в контору Кепплера одиннадцать месяцев назад. Спустя четыре дня после выхода из тюрьмы.
— Похоже, им было известно, что Кепплер пригреет их у себя сразу после освобождения.
— Похоже, так, cherie[17], — согласился Раст. — По имеющимся сведениям, они начали отбывать наказание в тюрьме как отъявленные дебоширы, а потом вдруг превратились в образцовых заключенных. Остерхейз даже стал доносчиком и работал на тюремщиков. В результате их пребывание в тюрьме превратилось в пустую формальность. Начальник тюрьмы заявил, что это заслуга существующей исправительной системы.
— Вешают лапшу на уши, — пробормотал с возмущением Грэхем.
— С Леммером и Тойсгеном я все устроил. Их тела всплывут перед судом. А пока полиция по-прежнему числит Леммера в бегах. Что касается Тойсгена, то с ним сложнее. Правда, он всегда слыл затворником и у него не было друзей. Один из наших людей несколько дней будет приглядывать за квартирой на случай, если ему доставляют, скажем, молоко или газеты.
— Я знаю одного человека, который заметит отсутствие Тойсгена, — вспомнил Грэхем и рассказал о бармене Бохемере.
Раст отметил наблюдательность Грэхема:
— Мы учтем это, Майк, хотя пока я не представляю себе, что делать. Правда, если бармен заявит об исчезновении Тойсгена, Шредер об этом не узнает.
Зазвонил телефон.
Сабрина сняла трубку.
После некоторой паузы раздался голос:
— Сабрина?
— Слушаю.
— Это Питер де Йонг. Жак у вас?
— Минутку.
Сабрина, прикрыв трубку рукой, назвала Расту имя звонившего.
Раст подъехал к телефона и взял трубку. Лицо его нахмурилось, затем он поблагодарил де Йонга за звонок и положил трубку.
— Ван Дехн мертв.
— Мертв? — воскликнула Сабрина. — Каким образом?
— Самоубийство. Повесился в ванной. Конечно, мы проведем расследование, как он протащил туда веревку, но из разговоров с охранниками понятно, почему он пошел на самоубийство. Он говорил им, как его страшит перспектива оказаться в тюрьме, что вообще он теперь ходячая мишень. И все-таки, что его подтолкнуло к петле?
— Он был не так уж потрясен домашним арестом, правда, я ему сказал, что, если он не будет сотрудничать с нами, он превратится в ходячую мишень. — Грэхем встал и подошел к окну. — Я его просто припугнул.
— Очевидно, это и было причиной, — коротко резюмировал Раст.
— У нас не было другого выхода, Жак, — вскинулся Витлок, посчитавший слова своего бывшего партнера по группе несправедливыми. — Раздел Четыре "в" Устава гласит: «Оперативник ударной группы вправе произвести домашний арест подозреваемого, если он чувствует, что подозреваемый может каким-то образом поставить под вопрос успешное выполнение операции». Юридически у нас нет права держать подозреваемого под арестом в его же собственном доме, однако в данном случае мы должны были это сделать. И не надо нас за это упрекать. Конечно, всегда находится ретивый адвокат, который кричит о неправомерности действий ЮНАКО и угрозе обществу, которую она представляет.
— Да я никого не упрекаю, К. В. И прекрасно знаю раздел Четвертый "в". Я когда-то тоже был оперативником, забыл? Меня больше беспокоит реакция полковника на доклад, который я ему должен буду послать. Ты же понимаешь, что методы Майка он может принять в штыки.