Нора все и всегда делала на глазок; готовила она не слишком хорошо, если не сказать ужасно, но если что-то ей и удавалось, то это выпечка. Роджер, тщеславная скотина, всегда слишком пекся о своей внешности, чтобы есть торты и печенье. Ему льстило внимание восхищенных женщин, он каждый раз поправлял волосы и делал вид, будто ничего не замечает, но Нора не сомневалась, что в ее отсутствие он все прекрасно замечал.
— Это кто тщеславная скотина? — заинтересовался Билли.
Войдя в дом, он так и не сдвинулся с места — стоял, прислонившись к сетчатой двери, и накручивал на палец волосы.
— Никто, — отрезала Нора, — И не смей говорить «скотина», — добавила она, обернувшись к нему и потрясая в его сторону противнем.
У Билли была одна особенность: он видел людей насквозь, словно стеклянных. К счастью, он никогда не улавливал мысли целиком, лишь бессвязные обрывки, и все же Нора никогда не знала наверняка: произнесла она что-то вслух или Билли своими антеннами уловил то, о чем она только подумала.
— Пойди займись чем-нибудь, — велела Нора.
Зажав нос, она сняла с плиты кастрюлю с бурой дрянью и вывалила ее в раковину.
— Тут нечем заняться, — сказал Билли.
Нора видела, что он положил глаз на забытый миссис Оливейрой коробок спичек.
— Даже не думай об этом, — предупредила она и предложила: — Пойди приберись у себя в комнате.
Билли застонал, но отправился в столовую. До него донесся голос матери: она спрашивала одного из грузчиков, выгрузили ли уже ее посвященную Элвису коллекцию, которая, если не считать видавшего виды плюшевого дивана, была, пожалуй, самой большой их ценностью. Гостиная и столовая представляли собой единое Г-образное помещение. С потолка свисала паутина, а подоконники и корпус вентилятора, вставленного в одно из окон, покрывал тонкий слой белой пыли.
Дальше по коридору располагались ванная и три небольшие спальни. На полу самой маленькой из них были свалены рейки от колыбельки Джеймса, а в самой большой громоздились горой чемоданы Норы. В третьей комнате, окна которой выходили на улицу, Билли обнаружил свои ковбойские сапоги и глобус; он светился в темноте, если подключить его к розетке. Из окна виднелись совершенно одинаковые дома на другой стороне, их «фольксваген», кое-как припаркованный у обочины одним колесом на газоне, и азалии, посаженные миссис Оливейрой. Билли уселся на пол у стены. Он думал, что не устал, но стоило ему склонить голову, как он мгновенно уснул. Пока мальчик спал, паучок на потолке выпустил тончайшую шелковистую нить и, спустившись по ней со своей паутины, в два счета оказался у Билли в кармане рубахи.
В отличие от большинства мам, мать Билли верила, что пауки приносят удачу. Она всегда закрывала глаза, собираясь с духом, прежде чем заставить себя вооружиться шваброй, обмотанной полотенцем, и отправиться снимать паутину. Ей самой удача улыбалась нечасто, зато она знала про нее почти все. Она знала, что, если замотать паутиной порезанный палец, кровь перестанет течь. Чтобы изгнать призраков, нужно поставить в доме блюдечко с солью. Три дождливых дня кряду — к чьему-то приезду. А если — эту примету Нора проверила на себе — муж разговаривает во сне, это к измене.
Не обращая внимания на царивший вокруг разгром, Нора продолжала возиться с тестом и перерыв сделала лишь для того, чтобы приоткрыть окна и проветрить дом, а также выписать чек грузчикам. Набившись в кухню, они, онемевшие от аромата ванили, во все глаза следили за кончиком Нориного языка, который она высунула, расписываясь на чеке. Когда рабочие удалились и первая порция печенья была вынута из духовки, Нора стряхнула с рук остатки муки и вытащила Джеймса из манежа.
— Па-па, — произнес Джеймс.
— Пожалуйста, — попросила Нора, — не произноси вслух этого слова.
Беда в том, что Нора продолжала бы и дальше терпеть Роджера, если бы он сам не ушел от нее. Роджер мог починить протекающую крышу и знал, с какой стороны подойти к отопительному котлу. И разумеется, если бы Нора до сих пор была замужем, она могла бы сказать себе, что не одинока.
Малыш потянулся к ее груди, и Нора присела, чтобы покормить его. Пора уже переводить ребенка на смесь, подумала она. Он требовал грудь в самых неподходящих местах: то в продовольственном магазине, то на почте, да и вообще всякий раз, когда бывал чем-то огорчен. Нора прислонилась к краю старого кухонного стола и сбросила туфли на высоких каблуках. Малыш причмокивал, насыщаясь; он был теплый, разомлевший и сонный. Когда младенец спокойно засыпает в новом доме, это добрый знак — никто не поспорит.
Нора осторожно стянула с пухлых младенческих ножек желтые пинетки, и малыш, зачмокав еще усердней, поджал пальчики на ногах. Ему исполнилось уже десять месяцев, и всякий раз, когда у него резался очередной зуб, Нора мазала ему десны виски и плакала, думая о том, что скоро он перестанет быть малышом. Когда Джеймс уснул, раскинув ручки и приоткрыв рот, Нора переложила его в манеж и прикрыла махровым кухонным полотенцем, потом отправила в духовку вторую порцию печенья и плотно закрыла дверцу.
Где-то мяукал Мистер Поппер. Нора обнаружила его в гостиной: он сидел на кондиционере. Кот запрыгнул ей на плечо и оставался там, пока Нора обходила дом, переступая через коробки с кастрюлями и сковородками, зимними сапогами, коллекцией в честь Элвиса и проигрывателем, в котором не мешало бы сменить иглу. Детская требовала покраски, унитаз тек, а кровать Норы, похоже, грузчики повредили. Нора протянула руку и погладила Мистера Поппера. На пороге третьей спальни она остановилась и увидела спящего Билли: он уткнулся лицом в сложенные руки, и волосы у него на голове стояли дыбом, наэлектризовавшись от пыли, которая успела скопиться в доме. За окном неумолчно шумело Южное шоссе, точно сверчок где-то за плинтусом.
Поездка так утомила детей, что Нора не стала их будить. Она вымыла пол в ванной и развесила в шкафу свои платья и шерстяное полупальто. Время шло к ужину. Выйдя на задний дворик, Нора собиралась выкурить сигарету, когда вернулись вороны и немедленно подняли адский шум. Они каркали, роняли перья, а потом принялись собирать камни и швырять их вниз, один за другим, так что они застучали по доскам садового стола, точно град. Нора прикрыла глаза и докурила свою сигарету. С птицами следовало держать ухо востро: они могли приносить как удачу, так и неудачу. Поэтому она некоторое время выжидала, а потом, поняв, что ей нужно, направилась к тому месту, где рос виноград. Пурпурные гроздья усеивали весь двор, и Нора внимательно смотрела под ноги, чтобы не наступить на них, пока устанавливала ржавую приставную лестницу, которую не успел убрать мистер Оливейра. Затем она вернулась в дом; малыш заворочался во сне и принялся сосать большой палец. Нора взяла жестянку с солью и бесшумно выскользнула обратно во двор.
Поток машин на Южном шоссе напоминал реку. Нора принялась карабкаться по лестнице и, когда ее макушка сровнялась с крышей, увидела, что водосточный желоб забит сосновой хвоей и палой листвой. Нужно что-то делать с этим, пока не наступила зима, пока небо не пожелтело и крышу не засыпало новыми листьями. Одной рукой Нора ухватилась за желоб, чтобы не упасть, а другой начала бросать соль вверх, на крышу. Вороны сбились в кучку на трубе и принялись кричать, точно безумные.
— Давайте кричите громче, — сказала им Нора, ведь ей нужно было, чтобы никто не мешал ее детям спать.
Вороны скорбно закаркали, глядя на нее, потом снялись с крыши и полетели к югу, в сторону шоссе. Хвосты у них были припорошены белым, и они носились туда-сюда, пока соль с их хвостов не осыпалась на асфальт, точно снег.
Убедившись, что избавилась от птиц, Нора спустилась и попробовала виноград. Он оказался на удивление сладким, таким сладким, что у нее молоко прилило к груди. Она ощущала зов новой луны, которая должна была взойти над ее крышей всего через несколько часов. Нора облизала пальцы и порадовалась, что вороны не успели отложить яйца, иначе она ни за что не прогнала бы их.
Пока Билли снилось, как он играет в мяч на дорожке, ведущей к дому, а малыш ворочался под кухонным полотенцем, постепенно просыпаясь, Нора вернулась в кухню, начисто вытерла стол и приготовила Джеймсу растворимую рисовую кашу. При первой же возможности она намеревалась обзавестись поваренной книгой и узнать у соседок их любимые рецепты, но сегодня просто вытащила две глубокие зеленые тарелки, насыпала в них глазированные кукурузные хлопья и залила молоком. Потом, после того как дети поели, попробовали печенье, которое она испекла, а она вымыла ванну и выкупала обоих, Нора застелила свой матрас чистым бельем, прямо на полу, где его оставили грузчики. Детей она взяла к себе в постель — сама не зная толком, ради чьего спокойствия, а поскольку занавески повесить она пока не успела, из окна спальни были видны звезды. Скоро Нора будет готовить детям на обед запеканку из макарон с сыром, а во дворе у них будут расти хризантемы и подсолнухи. Она найдет няню для Джеймса и бейсбольную секцию для Билли и постарается не забывать каждый день в три часа поить детей какао с молоком. И если понадобится, она будет повторять рецепт рисового пудинга, пока не заучит его наизусть.
2 СЛАДКИЕ СНЫ
Эйс Маккарти проснулся с ощущением, что у него горит все тело, а грудь готова разорваться. Он спустил ноги на пол и уселся, обхватив голову руками, когда это не помогло, он подошел к шкафу, вытащил из припрятанной на полке пачки сигарету и закурил ее, хотя руки у него тряслись, будто под порывом ветра.
Из соседней комнаты доносился храп Святого. За окном шумело шоссе и шелестел листьями клен. Эйс выпустил в окно струйку дыма и прищурился, глядя, как она тает в воздухе. Все лето он работал вместе с отцом и братом на бензоколонке, и теперь под ногтями у него было черным-черно от намертво въевшегося масла. Его темные волосы были длиннее, чем того хотелось бы его отцу, а глаза казались озерцами непрозрачной зеленой воды. Он мог заполучить любую девчонку, какая только приглянется, и они позволяли ему куда больше, чем он рассказывал Дэнни Шапиро. Несмотря на свою страсть к скоростным автомобилям и черным кожанкам, Эйс не был склонен к бахвальству. Святой привил ему благопристойную сдержанность — качество, которого его братец Джеки, способный сообщить первому встречному о том, что к своему совершеннолетию твердо намерен стать миллионером, был начисто лишен.
Без ложной скромности, в этом году Эйс рассчитывал получить все, к чему стремился. Он почти накопил денег на машину своей мечты — карамельно-красный «шевроле бель-эйр», который собрался продавать один из друзей Джеки. А когда он в этом году переступит порог школы, в ней больше не будет парней постарше, способных затмить его. Едва он появится в коридоре, все девчонки чуть шеи себе не вывихнут, глядя ему вслед. Учителя, которые спят и видят, как бы избавиться от него, перестанут придираться и сами сделают все, чтобы он наконец окончил школу.
Сегодня днем, думая о своем последнем школьном годе, Эйс чувствовал себя королем. Они с Дэнни автостопом добрались до Лонг-Бич и сидели под дощатой эстакадой, потягивая пиво и слушая транзисторный приемник, а потом отправились купаться и плавали, пока волнами из них не вымыло весь хмель. Они были закадычными друзьями с того самого дня, как Дэнни появился в поселке и они подрались на лужайке перед домом Шапиро. Дэнни казался ему ближе родного брата, Джеки. И все же сейчас, стоя один в своей комнате, Эйс не чувствовал ничего, кроме обиды. Через год Дэнни будет учиться в колледже, даже если у него вдруг не хватит мозгов самостоятельно поступить куда хочется, его возьмут по квоте для спортсменов. А для Эйса это будет последний хороший год — он понимал это. Ничего больше ему в жизни не светит. В следующем году, когда тогдашние выпускники начнут приезжать на заправку, на Эйса и его «бель-эйр» они станут смотреть как на недоумка, потому что он будет по-прежнему жить вместе с родителями. А девчонки, которые сейчас без ума от него, захотят чего-то большего, нежели французские поцелуи и обещания, которые он все равно не сможет сдержать. Он уже начинал читать в глазах некоторых из этих девушек планы на будущее: дом, семья, солидный банковский счет.
Эйс вытряхнул из пачки еще одну сигарету; выкурив ее, он отправился на кухню и выпил три стакана воды, но это не помогло унять жжение, поселившееся внутри. Теперь, когда вороны улетели, его сон должен был наладиться, но почему-то стало еще хуже. Из окна кухни виднелся дом Шапиро — прямо напротив находилось окно комнаты Рикки, а у Дэнни занавеси были задернуты. Небось у него там уже лежали кипы рекламных проспектов из колледжей. Эйс присел за кухонный стол и принялся жечь спички. Каждую он тщательно задувал, все гасли с одного раза.
Хлопнула входная дверь, кто-то стащил сапоги и бросил их на пол. В кухню вошел Джеки, он открыл холодильник и потянулся за апельсиновым соком. От него пахло спиртным.
— Здорово, брателло, — сказал Джеки. — Что, не спится?
— He-а, — ответил Эйс, — Совсем в сову превратился.
Джеки вытащил сигареты и серебристую зажигалку. Он до сих пор водился с той же компанией, которую сколотил еще в школе, иногда они заваливались в тренажерный зал и разглядывали девчонок, которые были на пять лет моложе и ничего не соображали. Джеки уселся напротив Эйса и улыбнулся. Потом сунул руку в карман кожаной куртки и вытащил оттуда бумажник.
— Шел бы ты отсюда, — посоветовал Эйс, такая уйма денег не укладывалась у него в голове. Он знал, чем Джеки промышляет на отцовской заправке, — Они не твои, — сказал он, продолжая поедать деньги глазами.
— «Корвет», — протянул Джеки.
Эйс вскинул на брата глаза.
— Ну, тот, что сдали в ремонт, — пояснил тот, — Пит его угнал.
— Черт побери, — выругался Эйс. — Не надо мне этого рассказывать.
— Мне только-то и понадобилось, что позабыть запереть гараж. Все равно что конфетку у малыша отобрать.
Скрипнула пружина в матрасе, и братья, как по команде, повернулись к двери. Святой ворочался во сне.
— Ты спятил, — прошептал Эйс.
— Я не собираюсь всю жизнь вкалывать на бензоколонке, — прошептал брат в ответ, — У того чувака была страховка.
— А батя?
— А что батя, — пожал плечами Джеки, — Он ни о чем не узнает.
Вытащив две двадцатидолларовые купюры, старший протянул их младшему, но тот поспешно сказал:
— Не надо.
— Давай бери, — поторопил Джеки и, стиснув его плечо, сунул купюры в руку. Эйса бросило в жар, его пальцы против воли сжали банкноты, — Сходи куда-нибудь развлечься.
— Угу, — буркнул Эйс.
Когда Джеки ушел спать, Эйс вынес пепельницу и вернулся к себе. Деньги он сунул в комод, на дно ящика с чистыми носками. Потом прислушался к ровному дыханию Святого за стеной. И как он только мог подумать, что Дэнни ему ближе Джеки? Дэнни всего-навсего парень, который по чистой случайности поселился в соседнем доме. Эйса вдруг охватило какое-то новое ощущение собственной испорченности, такое острое, что оно прямо-таки рвалось наружу из груди. Дурная кровь струилась у него в жилах. Это было начало какого-то конца, и Эйс не собирался дожидаться своей судьбы. Он улегся в постель, натянул одеяло до подбородка и приказал себе перестать думать. Ему хотелось уснуть, и поскорее. Без пяти двенадцать он провалился в сон.
И это было очень хорошо, потому что лето на Кедровой улице всегда заканчивалось с наступлением первого понедельника сентября, ровно в полночь. То был час, когда небо омывало белое сияние, а налетавшие порывы холодного ветра срывали с ветвей яблоки-дички и заставляли собак, спящих на улицах, жаться к домам в поисках тепла. Когда поднимался ветер, с труб на крыше школы осыпалась тонкие дорожки меловой пыли. Присмотревшись внимательно, можно было заметить, что листва ив и тополей подернута слоем мельчайшей белесой пыльцы, и, перед тем как развеяться, она образовывала на поверхности листа какую-нибудь букву алфавита. Каждый раз в сентябре происходило одно и то же. Ребятишки переходили из класса в класс, вырастали из одежды, начинали выдувать пузыри из жевательной резинки и бурчать под нос, когда их отправляли наводить порядок у себя в шкафах. И однажды на перекрестке Кедровой и Дубовой улиц они впервые сворачивали не налево, как прежде, а направо, где находилась старшая школа. Но в этом году меловая пыль едва припорошила листья клена, росшего на границе между лужайками Маккарти и Шапиро, так что на них лишь обозначились прожилки, придавая им вид слабо светящихся в темноте скелетиков.