Бросив из окна взгляд на сад, он в сотый раз подивился затейливым переливам света в рукотворных бутылочных сотах.
Затем медленно перевел взор на тело брата, недвижно распростертое у крылечка мастерской, – и направился к телефонному аппарату.
– Алло, это похоронная контора «Зеленый дол»? Вас беспокоят из имения Брейлингов. Не затруднит ли вас прислать карету? Да, прямо сейчас, незамедлительно. Мой брат Чарльз. Да. Благодарю. Искренне, сердечно вам благодарен.
Погружая тело усопшего в катафалк, служащие бюро ритуальных услуг деликатно поинтересовались, не будет ли каких-либо дополнительных распоряжений.
– Обычный гроб, – малость поразмыслив, ответил разом помолодевший Ричард. – Никакой панихиды. Самая простая и строгая сосновая домовина, без всяких там финтифлюшек да инкрустаций. Покойный Чарльз всегда и во всем придерживался сугубо спартанского стиля. До скорого свидания, господа.
– Ну а сейчас, – спровадив посетителей и восторженно потирая ладони, объявил сам себе Ричард, – можно и полюбопытствовать, что же там наворотил мой дражайший родич! Не думаю, чтобы покойничек заметил подмену своего «уникального» приюта. Ха-ха!
И по-хозяйски неспешно прошествовал в мастерскую.
Удивительный гроб-исполин, опираясь роликовыми опорами на просторный верстак, покоился перед единственным во всю стену окном мастерской. Своей прозрачной крышкой, аккуратно запертой на все защелки, гроб смутно напоминал старинные швейцарские часы с маятником, в несколько раз увеличенные и неведомо для чего взгроможденные на стол.
Впрочем, длина внутренней полости, как разглядел сквозь стекло Ричард, оказалась аккурат в шесть футов, как гробу и полагается. Стало быть, и в изголовье, и в изножье оставалось по добрых три фута потайного пространства. Трехфутовые тайники с каждой стороны, замаскированные липовыми торцевыми панелями, секрет которых ему и предстоит теперь раскусить. Что же именно удумал схоронить за ними покойник?
Ну разумеется, денежки! Это было бы как раз в духе старого скупердяя – прихватить капиталец с собой в могилу, лишь бы родного брата без гроша ломаного оставить. Вот же сквалыга хренов!
Откинув крышку, Ричард тщательно ощупал атласную обивку, но никаких скрытых под ней кнопок и потайных пружин не обнаружил. Увидел только небольшое рукописное объявление, аккуратно пришпиленное к шелковистой внутренней боковине. Текст гласил:
ЭКОНОМИЧНОЕ ПОГРЕБАЛЬНОЕ УСТРОЙСТВО БРЕЙЛИНГА
Простое и надежное в эксплуатации. Пригодно для многократного использования. Предназначено для фирм, оказывающих ритуальные услуги, а также для каждого, кто хоть немного озабочен собственным будущим…
Ричард фыркнул – кого Чарли надеялся этим одурачить? И стал читать дальше:
УКАЗАНИЯ ПО ПРИМЕНЕНИЮ: ПРОСТО ПОМЕСТИТЕ ТЕЛО В ПОЛОСТЬ УСТРОЙСТВА…
Полный идиотизм! Для чего, спрашивается, писать подобную чушь! Как же иначе можно использовать гроб, кроме как разместив в нем покойника? В очередной раз хихикнув, Ричард дочитал инструкцию:
ПРОСТО ПОМЕСТИТЕ ТЕЛО В ПОЛОСТЬ УСТРОЙСТВА – И ЖДИТЕ, ПОКА НЕ ЗАИГРАЕТ МУЗЫКА.
– Не может этого быть! – взвился Ричард. – Только вот мозги мне пудрить не надо! Неужто все эти хитроумные прибамбасы лишь для того, чтобы лежа в гробу наслаждаться музычкой?..
Он выскочил из мастерской и окликнул садовника, который, как всегда, корпел над цветочными грядками в оранжерее:
– Эй, Роджерс!
Тот немедленно высунулся из стеклянных дверей.
– Который теперь час? – спросил Ричард.
– Ровно двенадцать, сэр, – отозвался садовник.
– Отлично. В двенадцать с четвертью поднимешься в мастерскую и проверишь, все ли в порядке!
– Слушаюсь, сэр!
Помедлив, Ричард вернулся в мастерскую. «Разберемся, вот уж разберемся…» – задумчиво бормотал он себе под нос.
Никакой особой опасности в его намерении улечься в этот мудреный ящик вроде бы не просматривалось. Ричард внимательно изучил ряд аккуратных вентиляционных отверстий по сторонам. Даже если крышка и захлопнется наглухо, удушье не грозит. А там и Роджерс, глядишь, подоспеет. Просто поместите тело в полость устройства – и ждите, пока не заиграет музыка! Нет, ну до чего же был он наивен все-таки, этот старый брюзга Чарли! Аккуратно подтянув наутюженную брючину, Ричард задрал на верстак левую ногу.
Он чувствовал себя словно голый человек, забирающийся в ванну под чьим-то неусыпным и недобрым надзором. Поставив ногу в сияющем ботинке на атласное дно и что-то буркнув, как всякий, не вполне довольный температурой, Ричард преклонил колени, сперва неуклюже скорчился на боку, а затем перевернулся на спину. Не слишком-то просторно, но удобно и мягко, отметил он про себя и, скрестив руки на груди, глуповато хихикнул. Чертовски забавно воображать себя усопшим, окруженным толпой скорбящих родных и близких, в зыбком свете поминальных свечей, а мир с твоим уходом как бы застывает навечно. С трудом подавив очередной приступ смеха, Ричард придал лицу приличествующее случаю отрешенно-скорбное выражение и – «смежил очи». Пальцы рук, сплетенные на груди, он постарался представить себе прохладно-восковыми.
Зви-ирр! Щелк! Что-то вдруг прошелестело за стенками ящика. Баммм!
Крышка гроба звучно захлопнулась над головой.
Если бы в этот момент кто-то вошел в мастерскую, то с перепугу решил бы, что в ящике неистово бьется запертый орангутан – настолько диким был грохот ударов и бешеными крики внутри гроба. Все смешалось в них: всхлипы, стоны, скрипы, треск рвущейся ткани, контрапункт множества невидимых флейт и предсмертный хрип. Затем раздался вопль подлинного отчаяния. И наступила мертвая тишина.
Лежащий в гробу Ричард Брейлинг опомнился. Расслабил мышцы. И истерически засмеялся. Внутри ящика пахло довольно приятно. А воздух для дыхания он получит в избытке сквозь вентиляционные отверстия, так что беспокоиться и вовсе не о чем. Ни к чему суетиться, биться и вопить, следует лишь спокойно надавить на крышку обеими руками, и она тут же распахнется. Главное – сохранять выдержку. Он уперся ладонями в толстое стекло и поднапрягся.
Крышка не шелохнулась.
Ладно, все равно для паники нет никакой причины. Через минуту-другую появится Роджерс, и все тут же уладится.
Тихо, как бы издалека, заиграла музыка.
Ее звуки донеслись со стороны изголовья. Органная пьеса, величественная и печальная, наводила на мысль о тонких черных свечах, истекающих восковыми слезами под уходящими ввысь готическими сводами. Пахнуло свежевырытой могилой. Торжественные аккорды плыли, постепенно нарастая и как бы отдаваясь эхом от высоких мрачных стен. На глаза Ричарду навернулась непрошеная слеза. Это была музыка пыльных фикусов в кадках и придушенного света, сочащегося сквозь давно не мытые витражи. Последний луч солнца в сумерках, дуновение зябких северных ветров. Рассвет в густом тумане, призрачный всхлип далекой корабельной сирены.
– Чарли, Чарли, старый ты, безмозглый олух! Так вот каков твой нелепый Последний Приют! – С Ричардом едва не сделалась истерика от смеха сквозь слезы. – Ящик, отправляющий свой собственный похоронный ритуал! Ой, держите меня четверо, держите меня двое!.. Ой, сейчас упаду!
Насмеявшись до колик, Ричард продолжал слушать, лежа в запертой своей колыбели – все же музыка была действительно хороша, да и сделать что-либо для своего освобождения до прихода садовника он все равно не мог. Ричард рассеянно поглядывал по сторонам, пальцы машинально выстукивали на атласных подушках замысловатый органный ритм. Праздно закинув ногу на ногу, он бездумно следил за танцем пылинок в солнечных лучах, льющихся в окно мастерской. Недурственный денек выбрал себе братец для отбытия в мир иной – ишь, как развиднелось, на небе ни облачка.
И тут началась заупокойная служба.
Звуки органа, излившего последний несказанно торжественный аккорд, сменил задушевный бархатистый баритон: «Мы собрались здесь сегодня – все, кто знал и любил безвременно почившего, – чтобы почтить его память и отдать наш последний священный долг…»
– Чарли, чтоб тебя, да это же твой собственный голос! – От изумления Ричард стукнулся лбом о крышку гроба. Механические похороны – Бога ради! Органная месса и проповедь в записи – на здоровье! Но самому читать ее для себя?!
Вкрадчивый голос между тем продолжал: «Все мы, кто хорошо знал и любил покойного, оплакиваем безвременный уход в мир иной нашего дорогого…»
– Что такое? – не поверил ушам Ричард. И машинально повторил про себя: «…Оплакиваем безвременный уход в мир иной нашего дорогого… Ричарда Брейлинга».
Именно так изрек патефонный голос.
– Ричарда Брейлинга, – растерянно повторил человек в гробу. – Но ведь Ричард Брейлинг – это я!
Ошибка, простая оговорка при записи. Разумеется, братец имел в виду самого себя, Чарльза Брейлинга. Естественно! Само собой! Точно! Никаких сомнений просто быть не может!
«Покойный Ричард был замечательным человеком, – продолжал источать елей невидимый патефон. – Таких, как он, не найти в мире более…»
– Мое имя, снова!
Внезапно в гробу сделалось ужасно тесно.
Где же черти носят этого недоумка Роджерса?
Повторение имени отнюдь не простая случайность. Ричард Брейлинг. Ричарда Брейлинга. Мы с вами собрались здесь… Мы провожаем в последний путь… Мы безутешно скорбим… Таких расчудесных, как он, днем с огнем не сыскать… Мы собрались… Безвременно почил в бозе. Ричард Брейлинг. Ричард.
Зви-ирр! Щелк!
Цветы! Охапки голубых, красных, желтых гардений, георгинов, петуний и нарциссов, исторгнутые тайными пружинами, хлынули на крышку гроба.
Пьянящий аромат свежесрезанных цветов проник и внутрь. Цветы нежно похлопывали своими головками по стеклу перед изумленным взором Ричарда. Тайник в ногах казался просто неисчерпаемым – скоро был буквально похоронен под пестрым и пахучим курганом.
– Роджерс!
Церемония шла своим чередом.
«…Покойный Ричард Брейлинг отличался при жизни незаурядной эрудицией в различных областях человеческого…»
Где-то вдали снова вздохнул орган.
«…Наш незабвенный Ричард умел ценить жизнь, он смаковал ее, как некий божественный нектар…»
В борту ящика бесшумно распахнулась маленькая дверца, оттуда выползла блестящая металлическая лапка, и тонкая игла внезапно ужалила Ричарда в бок. Он болезненно вскрикнул. Прежде чем ошарашенный Брейлинг сумел нащупать и обезвредить источник боли, игла, впрыснув в тело полную дозу неведомой жидкости, юрко схоронилась в своем укрытии.
– Роджерс!!!
По телу быстро разливалась неодолимая слабость. Внезапно Ричард обнаружил, что не может повернуть голову и даже пошевелить пальцами. Ног своих он тоже больше не чувствовал.
«Ричард Брейлинг был страстным поклонником красоты. Он обожал музыку, цветы…» – сообщил голос.
Роджерс!
На сей раз звука собственного голоса Брейлинг уже не услышал – кричать теперь он мог только мысленно. Онемевший язык за парализованными губами был недвижим.
В борту отъехала еще одна панелька. Некое подобие хирургического зажима плотно охватило левое запястье, и в вену снова вонзилась игла – на этот раз уже безболезненно.
Прозрачный шланг, ведущий от иглы в недра тайника, налился багрянцем. Из Ричарда выцеживали кровь.
Где-то совсем рядом зачмокала маломощная помпа.
«…Незабвенный Ричард навсегда останется с нами – в наших глубоко и искренне скорбящих сердцах…»
Снова всхлипнул и забормотал орган.
Цветы печально кивали в такт пестрыми своими маковками. Из бортовых тайников медленно выросли шесть зажженных черных свечей, длинных и тонких, как тростинки, и пролили на цветы горючие восковые слезы.
Включился еще один насос, уже в другом борту. С трудом скосив зрачки, Ричард обнаружил, что через иглу в правом запястье тело его накачивают некоей жидкостью – по логике вещей, формалином.
Чмок, пауза, чмок, пауза, чмок, пауза…
Гроб двинулся с места.
Где-то внизу очнулся и зачихал моторчик. Потолок мастерской плавно развернулся перед глазами. Зашуршали по аппарелям роликовые опоры. Работы для носильщиков здесь не нашлось бы. Цветы дружно кивнули пестрыми головками, когда гроб выплыл на террасу под бездонную синь небес.
Чмок, пауза, чмок, пауза…
«Ричард оставит по себе лишь светлую и добрую память…»
Сладостные аккорды.
Чмок, пауза.
«Со святыми упокой…» – тихий хор.
«Брейлинг, истинный гурман и знаток…»
«О, сокровенное таинство сущего…»
И самым уголком угасающих глаз:
ЭКОНОМИЧНОЕ ПОГРЕБАЛЬНОЕ УСТРОЙСТВО БРЕЙЛИНГА
УКАЗАНИЯ ПО ПРИМЕНЕНИЮ: ПРОСТО ПОМЕСТИТЕ ТЕЛО В ПОЛОСТЬ УСТРОЙСТВА И – ЖДИТЕ, ПОКА НЕ ЗАИГРАЕТ МУЗЫКА.
Над головой ласково теребил зеленые кроны теплый ветерок. Гроб плавно и торжественно скользил по саду, мимо буйно разросшихся кустов. Церемония близилась к завершению.
«А сейчас наступает время предать прах покойного земле, да будет она ему пухом…»
Гроб по всему периметру с негромким лязгом ощетинился сверкающими лезвиями.
Лезвия стали дружно вгрызаться в дерн.
Брейлинг еще видел летящие комья земли. Гроб быстро оседал. Толчок, шелест ножей, провал, толчок, хруст, опять провал.
Чмок, пауза, чмок, пауза, чмок, пауза.
«Да соединится прах с прахом…»
Цветы кивали до ряби в глазах. Небо съеживалось черной земляной рамке. Оркестр грянул Шопена.
Последнее, что осознал Ричард Брейлинг цепенеющим сознанием, – как лезвия, исполнив свою миссию до конца, с толчком втянулись назад в Экономичное Погребальное Устройство.
«Ричард Брейлинг, Ричард Брейлинг, Ричард Брейлинг, Ричард Брейлинг…»
Пластинку заело.
Но волноваться об этом было уже некому.
Я вам не олух царя небесного!
I'm Not So Dumb! 1945 год Переводчик: В. Старожилец
Точно вам говорю, вовсе не такой уж я чурбан, каким меня все считают. Не-е-ет, сэр, ничего подобного! Вы что же, думаете, когда парни из предместья Сполдинг сказали, что у них там обнаружился мертвец, я сразу же помчался передавать новость шерифу?
Как бы не так! И вы, сэр, конечно же, так не думаете. Вежливо выслушав парней до конца, я развернулся и пошел себе эдак спокойненько, часто оглядываясь через плечо, чтобы сразу заприметить, если кому приспичит вдруг залыбиться или подмигнуть, или глаза у кого блеснут озорством, и отправился я сперва проведать именно что покойника. Тело мистера Симмонса я нашел на полу пустой и гулкой гостиной в собственном его доме на ферме, донельзя запущенной и сплошь заросшей сорняком – лютиком, чертополохом да вьюнком, которые давно схоронили под собой дорожку к дому. Добравшись до обветшалого крыльца, я вежливо постучал, а когда никто не ответил, толкнул дверь и заглянул.
И лишь после того поспешил за шерифом.
По пути еще меня закидали камнями гадкие и невежливые уличные мальчишки – как всегда, улюлюкая и с порядочного расстояния.
На шерифа я наткнулся прямо при входе в его офис. Да, сказал он, когда я начал рассказывать, мол, знаю уже, дай-ка пройти! И я вежливо посторонился, пропуская его и следом за ним мистера Кроквелла, смердящего компостом, а потом мистера Виллиса, от которого резко припахивало скобяным товаром, и Джеймса Мак-Хага, благоухающего мылом и духами, и еще мистера Даффи, бармена, разящего въевшимися в одежду сивушными ароматами.
Когда я следом за ними снова добрался до одинокого серого домика на окраине, все уже скрючились над покойником, словно бригада землекопов, наткнувшихся на неподъемный камень. «Можно войти?» – вежливо поинтересовался я, а они нелюбезно так рявкнули в ответ: пшел, мол, отсюдова прочь, ты, Питер, только под ногами путаться будешь!