– Вы говорите по-английски? – спросил ее Мигель.
– Не очень, сеньор, – сумел он разобрать.
– А по-испански?
– О да, мадам неплохо говорит по-испански. Что хочет сеньор? Понятно, понятно. Он может не смущаться. Полное сохранение тайны гарантируется. Сеньору, наверно, нужны европейские девушки. Ах, сеньору все равно. Он не слишком привередлив. Это не очень хорошо. Мужчины должны быть со вкусом. Ему нравятся блондинки или брюнетки? Прекрасно, а размеры? Мадам имеет в виду ширину. Потолще?
Мигель представил себе этакую толстенную бабу и испуганно закачал головой.
– Ах, сеньору нравятся миниатюрные брюнетки. Прекрасно. Значит, все-таки вкус у сеньора есть и очень хороший. Желаете что-нибудь выпить? Шампанское, коньяк, виски, местный ром? Две бутылки шампанского. Отлично. Комната № 11. Сеньор может подняться на второй этаж.
Чертыхаясь, Мигель поднимается наверх. Если окажется, что Хун Сюнь сюда не приедет, то какого же дурака он свалял, приехав в эту помойную яму. Он взглянул на часы. Прошло уже двадцать минут.
Войдя в номер, Гонсалес огляделся. Большая двухспальная кровать, несколько зеркал, небольшой комод, узенькая дверца, ведущая в ванную комнату. Очевидно, это был дом с «услугами первой категории». Несмотря на то что убранство комнаты было обычным, здесь чувствовалась атмосфера порока и разврата. Мигель брезгливо поднял один из двух стульев, стоявших в комнате, и подвинул его к окну. Вот единственное, что хорошо, подумал он, тщательно вытирая руки, окно выходит на улицу. Если подъедет Хун Сюнь, он увидит его.
В дверь постучали. Девушка в белом переднике принесла шампанское и, открыв бутылку, посмотрела на недовольное лицо Мигеля, улыбнулась и вышла. Почти тотчас в комнату вошла довольно стройная брюнетка, видимо, местная, но скрывающая свое происхождение под густым слоем пудры, помады и прочей косметики. Наверно, в зависимости от количества крема и пудры они подразделяются на местных и европейских, подумал Мигель. Несмотря на весь комизм ситуации, он не улыбался.
В своей атеистической душе он горячо молился. Только бы Хун Сюнь приехал сюда. Только бы приехал. Кажется, он расцеловал бы китайца, увидь он его сейчас.
Девушка что-то спросила. Гонсалес покачал головой. Девушка, улыбнувшись, спросила на ломаном английском:
– Вы меня ожидаете?
– Вообще-то не тебя, чтоб тебе провалиться, но что поделаешь, – сказал Гонсалес вслух.
– Не понимаю, – девушка покачала головой.
– И не поймешь. Чертова кукла. Вон шампанское, бери и пей. – Этот знак она сразу поняла. Наполнив два стакана, девушка подошла к нему, протягивая один. Гонсалес послушно взял бокал, девица бесцеремонно уселась на его колени.
Внизу послышался шум подъезжающей машины. Сердце екнуло. Неужели Хун Сюнь? Мигель не верил глазам. Он. Значит, я не ошибся, радостно подумал Гонсалес. Значит, не ошибся. Но почему он один? Неужели все-таки оторвался?! Вот сукин сын. И все равно молодец, Хун Сюнь, что ты оторвался.
Китаец, оставив машину на улице и оглядевшись по сторонам, юркнул в подъезд, где были предупредительно распахнуты двери.
Гонсалес почувствовал на себе чьи-то руки. О черт, об этой кукле я даже забыл.
– Ну, ну, – сказал он, легонько отстраняясь, – раздевайся, раздевайся, – и жестом показал на кровать. Она охотно, даже слишком, встала и принялась стягивать платье.
– Сейчас приду, – пообещал Мигель и, увидев в ее глазах вопрос, сумел, преодолевая отвращение, похлопать ее по щеке, – не бойся, не убегу. Вот это тебе, – он вложил ей в руки несколько индонезийских банкнот. Рупии оказали свое чудотворное действие. Женщина понимающе кивнула и принялась раздеваться еще быстрее.
– Сейчас приду, – снова сказал Гонсалес, выскальзывая за дверь. Кажется, от этой особы отвязался. Он прильнул к дверям, мимо прошла какая-то девушка. Внизу слышались чьи-то голоса. Гонсалес прислушался. Ну что за язык! Ничего не понятно. Этот старый черт Куусмууджа все испортил. Теперь надо брать Хун Сюня, иначе сейчас он исчезнет и его уже не найдешь. Достаточно ему сесть в свою машину и… Мигель хорошо знал, что он не догонит китайца – это был пробел в его «образовании».
Он решительно шагнул вниз. Осторожно спустившись на первый этаж, вытащил пистолет и рывком распахнул дверь. Послышался чей-то крик. В комнате сидели Хун Сюнь, хозяйка заведения и незнакомый высокий мужчина.
– Спокойно. Я не грабитель. Мадам, объясните это своим гостям, – сказал он по-испански, несколько путая слова. Хун Сюнь посмотрел на сидевшего. Тот кивнул, и через мгновение в его руках блеснул пистолет. В комнате сразу прозвучали два выстрела. Мигель выстрелил первым. Пуля попала сидевшему в живот, и тот скорчился на полу, так и не сумев прицельно поразить противника. Мигель перевел взгляд на вскочившего китайца.
– Советую не шутить, – сказал он уже по-английски. Раненый стонал на полу.
Внезапно дверь распахнулась, и в комнату вбежали двое мужчин, спешивших сюда, очевидно, на выстрелы. В руках у обоих были пистолеты. Хун Сюнь моментально упал на пол. Хозяйка взвизгнула. Гонсалес мгновенно перевел свой «кольт» в их сторону.
У него было много слабостей и недостатков. Но во время подготовки он был лучшим стрелком среди «голубых» и сейчас доказал, что не зря считался сильнейшим. Два выстрела раздались почти одновременно. Еще не успев даже оценить обстановку, Мигель автоматически прострелил вошедшим руки.
Новый выстрел раздался у самого уха. Пуля прошла в нескольких сантиметрах от головы. Гонсалес успел заметить, что первый мужчина выронил пистолет и схватился за правую руку, но второй был лишь слегка ранен. Будь у него пистолет в правой руке, конечно, он бы не успел выстрелить, но этот второй был левша и сумел ответить на выстрелы Мигеля.
Гонсалес не раздумывал. Еще один выстрел. На этот раз левша грузно осел. Пуля попала в лоб, и тут же начала растекаться кровь, впитываясь в светлый ковер.
Гонсалес оглянулся. На полу корчились двое раненых. Лежал, обхватив голову руками, Хун Сюнь. В углу стонала от ужаса и страха женщина.
Мигель наклонился и поднял чей-то пистолет. Подойдя к лежавшему в полуобмороке китайцу, он выстрелил у самого уха. Такие вещи впечатляют. Хун Сюнь дернулся всем телом. – Отвечай быстрее, кто приказал убрать Таамме?
– Я не понимаю, – простонал по-английски китаец.
– Советую понять, иначе я продырявлю твою голову.
– Я… не стреляйте… не стреляйте… это она… она передает мне приказы босса. Это она, – завизжал он. Гонсалес перевел пистолет на женщину.
– Ну, – грозно посмотрел он на нее, краем глаза замечая, что первый из вбежавших мужчин, придя в себя, тянется к оружию, лежащему неподалеку на полу. Раздался еще один выстрел. Пистолет отлетел, погнутый и покореженный.
– У меня нет времени, мадам, – сказал он уже по-испански, – говорите быстрее, иначе ваши девушки останутся без хозяйки, ну…
– Господин Муни, он сказал мне, что надо убрать этого человека.
– Адрес?
Женщина, причитая, назвала адрес.
Снаружи у дверей послышался какой-то шум. Раздались удары чьих-то ног о входную дверь. Слышался топот во внутренних комнатах, визг девиц. Мигель снова перевел пистолет на китайца.
– Ты умрешь вместе со мной, – сказал он чуть дрогнувшим голосом.
Джакарта. День пятнадцатый
Шарль отложил ручку, выпрямился, потер затекшую руку, взглянул на часы. Уже вечер. Но плотные шторы не пропускали дневного света, как, впрочем, не пропускали и электрического. Они работали уже третьи сутки, не выходя из квартиры. Раз в день их навещал Чанг, привозил еду, необходимые вещи, материалы для работы. Материалы были строго секретны, и на следующий день Чанг, забрав их, привозил новые. Все эти дни миссис Дейли и региональный инспектор Дюпре работали не покладая рук, перебирая груды банковских документов, просматривая объемные досье о деятельности банка «Ньюген-Хэнд» и соприкасающихся с ним корпораций [11].
Послышался вздох. Дюпре оглянулся. На диване лежала миссис Дейли. Она открыла глаза и села, поджав под себя ноги.
– Я, кажется, заснула?
– Ничего, я почти закончил.
– Я долго спала?
– Не очень. – Дюпре бросил взгляд на часы.
– Почему вы меня не разбудили?
– Не хотел.
– Это вы меня укрыли?
– Да.
– Вы работаете уже второй день не смыкая глаз. Отдохните хоть немного.
– Я отдыхаю. Просто вы этого не замечаете.
– Действительно. Я этого как-то не заметила.
– Честное слово, я отдыхал.
– Не лгите.
Шарль улыбнулся.
– Мы, кажется, ссоримся?
У Элен вспыхнули глаза.
– Еще нет, но, если вы будете так работать, мы обязательно поссоримся.
– Не беспокойтесь, я еще выдержу.
– А потом упадете. Ложитесь на мое место и постарайтесь уснуть. Вам надо отдохнуть.
– Нет, мне нужно просмотреть еще несколько документов, вот тогда и отдохну.
– Выпейте хотя бы кофе.
– С удовольствием.
– Я сейчас приготовлю. – Миссис Дейли встала с дивана и включила кофеварку.
Через несколько минут кофе был готов. Элен разлила его в две чашки.
– Пейте.
– Благодарю. Вы хорошо готовите кофе.
– Лучше, чем ваша жена? – В глазах координатора появились лукавые огоньки.
– Я не женат. – Шарль улыбнулся, разгадав нехитрую уловку.
– Странно. Сколько вам лет?
– Тридцать четыре.
– Вы выглядите моложе.
– Спасибо. Я об этом как-то не думал.
– И не были женаты?
– Нет.
– Почему? – Не знаю. Наверное, не успел.
– Не успели?
– Женщинам не нравилось ждать. Миф о Пенелопе – всего лишь миф. Десять лет назад у меня была невеста, но я часто пропадал неделями, а то и месяцами – это, разумеется, никому не нравилось. И ей тоже, как и ее родителям. Она ждала-ждала, а потом вышла замуж за моего друга.
– Значит, не любила, – тихо сказала Элен.
– Значит, не любила, – согласился Шарль.
– И вы не жалели?
– Немножко. Было грустно и жалко.
– Ее?
– Себя.
Миссис Дейли промолчала. Шарль понимал, почему она спрашивает и почему он отвечает. Конечно, это было грубым нарушением одного из параграфов устава, запрещающего рассказывать о своей личной жизни. «Голубые» знали только свои легенды и легенды своих товарищей, на большее они просто не имели права. Но, проработав в организации не один год, Дюпре знал, что очень часто нарушается именно этот параграф устава. Ежеминутное общение со смертью делало их более добрыми, более внимательными и чуткими, более естественными в простых человеческих отношениях, и они рассказывали друг другу правду, не пытаясь скрыться за своими легендами. Словно сама профессия снимала всю мутную накипь цивилизации, оставляя души чистыми и нетронутыми.
– А вы… замужем? – спросил он.
Она молчала.
– Если не хотите, можете…
– Я была замужем.
– Были?
– Я развелась.
– Он был…
– Нет. Нет, нет. Он был внимательным мужем, хорошим отцом, но… выяснилось, что мы не созданы друг для друга. И мы разошлись.
– Вы сказали «хорошим отцом»? У вас есть дети?
– Девочка. Ей уже одиннадцать лет.
– Никогда бы не сказал. На вид вам меньше тридцати.
– Мне тридцать два.
– Вы говорите это с вызовом, словно вам шестьдесят два.
Элен улыбнулась.
– Нет, только тридцать два.
– Это так много?
– Но и немало для женщины.
– После тридцати женщины расцветают.
– Это комплимент?
– Нет, эту истину сказал Бальзак.
– Он жил в прошлом веке.
– Но вы живете в настоящем.
– Бальзак сказал еще одну фразу: «Счастье женщины в ее благополучии».
– «Как в туалетах ее красота», – закончил Шарль.
– Ну вот видите, вы знаете и это.
– А вы считаете свою жизнь неудачно сложившейся?
– Как вам сказать? Я жила, жила и не задумывалась, счастлива я или нет. Когда выходила замуж, мне казалось, что я счастлива, потом я поняла, что ошиблась. После развода мне было особенно тяжело, и я с радостью приняла предложение стать помощником координатора «голубых».
– Давно?
– Уже пять лет.
– Вы пытались забыться в работе?
– Да. Но меня постигла неудача. Мужчины умеют находить себя в работе, целиком и полностью отдаваясь любимому делу. Женщинам это не дано.
– Вы так считаете? – Убеждена. Каждая женщина – это прежде всего женщина. В душе она мечтает о простом человеческом счастье, о своей семье, о своем муже. И не имеет значения, кто ты – премьер-министр или прачка. Они все женщины.
– И даже феминистки?
– И даже они. В их рядах много отчаявшихся, заблудших, потерявших надежду на свое счастье.
– Никогда не думал об этом.
– А вы подумайте. Помните спор Марии Стюарт с Елизаветой? Мне всегда было жаль королеву больше, чем ее соперницу. Ведь женщина победила. Женщина Мария Стюарт, лишившись головы, торжествовала над королевой Елизаветой. Может быть, последняя отдала бы часть своего венца за радости, которые ей были не даны.
– Я всегда считал Елизавету бесчувственной женщиной и жалел Марию.
– С точки зрения мужчины.
– Разумеется.
– А Елизавета была женщиной. Как, впрочем, мы все. И она хотела простого человеческого счастья, детей, семейных радостей. Но, поняв, что это ей не дано, и почувствовав, что ее счастливой сопернице повезло больше, она не могла найти себе места. В политике победила Елизавета, в искусстве любви – Мария. И еще неизвестно, чья победа дороже.
– С вами интересно разговаривать. Вы открываете новый взгляд на старые вещи.
– А вы стараетесь очень незаметно польстить мне, и я должна делать вид, что этого не замечаю.
Шарль рассмеялся.
– Ну вот видите, я ж говорил – интересно. Не знаешь, что вы скажете в следующую минуту. Вы удивительный человек, миссис Дейли.
– Это опять комплимент? – подняла брови Элен.
– Нет. Святая правда. В конце концов, я могу сделать вам в течение трех дней пару комплиментов хотя бы за вашу хорошую работу?
Генеральный координатор посмотрела в глаза Дюпре.
– Вы знаете, что ждет вашу группу?
– Догадываюсь.
– Вы должны не только обнаружить лаборатории триады, вам поручат и проследить их связи.
– Конечно.
– Это очень опасно.
Дюпре улыбнулся.
– Я начинаю подозревать, что вы специально проверяете мою психологическую устойчивость перед предстоящей операцией.
– Не шутите – вы же знаете, чем это все может кончиться.
– Это работа.
– Вы можете не вернуться оттуда…
– Пятьдесят на пятьдесят, фифти-фифти.
– Что? – не поняла Элен.
– А можем и вернуться.
– Я хочу, чтобы вы вернулись, Шарль. Слышите? Хочу! – Что-то дрогнуло в ее лице. – Это очень страшно, Шарль, – прошептала она, – уходят друзья, знакомые, близкие и не возвращаются. Один, второй, третий… Я знала Таамме. Он был другом Чанга. Я встречалась с Фогельвейдом. А Моррисон? Вы, наверное, слышали о Йоркширском Потрошителе [12] и его поимке? Это работа Моррисона. А теперь они и его… Это были отличные люди, Шарль, добрые, мужественные, отзывчивые.
– Ничего не случится. Все будет хоро…
– Молчи, – Элен зажала ему рот рукой, – пожалуйста, молчи. Если ты не вернешься, мне будет очень больно. Слышишь – очень.
Дюпре осторожно взял ее руку, поднес к губам и поцеловал. В тишине комнаты отчетливо прозвучал телефонный звонок.
Элен вздрогнула. Через десять секунд раздался еще один.
И наконец, когда телефон прозвучал в третий раз с прежним интервалом, Шарль, поняв, что на том конце набирают номер специально уже в третий раз, поднял трубку и передал ее миссис Дейли.
– Это музей? – раздался голос Чанга.
– Нет, вы ошиблись.
– Странно. Скажите, пожалуйста, разве номер вашего телефона кончается не шестеркой?
Трубка выпала из рук миссис Дейли.
– Что-то случилось, – тихо пробормотали ее губы. Она изменилась в лице и, прочтя в глазах Дюпре немой вопрос, пояснила: – Это Чанг. Он сейчас приедет.