— О чем задумалась, Шерил?
Голос Сидни, неожиданно прозвучавший за спиной, заставил ее вздрогнуть.
— Думаю, не приготовить ли чай… или кофе… Когда тебе надо возвращаться?
— В восемь у меня операция. Но чаю с удовольствием выпил бы.
Теперь она знала, что Сидни предпочитает оперировать рано утром или вечером. Впрочем, подумала Шерил, в операционной, хоть и оснащенной кондиционерами, наверное, бывает жарко и вечером.
Все ее тело напряглось, когда Сидни приблизился и, опершись о раковину, оказался совсем рядом. Когда-то это не смущало Шерил: в иные времена, стоило им остаться наедине, их тотчас притягивало друг к другу — сначала нежностью, а потом и вспыхнувшей страстью.
— Итак, где же вся эта стряпня, которая помешала тебе присоединиться к нам? — спросил он.
В голосе Сидни не было и намека на издевку или насмешку. Он улыбался вполне открыто, и это помогло Шерил немного расслабиться. Во всем его облике было что-то мальчишеское — выцветшие джинсы, футболка — ничего общего с облачением хирурга, которое разительно меняло внешность Сидни.
— Подожди, скоро увидишь, — ответила она. — Будет подан настоящий английский чай.
— Правда? С настоящими ячменными лепешками и кексом с изюмом? — уточнил Сидни, воспроизводя интонации сына, когда тот чем-то бывал страшно доволен.
Шерил лишь кивнула, вдруг почувствовав волнующе знакомое ощущение его близости, всем телом, всей кожей вспомнив восхитительные ласки этих загорелых рук, прикосновения этих длинных красивых пальцев.
— Мои адвокаты не совсем довольны, — резко переменил Сидни тему. — Они…
— Ради Бога! — в отчаянии воскликнула она.
Твердо отвергнув предложение вступить в брак, Шерил меньше всего ожидала, что Сидни не успокоится и пойдет на все, лишь бы она переменила решение и он впоследствии обрел законного наследника. Отказ Шерил не помешал ему и дальше искать пути, которые приведут к желаемому. Теперь вот еще и адвокаты! Он впервые заговорил о них, и Шерил с большим трудом удалось подавить волну паники, грозившую накрыть ее с головой. В первый момент у нее еще была надежда, что ко всему этому можно отнестись как к неудачной шутке. Хотя интересно, ядовито подумала она, что Сидни будет делать, если окажется, что я опять беременна?
— А что касается адвокатов, на твоем месте я бы на них не тратилась. Уж если некому больше оставить фамильные драгоценности Спенсеров, завещай их Сидди.
— Этот путь еще сложнее, гораздо сложнее, чем ты думаешь, — заверил Сидни. — Ведь «фамильные драгоценности», о которых ты говоришь так небрежно, совсем не безделушки. Тебе придется признать тот факт, что я человек омерзительно богатый.
— И это мешает тебе взять лист бумаги и выразить свою волю? — спросила она довольно резко, ибо слова о богатстве пробудили у Шерил воспоминания о далеко не лучших ее днях.
Он хмуро посмотрел на нее.
— Новозеландские законы совсем не то же самое, что австралийские.
— Мне плевать, какая между ними разница. Я уже говорила тебе, и не раз, что не желаю обсуждать этот предмет.
— Шерил…
— Ради Бога, давай оставим это!
— Ну хорошо, хорошо. Я ведь просто зашел узнать, получим ли мы свой чай со сливками и клубничный джем с ячменными лепешками.
Он так улыбнулся, что сердце Шерил забилось быстрее.
— Да, сэр, вы все это непременно получите.
Шерил отвернулась от его пытливого взгляда, дабы скрыть вспыхнувший на щеках румянец, и начала составлять на поднос все необходимое для чайной церемонии.
— А может, нам посоветоваться с Сидди? — спросил Сидни.
Шерил почувствовала, что кровь стынет в жилах.
— О чем это?
— Да о том, нужно ли нам жениться.
— Даже и не думай об этом! — Она гневно повернулась к нему. — И вообще это отвратительно! Невозможно понять, когда ты шутишь, а когда говоришь серьезно…
— Мама, за что ты ругаешь папу?
Услышав голос сына, Шерил вздрогнула от неожиданности, обернулась и увидела, что Сидди направляется к ним. Она протянула руку, чтобы потрепать малыша по волосам, и натолкнулась на руку Сидни, собравшегося сделать то же самое.
— Он что, плохо себя вел? — озабоченно спросил Сидди.
— Твоя мама так думает, — тихо ответил Сидни. — Но она ошибается. Просто я иногда позволяю себе глупые шутки, которые ей не нравятся. — Он выразительно взглянул на Шерил. — Так что поверь, дорогая, это была лишь глупая шутка.
— Ладно, если ты пообещаешь, что это больше не повторится, — проворчала Шерил с серьезностью, которую, как она знала, Сидди должен оценить, — то можешь получить свой чай со сливками.
Она повернулась, чтобы взять поднос, и уголком глаза заметила, как Сидди подталкивает отца локтем.
— А, да… Я обещаю, — покорно сказал Сидни и даже умудрился привнести в свой тон нотку раскаяния.
— Ты же обещал мне больше не упоминать об этом! — возмущенно воскликнула Шерил спустя несколько дней.
— Нет, я обещал не упоминать о консультации с Сидди, — безмятежно возразил Сидни, стоя на газоне возле дома Леоноры и наблюдая, как Сидди заволакивает в его автомобиль целый тюк вещей. — Послушай, сынок, мы ведь везем маму не на сафари, а на обычную прогулку на катере. Так что тащи-ка ты все это обратно в дом.
Пока ребенок выполнял распоряжение, Сидни уселся на водительское место, с загадочным выражением лица взглянул на свою опасливо настороженную пассажирку и добродушно сказал:
— Хорошо, сегодня мы отдыхаем, я не буду удручать тебя тонкостями новозеландского законодательства.
На губах Шерил промелькнула слабая тень улыбки.
Глаза Сидни посерьезнели, дыхание стало сбивчивым, что весьма обеспокоило и смутило Шерил. Впрочем, сожалеть о своем согласии на сегодняшнюю прогулку было уже поздно. Согласившись принять участие в этой экскурсии, Шерил с первого момента знала, что ей будет нелегко, но явное удовольствие, которое получал Сидди от присутствия матери несколько смягчало ситуацию.
Когда они подъехали к пристани, лицо мальчишки сияло от счастья, он выскочил из машины и помчался по пирсу, все время оглядываясь и удивляясь неторопливости родителей.
— Мама! Папа! Почему вы идете так медленно?
— Какой прелестный малыш, — заметила какая-то женщина, проходившая мимо.
— Что ж удивительного? — отозвалась ее приятельница. — Ты только посмотри на его очаровательных родителей!
Шерил услышала тихий смешок Сидни и, обернувшись, всмотрелась в дразнящую темноту его глаз.
— А что, в самом деле, разве мы не очаровательны? — спросил он.
Рассмеявшись, он догнал нетерпеливо поджидавшего их сына и взял его за руку.
Сначала, когда Сидни завел мотор и катер помчался прочь от пристани, Шерил с тревогой следила за Сидди, страшась его повышенной активности.
Ее тревога несколько унялась, когда Шерил поняла, что Сидни прекрасно справляется с управлением. Катер шел плавно, без рывков, и Шерил позволила себе немного расслабиться, радуясь свежему ветерку, овевающему прохладой лицо и играющему с волосами. Она то и дело посматривала на Сидни и Сидди, и любовь к ним переполняла ее сердце.
Сложением малыш весьма походил на отца. Уже сейчас было видно, что, стоит Сидди вырасти, он будет таким же стройным и широкоплечим, как его отец. Когда Сидни скинул футболку, Шерил глаз не могла отвести от его сильной стройной спины, мучительно четко вспомнив, как ее руки ласкали это совершенное создание природы. Она перевела взгляд на сына, который, обожающе глядя на отца, с огромным удовольствием повторял все его действия. Конечно же Сидди тоже стащил с себя футболку, и от этого милого обезьянничества у Шерил перехватило горло.
Как можно жить на качелях, летая от любви к ненависти и обратно, спросила она себя и задумалась, надолго ли ее хватит. В конце концов надо признать, что ревность не последнее из того, что ее мучило, ибо не только Сидди обожал Сидни, но и Леонора выказывала ему полное свое расположение. Да нет, дело даже не в их любви к нему… Гораздо больше Шерил раздражала безусловная любовь к ним Сидни. Если бы только он не терзал ее своими нелепыми брачными предложениями, она, возможно, нашла бы какое-то средство совладать с собою.
И Шерил грустно покачала головой, будто сознаваясь себе в собственном ребячестве. Впрочем, все это не имело бы столь огорчительного значения, если бы она не любила его и если бы не подозревала, что вновь беременна.
И тут Сидди, будто почувствовав, что его мамочке это нужно, обернулся и послал ей воздушный поцелуй. Шерил ответила сыну тем же, и сердце ее сжалось при воспоминании о страхе, пережитом ею в первые дни его болезни. Неважно, насколько непреодолимыми кажутся все другие ее проблемы, когда самое худшее, связанное со здоровьем ребенка, позади. И Шерил с неизбывным восторгом и удивлением вновь ощутила это чудо — маленькие теплые ручки, обвившиеся вокруг ее шеи, горячая щечка, прижавшаяся к ее щеке, и быстрые, порхающие как бабочки слова любви, сказанные шепотом.
Потом она с умилением взирала на личико малыша, повернутое к отцу, и на лицо Сидни, склонившегося к ребенку и говорящего ему что-то чуть ли не в самое ухо, поскольку ветер подхватывал и уносил слова вдаль.
И вдруг отец и сын одновременно обернулись к ней, так радостно и бурно смеясь, что было видно: им хочется и ее заразить своим весельем. Улыбаясь им, Шерил осознала бесконечную сложность человеческого разума, способного вместить в себя и радость, и отчаяние одновременно.
Не раз и не два в течение этого дня Шерил оказывалась свидетельницей безумно буйного единения Сидни и Сидди и не могла не видеть, насколько сильно привязался Сидни к малышу за столь короткое время.
Восхищенно проследив за тем, как ловко малыш перебрался с катера на причал, Шерил неторопливо собрала в корзину остатки ланча, затем принялась за небрежно брошенные футболки, бутылки из-под фруктовой воды и прочие вещи, разбросанные по всему катеру. Аккуратность явно не входила в курс лекций, читаемых Сидни сыну.
— Мама, эти люди хотят поговорить со мной, — возбужденно окликнул ее Сидди. — А еще они хотят меня сфотографировать, и у них столько камер!
Шерил выпрямилась, откинула с лица пряди волос и недовольно поморщилась, завидев группу людей с камерами, направленными на нее. Но одна камера заставила ее по-настоящему запаниковать, ибо охотилась исключительно за Сидди, а неразумное дитя с удовольствием позировало и отвечало на задаваемые вопросы.
— Шерил, в чем дело? — тихо спросил Сидни. — Неужели журналисты собираются использовать малыша, чтобы создать еще одну дешевую сенсацию?
— О, Сидни! — в отчаянии вскричала Шерил. — Ведь они даже не знали о его существовании!
Одним сильным движением Сидни перескочил на причал и оказался рядом с патлатым типом, который еще быстрее принялся щелкать затвором фотоаппарата, снимая ребенка.
— Папа, давай мы… — начал было Сидди, но рука отца, бесцеремонно зажавшая малышу рот, не позволила ему договорить.
— Шерил, пошли! — властно распорядился Сидни, подхватил ребенка и двинулся сквозь толпу репортеров, будто ледокол через льды.
Шерил заторопилась следом, стараясь не отставать и полностью игнорируя протянутые к ней руки и град вопросов.
— Мисс Джонс, где вы скрывали своего ребенка?
— Это дитя любви?
— Кто его отец?
Один голос из хора голосов привлек ее внимание.
— Его лицо мне знакомо… Уже не тот ли это хирург? Как его?.. Спенсер! Шерил, неужели вы надеялись сохранить это в тайне?!
— Оставьте ее в покое! — взревел Сидни и, схватив Шерил за руку, выдернул ее из толпы и прижал к своей обнаженной загорелой груди.
Она обернулась и, чувствуя себя защищенной в сильных объятиях Сидни, вызывающе бросила онемевшим писакам:
— Это никогда не было тайной! Я и не думала отрицать, что у меня есть сын. Просто никто из вас не догадался спросить меня об этом.
Сидни, решив, что сказано достаточно, втолкнул Шерил в ослепительно темный — после солнца — салон автомобиля.
Мощная машина взяла с места в карьер, набирая скорость под яростным напором своего владельца.
— Они хотели сфотографировать нас всех вместе, — заговорил Сидди, хотя его было почти не слышно из-за рева мотора. — Это было бы так красиво. Почему вы?..
— Успокойся, пожалуйста, — одернул его Сидни.
Мальчик издал преувеличенно громкий вздох протеста, но повиновался.
— Сидни, — начала Шерил, и голос ее звучал напряженно. — Прости меня, пожалуйста. Я…
— За что тебе извиняться?
— За то, что втянула тебя и Сидди в этот… в это безобразие, — ответила Шерил, нервно вцепившись в сиденье и молясь, чтобы Сидни снизил скорость, пока кого-нибудь не сшиб.
— Согласись, я давно уже в это втянут, так что тут ничего не поделаешь. — Он мельком взглянул на нее, и выражение его лица заметно смягчилось. — Шерил, ты не должна защищать меня… Хотя один Бог знает, как они умудрились столько лет оставаться в неведении. Сидди, как ты считаешь, не стоит ли нам пригласить маму и бабушку куда-нибудь пообедать?
— А куда, папа? В настоящий ресторан, да?! — тотчас заинтересовался Сидди.
— В самый настоящий из всех ресторанов на этом острове, — с усмешкой ответил Сидни, сворачивая к дому Леоноры. Но его усмешка тотчас преобразилась в протестующий смех, поскольку две жаркие ручонки обхватили его за шею, и мальчик принялся целовать своего замечательного папочку. — Сидди, никогда больше так не делай, когда папа за рулем, — отчитал мальчика посерьезневший Сидни, затормозив.
— Хорошо, папа.
— Это очень, очень опасно, — строго сказал Сидни и вдруг с радостным воплем перетянул малыша к себе на переднее сиденье и крепко его обнял.
Входя следом за ними в дом, Шерил все еще была взволнована картиной этой спонтанно выраженной любви. Сидни мог быть недоступным, держаться отчужденно, но в роли отца он забывал о снобских манерах, становясь милым и простым человеком, и за одно это Шерил готова была простить ему и прошлое, и настоящее.
— Хоть я и наслышана, Сидни, что вы прекрасный хирург, — улыбаясь, сказала Леонора, когда они втроем сидели в патио за послеобеденным кофе, — но и представить не могла, что вы так хорошо разбираетесь в детской психологии.
Шерил и Сидни с удивлением воззрились на нее.
— Не знаю почему, — продолжала Леонора, — но мне не очень-то понравилось, что вы объясняете ребенку все подробности предстоящей операции. Словом, когда Шерил рассказала мне, что вы посвятили Сидди во все тонкости его болезни, не скрою, мы обе были весьма огорчены. Но, поговорив на следующий день с Сидди, я поняла, что, если бы не вы, малышу было бы гораздо страшнее.
— Ну, тут надо благодарить самого Сидди, — развел руками Сидни. — У меня не так много опыта общения с детьми. В целом, признаюсь, они меня даже пугали. Но Сидди оказался невероятно смышленым и храбрым парнишкой. Удивительно, какой у него пытливый ум. А главное, он не боялся задавать самые тревожные вопросы и не успокоился до тех пор, пока не выпытал у меня все, что его…
Не договорив, он вскочил и бросился к Леоноре, которая начала задыхаться.
— Леонора, что с тобой? — встревожилась Шерил, видя, что Сидни, оказавшись возле задыхавшейся женщины, не знал что делать. — Бедняжка моя, ты не?..
Она умолкла, не веря своим глазам: Леонора задыхалась от смеха.
— Ох, простите меня… Садитесь, Сидни… Пожалуйста… — не в силах унять приступ смеха, просипела женщина, вытирая набежавшие на глаза слезы. — Ну и зрелище… Это надо же! — И она вновь зашлась в смехе. Наконец, успокоившись, договорила: — Шерил сидит и кивает, в полном согласии с вами, пока вы, Сидни, в совершенстве изображаете любящего папашу.
— Я? — недоуменно спросил он. — Я изображал? Да я и в самом деле его люблю!
На лице Сидни появилось такое растерянное выражение, что обе женщины дружно рассмеялись.
— Знаете, леди, вы обе слишком привыкли к мальчику, присмотрелись, — Сидни перешел из обороны в нападение. — А мальчик этот нечто особенное… — Сидни умолк, с нарочитым терпением ожидая, когда женщины успокоятся. — У тебя, Шерил, есть все основания гордиться тем, как он справился с болезнью. Я хотел сказать, вы обе можете гордиться…