— Тэ-эк… — сказал он. — Тэ-эк. Ясно.
— Молодец, — похвалил его босс. — Значит, до пятницы. Бинго отыскал Пуффи.
— Старик, — взмолился он, — спаси человека!
— Зачем? — отвечал Пуффи. — Я людей не люблю. Да пусть хоть все перегибнут!
— Если я не отдам десятку в пятницу, — настаивал Бинго, — какой-то громила размажет меня по асфальту.
Пуффи немного оживился.
— Это хорошо. Да, неплохо. Можно сказать, прекрасно. И Бинго снова сел в автобус.
К обеду он одевался в большой печали. Да, через три месяца ему выделят денег, но швы-то будут раньше, если только швы. Мысли эти прервал звонок.
— Алле! — сказал женский голос. — Это Рози?
— Нет, — ответил Бинго, — это мистер Литтл.
— О, мистер Литтл! А я — Дора Сперджен. Можно попросить вашу жену?
— Ее нету.
— Пожалуйста, когда она придет, скажите ей, что я уехала на Корсику. Передайте ей привет, и пусть она не волнуется, брошку я послала заказной бандеролью в «Отель де Пари». Бегу-бегу! До свидания.
Бинго присел на кровать, чтобы все обдумать. По-видимому, эта кретинка так и не поняла, что Рози в Лондоне.
Ну что ж, это не страшно. Проблема в другом: когда брошка придет, отдать деньги букмекеру или попытать счастья в казино?
Утром, как обычно бывает, пришло озарение. Отдавать деньги этому субъекту никак нельзя. Что подумает Рози, узнав, что ее брошь участвует в азартных играх? Нет, нельзя, коту ясно. Путь один — в казино. Заходи и бери деньги.
А что до Герберта, он тоже не страшен. В ломбарде дали за брошку пять фунтов. Он просил-молил, они не уступили, но и то хлеб. Словом, посидев в кофейне, Бинго ровно к двум явился на поле боя.
Я никак не мог понять его пресловутую систему. Кажется, суть была в том, чтобы удваивать ставку не тогда, когда проиграешь, а тогда, когда выиграешь. Приходилось много писать, производя разные действия, но это окупалось. Доходы росли скачками, а всякие крупье имели очень глупый вид.
Трудно было одно: сперва надо выиграть, а это не получалось.
Даже у Пуффи Проссера характер лучше, чем у рулетки в Монте-Карло. Так и просится слово «садизм». Складывай, вычитай, но только ты поставишь деньги, все немедленно меняется. Бинго сразу попал в полный переплет.
Жалкие средства убывали, как заколдованные. Переменив тактику, он поставил на черное. И тут, в страшную минуту, он услышал:
— Ах, вот и ты!
За его плечом стояла Рози.
Сердце у него заскакало, как балерина с крапивницей. Позже он говорил мне, что принял жену за приведение. Попала в Лондоне под автобус и заглянула к мужу, как у призраков водится.
— О! — воскликнул он, словно играл на сцене.
— Я только что приехала, — радостно призналась Рози.
— А-а-а…
— Хотела сделать сюрприз, — все так же ликуя, пояснила она. — Понимаешь, Милли Принта сказала, что такой человек, как лорд Питер, ни за что не пойдет в казино. Если он играет, то в клубе. Я собралась послать тебе телеграмму, но Кэрри Мелроз Бопп растянула лодыжку, ланч отменили, и вот, я здесь. Как хорошо, мой кроличек!
Бинго задрожал от носков до галстука. Он бы не выбрал слова «хорошо». От жены не укрылось, что он похож на труп, оставленный под дождем дня на два.
— Что с тобой? — вскрикнула она.
— Со мной? — удивился он. — Ничего. Что ты имеешь в виду?
— Ты… ты не
Бинго не выпустил ее руки, да он и не смог бы. Что там, он не выжал бы сока из виноградины.
— Ну-ну… — выговорил он.
— О, Бинго!!!
— Ну-ну-ну…
— Ты меня простишь?
— Конечно. Хр-р… Конечно.
— О, Бинго! — глаза ее засияли. — Таких как ты на свете нет!
— Ты думаешь?
— Вылитый сэр Галахад. Другие мужья…
— Ах, что там! — сказал он. — Я понимаю такие порывы. Не испытываю, но — понимаю. В конце концов, что двести фунтов перед мгновением радости?
От полноты чувств он закричал бы, но это не дозволяется. Нельзя и запеть, воспротивится бармен, а то и посетители. Тут он увидел бутылку.
— Душенька! — сказал он.
— Да, дорогой?
— Вот, смотри. Я ставлю ее так. Теперь, если хранить равновесие…
БРЭМЛИ ТАК БОДРИТ!
Клуб «Трутни» созвал общее собрание, чтобы решить, где состоится ежегодная игра в гольф. Верх стала брать школа мысли, предпочитавшая морской курорт Брэмли, но Фредди Виджен с удивительным красноречием посоветовал собратьям не приближаться к заклятому месту на 50 миль. Он так живо создал образ земли, где царит закон джунглей, что Трутни пошатнулись и отдали голоса за Куден Бич.
Позже, в баре, начались обсуждения.
— Фредди не любит Брэмли, — сказал проницательный Трутень, стимулируя работу мозга джином с тоником «Ангостура».
— Может быть, — предположил Трутень-2, — дело в том, что он там учился.
Трутень-3, подошедший к ним, покачал головой.
— Нет, — сказал он. — Бедный Фредди очень там пострадал, в частности — утратил любимую девицу.
— Как, опять?
— Да. Странно… — заметил новый Трутень, вдумчиво попивая мартини. — Он постоянно влюбляется и постоянно теряет этих барышень. Поистине, чемпион. И в помолвках, и в потерях.
— Кто же его отверг на этот раз? — спросил один из Трутней.
— Мэвис Пизмарч, дочь лорда Бодшема.
— Чепуха! — возразил Трутень. — Она прогнала его гораздо раньше. Ты же сам рассказывал. Это было в Нью-Йорке, когда он случайно попал к дамочке в розовом халате.
Трутень кивнул.
— Верно. Как ты справедливо заметил, она его тогда прогнала. Но Фредди красноречив, если ему дадут время хорошо обработать свой рассказ. Вернувшись в Англию, он ей все объяснил, и она, так сказать, взяла его на поруки или, если хочешь, на испытание. Больше не провинится — и все, свадьба. Провинится — полный разрыв.
Таким было положение дел, когда Мэвис сообщила, что едет с отцом к морю, в Брэмли, где остановится в отеле «Манифик».
Конечно (продолжал Трутень) Фредди решил поехать туда же и приложил всю силу ума к тому, чтобы это обдумать. С одной стороны, противно тратить деньги на дорогой отель, с другой — его гордая душа противилась пансиону. Он оказался бы в тупике, если бы не узнал, что именно на этот курорт собираются Бинго Литтл с женой, чтобы их сын глотнул озона. Вероятно, вы видели плакаты «Брэмли так бодрит!» Родителям это важно. Ободри свое дитя, и твое дело в шляпе.
Фредди мигом добился приглашения и через несколько дней приехал на курорт в двухместной машине, с чемоданом. Чемодан он сдал, машину загнал в гараж, поцеловал юного Литтла и стал устраиваться.
Многие отказались бы жить рядом с младенцем, но компанейский Фредди быстро с ним подружился. Он регулярно водил его к морю на пляж, где Литтл-младший прилежно делал куличики. И в один солнечный день их застала там откормленная блондинка.
— Он строит песочный замок? — спросила она с милой улыбкой.
— Как вам сказать… — ответил Фредди. — Он думает именно так, но, на мой взгляд, постройка ненадежна.
— Зато ему хорошо.
— Это да.
— Какая погода!
— Это верно.
— Интересно, который час?
— Ровно одиннадцать.
— Ой! Бегу, а то опоздаю. У меня свидание в пол-одиннадцатого.
Вот так вот, случайная встреча, в чисто курортном духе, стыдиться совершенно нечего. Подчеркиваю «нечего», так как блондинка играет большую роль в последовавших бедах. Фредди с самого начала был чист, как свежевыпавший снег. Сэр Галахад мог бы у него поучиться.
Дня через два он получил открытку, сообщавшую, что Мэвис с отцом уже в отеле. Соответственно, он сел в машину и отправился туда в немалом волнении, собираясь выманить ее на прогулку и выпить с ней где-нибудь чаю.
Проект провалился сразу. По словам ее отца, Мэвис повела в школу младшего брата, которого звали Уилфрид.
— Он был тут к завтраку, — сообщил лорд.
— Неужели? — отозвался Фредди. — Я думаю, не очень вкусно, а?
Довольный своим остроумием, он засмеялся, но понял, что шутка пропала втуне, а там и припомнил, что лорд Бодшем славится суровостью и даже зовется в своем кругу Грозой Восточных графств.
— Значит, он в школе? — быстро поправил Фредди свою ошибку.
— Да. У святого Асафа. Там директором мой школьный друг, преподобный Обри Адджон.
— Однако! — воскликнул Фредди, удивляясь тому, как мал этот мир. — Я тоже учился у св. Асафа.
— Да?..
— Абсолютно! Отбыл три года, от звонка до звонка, а потом уж поступил в Итон. Что ж, я пойду. Передайте привет Мэвис. Скоро заскочу. Пип-пип.
Он сел в машину и с полчаса ездил по Брэмли, не зная, что делать. Лишь оказавшись в чаще пансионов, называвшейся Марина-кресчент, он заметил, что творится что-то странное.
К машине приближалась откормленная блондинка. Фредди не придал этому значения, разве что подумал: «А, эта тетя, с пляжа!», но она припустила галопом, издавая звук, похожий на рычание льва, гоняющегося за жертвой. Из переулка тем временем выскочил пожилой субъект, который, судя по виду, мог быть капитаном, или москательщиком, или еще кем-нибудь в том же роде.
Фредди удивился. Он знал, что Брэмли бодрит, но не до такой же степени! Повернувшись, чтобы лучше все увидеть, он удивился еще больше, ибо блондинка достигла машины и открыла дверцу.
— Скорей! — воскликнула она, садясь рядом с ним.
— Скорей? — переспросил он. — В каком смысле? Развить тему не удалось, так как подбежал субъект с усами и выдернул блондинку из машины, словно улитку из ракушки.
Блондинка вцепилась во Фредди, Фредди — в руль, субъект — в блондинку, и на какое-то время эта цепочка замерла. Потом послышался треск: блондинку от Фредди оторвали.
Субъект сурово глядел на него.
— Здесь люди, — сказал он, — а то бы я вас высек. Если бы у меня был кнут.
С этими словами он увел со сцены блондинку. Нетрудно представить, что Фредди ничего не понял и пребывал в растерянности.
Из машины его почти вытянули, и он вылез совсем, чтобы посмотреть, не поцарапан ли кузов. К счастью, все было в порядке. Опершись о капот, он собирался закурить, когда услышал голос любимой девушки.
— Фредерик! — сказала она.
Позже он рассказывал мне, что подскочил на 6 футов, но я думаю, что это преувеличение. Дюймов на восемнадцать[86] — пожалуйста. Но не в том суть. Он прыгнул достаточно высоко, чтобы местные жители, глядевшие из окон, приняли его за танцовщика, отрабатывающего новое па.
— О, здравствуй! — сказал Фредди, как можно веселей и беспечней, но тут же понял, что это ему не удалось. Мэвис смотрела строго, что ему не понравилось. Взор ее был холоден, губы — сжаты. Словом, каждой порой она выделяла ту пуританскую суровость, из-за которой соседи избегали ее отца.
— Вот и ты! — продолжал тем не менее Фредди, уповая на беспечность.
— Да, — отвечала Мэвис.
— И я тут, — сообщил Фредди.
— Вижу, — признала Мэвис.
— Думал, приеду сюда, а ты удивишься.
— Я и удивилась.
Мэвис издала звук, напоминающий треск разрываемого паруса, а потом спросила:
— Что это значит?
— А?
— Эта особа.
— Ах, особа! Ясно-ясно. Значит, особа. Поразительно,