— Почему?
Вопрос задала не Джил. Он исходил от Фрэнка, который стоял на лестнице, готовый дать стрекача. Отказ Горация связать незваную даму и заткнуть ей рот кляпом утвердил его решимость как можно быстрее расстаться с организацией Эпплби. Фрэнк был приверженцем традиций, и такое отступление от профессионального кодекса чести ужаснуло и возмутило его. Это, думал Фрэнк, не работа, а безобразие.
Он задержался лишь для того, чтобы бросить напоследок обидные слова.
— А Смити заливал мне, будто вы — гений! — И Фрэнк с негодующим видом устремился вниз по лестнице, окончательно утратив веру в людей.
Смити снял очки и секунду в молчании протирал стекла.
— Простите, сэр, мне не следовало обольщаться, будто Фрэнк подходит для этой работы. Я думал, у него есть чувство локтя.
— Все в порядке, Смити. Вы не могли знать заранее.
— Знаете, я думаю, его подкосили парики. Он только что рассказывал. Был в Олд Бейли, увидел судей в париках и сдрейфил. И все равно он не должен был бросать вас вот так.
— Не важно. Его ничто здесь не удерживало. Вам с Ферди тоже разумнее удалиться.
— Мы точно вам больше не нужны?
— Точно. Банкет окончен.
— Тогда мы откланиваемся, — с облегчением произнес Смити. — Доброй ночи, мисс Уиллард.
— Доброй ночи, — рассеянно ответила Джил. Она думала не о Ферди и Смити, а смотрела на Горация так, будто с глаз ее наконец упала пелена.
— Мистер Эпплби, — сказала она. — Должна перед вами извиниться. Я заблуждалась на ваш счет.
— Да, мисс? Когда?
— Когда убедила Аду не выходить за вас замуж. Гораций вздрогнул, и краска медленно залила его лицо.
Глаза вспыхнули недобрым светом, и на мгновение показалось: сейчас он забудет, что воспитание не позволяет ему поднять руку на женщину. В своей полной приключений жизни Джил впервые оказалась настолько близка к тому, чтобы мужчина поднял на нее руку.
— Видите ли, мне не понравилась мысль, что она выйдет замуж за человека, которого могут в разгар медового месяца упечь на пять лет. Сами согласитесь, это неприятно. Я посоветовала ей немедленно разорвать знакомство. Сказала, что вы ее недостойны. Откуда мне было знать, что вы — Сидни Картон[57] и шевалье Байяр[58] в одном лице. Теперь я ваша самая восторженная поклонница.
Гораций вздохнул.
— Приятно слышать, — сказал он, — но, боюсь, что перемена в ваших взглядах несколько запоздала.
Джил не собиралась разделять этот пораженческий настрой.
— Ничуть. Сейчас я к ней пойду, и все недоразумения мигом устранятся. Я скажу, что для спасения ее жизни вы позвонили мистеру Бонду и спросили комбинацию, понимая, на что себя обрекаете, и ее мнение о вас разительно переменится. Она скажет, что в жизни не слышала ничего чудесней, и что это урок нам всем: не торопиться с вердиктом и не судить людей только за их отношение к чужому добру, пусть даже несколько неординарное. Кстати, делу помогло бы, если бы я могла добавить, что эта сторона вашей жизни — в прошлом. Можно?
— Конечно, мисс. Еще до сегодняшней ночи я подумывал, как говорится, уйти с ринга непобежденным, и теперь уверен, что это время настало. Я спел свою лебединую песню.
— Тогда ждите меня назад с хорошими известиями, — сказала Джил.
2
О чувствах Горация к Аде можно судить по тому, что, оставшись один, он не ринулся к сейфу, не схватил набитый деньгами чемоданчик и не устремился прочь с максимально возможной скоростью. Сидни Картон и шевалье Байяр могли бы так поступить, но, к чести Горация, подобная мысль даже не пришла ему в голову. Он стоял недвижим, жалея, что дверь в кабинет Майка такая толстая, и сквозь нее не доносится ни звука.
Он думал об Аде. Как нам известно, именно готовка впервые обратила его мысли в сторону флердоранжа и свадебного пирога, однако восхищение ее кулинарным искусством было лишь той искрой, от которой занялось пламя. С тех пор он настолько оценил другие ее достоинства, что сейчас был влюблен сильней, чем на заре юности, когда, двенадцати лет от роду, сходил с ума по девочке, изображавшей Золушку в пантомиме. Он был толст, лыс и немолод, а толстый, лысый немолодой человек не разбрасывается своим сердцем, и если уж отдает его, то навсегда. Он ясно сознавал, что без Ады его жизнь будет пустой.
Когда он примерно в двадцатый раз пришел к этому выводу, дверь открылась, и вышла Ада, а за ней Джил. Одного взгляда на Джил было довольно, чтобы понять — все тревоги напрасны. Она самодовольно улыбалась, как адвокат, чье красноречие вынудило присяжных вынести вердикт «Не виновен». Последние сомнения рассеялись, когда Ада сделала несколько шагов, подняла заплаканные глаза и бросилась к нему на шею с возгласом: «О, Гораций!», убедившим бы самых закоренелых скептиков.
Джил смотрела на них благожелательно. Она чувствовала, что слов от нее больше не требуется, да и не успела бы их сказать, поскольку на лестнице снова загремели шаги и вбежали Ферди со Смити.
Даже самый невнимательный наблюдатель отметил бы, что они чем-то взволнованы. Смити не замедлил объяснить причину своей ажитации.
— Шеф, — сказал он, без преамбулы переходя к тому, что адвокат назвал бы сутью, — здесь фараоны.
3
Именно в критические минуты такие люди, как Гораций, разворачиваются в полную силу. Опасность подстегивает их мыслительный процесс. На пятнадцать секунд он опешил, как всякий работающий грабитель, при последних словах, но слабость прошла, и он снова стал собой, гениальным тактиком, способным принимать решения на ходу.
— Слушайте, вы все, — произнес он на строгой начальственной ноте, — и не заставляйте меня повторять, на это нет времени. Если будете держаться спокойно и выполнять мои указания, все пройдет гладко. Смити!
— Шеф?
— Садитесь за этот стол!
— Сел.
— Ферди!
— Шеф?
— Садитесь вот за тот стол. Ада!
— Да, милый?
— Принеси пару гроссбухов и дай им ручки. А вы с мисс Уиллард берите блокноты и садитесь вот сюда.
— Ясно, солнышко. Чтобы казалось, будто мы проводим аудит.
— Верно, — ответил Гораций, радуясь, что Провидение послало ему невесту, которая не только готовит, как Эскофье,[59] но еще и соображает на лету. — Вы, Ферди и Смити, будете читать цифры, — сказал он, и тут в дверь позвонили. — Иду, иду! Кто там?
— Полиция.
— Минуточку. — Гораций открыл входную дверь. — О, добрый вечер, мистер Джессоп, — проговорил он, выражая изумление и радость от нежданной встречи с добрым знакомцем каждой нотой своего звучного голоса.
В банк суперинтендант Джессоп отправился по совету своего шурина Клода. Совет был преподнесен в невыносимо покровительственной манере, которая всегда его раздражала, однако саму мысль он был вынужден признать здравой. Узнав, что практически всех веллингфордских полицейских отрядили стеречь Мэллоу-холл, Клод недвусмысленно выказал презрение. Мой разлюбезный, ах, мой разлюбезный, сказал он, и выразил изумление, что суперинтендант не различил за стрельбой в Мэллоу-холле руку Чарли Йоста. Ясно, как день: Чарли поручил сообщнику палить по окнам Мэллоу-холла, зная, что хозяин первым делом вызовет полицию, после чего берег расчистится и можно будет не спеша ограбить банк. Если отправиться туда немедленно, возможно, удастся взять его с поличным. Не забывайте, присовокупил Клод, что он вооружен. Мне пойти с вами? Мой разлюбезный, не забывайте, что я тут на отдыхе.
Поэтому суперинтендант отправился осматривать банк в одиночку. Его неотвязно преследовала мысль о вооруженном преступнике, поэтому он с большим облегчением увидел в дверях безобидного дворецкого. Правда, присутствие дворецкого показалось ему странным, но, по счастью, Гораций тут же прояснил ситуацию.
— Входите, мистер Джессоп, — сказал он. — Мы здесь немножко заняты. Скоро ревизия, и мистер Бонд хочет, чтобы все было готово. Запарка такая, что приходится работать ночью. Даже я вынужден был зайти по поводу хозяйственных счетов. Ничего, если мы продолжим?
— Мой разлюбезный, ах, мой разлюбезный, — воскликнул суперинтендант, попирая закон об авторском праве. — Вижу, у вас пополнение.
— Да, кое-кого из старичков пришлось заменить, мистер Джессоп. Годы берут свое. Все мы не молодеем.
— Я никогда не видел, чтобы счетоводы работали в перчатках.
— Мистер Бонд хочет, чтобы бухгалтерские книги были идеально чисты.
Смити прочистил горло и обратился к Джил скрипучим голосом профессионального бухгалтера.
— Мисс Джонс?
— Сэр?
— Запишите следующие цифры. Семь, четыре, три, шесть, запятая два, девять. Пятьдесят, триста сорок один запятая семь, девять.
— Помедленней, мистер Каллахан.
— Восемь, пять, два, шесть запятая семь, четыре. Сложите, пожалуйста.
— Уже сложила. Два миллиона шестьсот тысяч восемьсот семьдесят четыре запятая ноль два.
— Верно.
— Она сложила все это
1
Майк, подобно Отелло, был в буре чувств.[60] Он обладал недюжинным умом, однако события этой ночи сбили бы с толку любого мыслителя. Когда молодой человек слышит от дворецкого, что он, дворецкий, грабит банк и его, молодого человека, секретарша заперта в сейфе, а прибыв на место, застает там свою невесту, ему можно простить некоторую растерянность. Он воззрился на Джил, и чувство, что все это происходит во сне, не покидавшее его с телефонного разговора, еще усилилось.
— Что… что… что?.. — спросил он.
— Я здесь делаю? — подхватила Джил. — Граблю банк, милый. Ты сам меня на это толкнул, если помнишь, — продолжала она, не обращая внимания на раздавшееся в ответ слабое блеяние. — Практически поручил мне это сделать. Сказал, твои финансовые затруднения разрешатся, если кто-нибудь ограбит банк, потому что ревизоры совершенно растеряются, разведут руками и подадутся в торговлю сеном, соломой и фуражом. Как видишь, все очень просто.
Под этим высказыванием Майк не подписался бы; он по-прежнему чувствовал, что многое требует объяснений. Одно, впрочем, было совершенно ясно. Эта девушка пошла ради него на чудовищный риск, поэтому Майк заключил ее в объятия и выразил благодарность потоком слов, многие из которых удивили его самого.
Он был изумлен и потрясен, услышав ее смех.
— Ничего смешного, — укоризненно сказал он.
— Я просто вспомнила про аудит.
— Про что?
Джил объяснила про аудит, и Майк согласился, что Гораций проявил изрядные смекалку и выдержку. Впрочем, он еще раз повторил, что горячо не одобряет всю затею.
— Так можно заикой на всю жизнь остаться.
— Это должна была сказать Ада!
Майк с ужасом осознал, что совершенно забыл про Аду. Он примчался сюда в тревоге за свою секретаршу, и начисто упустил ее из виду под влиянием более насущных забот.
— Где она? — спросил он, глядя на сейф, хотя рассудок подсказывал, что Джил не щебетала бы так беспечно, будь Ада по-прежнему внутри. — Эпплби ее отпер?
— Да, благодаря тому, что ты назвал ему комбинацию. Он только что ушел ее провожать. Они собираются пожениться.
Майк приложил руку ко лбу и удивился, что у него не жар.
— Собираются пожениться? — глухо повторил он.
— Да.
— Эпплби и Ада?
— Они самые.
— Ты уверена, что не перепутала имена?
— Не понимаю, чему ты так удивляешься. Разумеется, Ада его любит. Он спас ей жизнь с большим риском для себя — откуда он мог знать, что ты не выдашь его полиции? Ты ведь не выдал?
— Разумеется, нет. Так он правда грабил банк?
— Да, тут он тебя не обманул. Он и двое его милейших товарищей, Смити и Ферди, появились после того, как мы с Адой набили чемоданчик деньгами. Тебе трудно поверить, что он этим занимается.
— Есть отчасти. Несколько неожиданно для дворецкого.
— Он необычный дворецкий. Почему ты помрачнел?
— Думаю об Аде. Мне как-то не по душе мысль, что она выйдет за человека, который грабит банки.
— Ну, ты женишься на девушке, которая грабит банки. Он любит Аду, Ада любит его, а любовь движет миром, так что о чем тут тревожиться?
— Если отбросить то, что он мошенник, тебе не кажется, что он для нее староват?
— Кажется. Этот вопрос возник, когда он сделал ей предложение. Однако Ада так не думает. Кроме того, она решительно отрицает, что он слишком лысый и толстый. У Ады все будет тип-топ. И у нас с тобой все будет тип-топ. И вообще, как кто-то сказал, все будет тип-топ в этом тип-топейшем из миров.
— Да, мысль утешительная, но мне было бы приятней, если бы Эпплби не прихватил те деньги, которые вы с Адой упаковали в чемодан. Я собирался со временем вернуть их вкладчикам. Он ведь забрал их?
— Разумеется, нет. Мистер Эпплби считает, что теперь, когда он собрался жениться, ему следует бросить старые привычки.
— Так ты хочешь сказать, что чемодан здесь?
— В сейфе, где мы его и оставили.
— Тогда хватаем его и едем домой, а там где-нибудь спрячем.
— Превосходная мысль, — одобрительно произнес Гораций. — Именно это я намеревался посоветовать.
Он стоял на лестнице в подвал, по которой поднялся своей обычной бесшумной походкой, и Майк подпрыгнул, как ягненок по весне. Он был не расположен слышать внезапные голоса из-за спины, и слова Горация подействовали на его взвинченную систему, как взрыв бомбы. Разговор пришлось поддержать Джил.
— А, мистер Эпплби, — сказала она. — Вы благополучно проводили Аду?
— Да, мисс.
— Я рассказала Майку про вас и про Аду. Когда он выйдет из транса, вызванного вашим внезапным появлением, то поздравит вас. Верно, Майк?
— А?
— Ты хочешь поздравить мистера Эпплби, верно?
— Ах. Да. Да, конечно. Мои поздравления, Эпплби.
— Спасибо, сэр.
— Таких девушек, как Ада, поискать. Думаю, вы будете очень счастливы.
— Уверен, что так, сэр.
— Если сумеете не угодить в тюрьму.
— Да, разумеется, сэр. Это sine qua non.[61] Однако мне казалось, я слышал, как мисс Уиллард говорила о моем уходе от дел.
— Она права?
— Совершенно, сэр. Пора остепениться. Моя прежняя деятельность плохо совместима с семейной жизнью. Однако возвращаясь к вопросу о том, чтобы передислоцировать чемодан в Мэллоу-холл и отыскать ему подходящее укрытие, я рекомендовал бы не мешкать. Лучше всего поручить это мисс Уиллард, а мы с вами останемся, чтобы сообщить в полицию об ограблении. Вероятно, самый разумный ход — позвонить суперинтенданту домой. Отнести чемодан в машину?
— Нет, — отвечал Майк, возможно, с чрезмерной поспешностью. — Я справлюсь.