- Алхимия - тоже древнейшая наука, - буркнул профессор.
- И незаслуженно забытая! - стояла на своем астролог. Теперь улыбка у дамы в свитере стала как у Джоконды. Так улыбаются, когда ухватили саму истину истин за хвост. И эта улыбка все больше отдавала презрением - кажется, не столь к выступающим, сколь к человеческому роду в принципе.
Когда началась бурная дискуссия об оценке информации получаемой контактерами, Валдаев начал строчить в блокноте. Здесь можно было что-то наскрести по неизменно интересующей народ теме - контактам с высшим разумом.
- Но где критерии истинности? - опять всколыхнулся профессор-химик.
И хай пошел по новому кругу.
Успокоились. Притихли. В тишине застучал мелок по грифельной доске, поползли из-под него длинные и непонятные формулы. Два бородача сцепились по поводу новой физической парадигмы. А химик все подзуживал их восклицаниями о критериях.
Дело близилось к концу, когда председательствующий объявил:
- Ну а сейчас небольшое выступление гражданки... - он запнулся, поглядев в свои записи. - Гражданки Пакиной
Туманно улыбающаяся дама с высокомерием аристократки голубых кровей, случайно оказавшейся в придорожной пивной, кивнула и резво ринулась с места в карьер:
- Я - Королева Космоса. Меня избрали на Галактической конференции.
Пауза. Слегка ошарашенные присутствующие уставились на Королеву.
- Несколько лет назад Галактическая конференция вышла на контакт со мной, продолжила дама. - Они убедились, что я наиболее продвинутый представитель земной цивилизации... Знаете, - вдруг беззаботно засмеялась она, - а в Космосе масса забавных вещей.
За последующие несколько минут Валдаев смог убедиться в этом. То, что людей завезли на Землю с других планет он слышал не раз. Но что на этих самых планетах растет пшеница с зернами, формой и размерами напоминающими батоны за три двадцать, поэтому в память о своей прошлом звездной жизни люди батоны пекут именно такие, - это впечатляло.
Дальше - больше. Атлантиду инопланетяне утопили. потому что атланты их совсем не уважали. Весь космос кишит разумными созданиями, как кухня в привокзальной столовке рыжими тараканами. Плохие инопланетяне принесли землянам вино, водку и матерные слова. А хорошие -- все остальное. Звездные братья по разуму готовы утопить в море и нас, как атлантов. Но они готовы и дать нам знания, невероятные супертехнологии, естественно, через Королеву Космоса. Одна трудность - у нас нет ангаров для их космических кораблей.
- Вот таких ангаров, - Королева протянула председательствующему несколько мятых тетрадных листов, на которых были коряво нарисованы какие-то сооружения, напоминающие металлические склады для хранения армейского имущества. - Они стоят недорого. Десять миллионов долларов каждый - не больше. Нужны деньги. И быстрее!
- А почему быстрее?
- А то нас утопят...
- Ага, - озадаченно кивнул председательствующий. На этот раз молчание затягивалось. Валдаеву вдруг стало стыдно, будто он сам нес всю эту околесицу. Люди вдруг начали присматриваться к своим соседям, будто боясь, не укусят ли те в раже. И тут вскочил химик.
- Это все, конечно, хорошо. Но где критерии истинности ваших заявлений?!
Все. Заседание превратилось в то, во что постоянно превращались заседания "Прогрессора", - в сумасшедший дом.
Закончились бдения в девять часов. Валдаев бросил диктофон в "дипломат", с удовлетворением отметив про себя, что записи на кассетах потянут статей эдак на пять. Даже Королева Космоса может пойти в дело - для какой-нибудь газетенки, в которой слово "репутация" считается труднопроизносимым и устаревшим.
Почти стемнело. Была та самая четкая, хрустальная, еще не до конца сформировавшаяся темень, когда все становится яснее - и звуки, и чувства. Валдаев и Нонна вышли из здания на улицу, жалко освещаемую слабыми, немощными фонарями. Он как джентльмен поддерживал женщину под руку, зная, что та плохо видит в темноте и вообще неважно ориентируется в пространстве - даром что экстрасенс.
Естественно, Нонна не заставила долго ждать и с готовностью споткнулась о рельс узкоколейки, едва не упав.
- Осторожнее! - воскликнул Валдаев, придерживая ее достаточно весомую фигуру.
- Ничего, ничего, - Нонна выпрямилась и качнулась прижимаясь к нему, потом потребовала: - Дай сигарету.
Валдаев протянул ей пачку "Честерфильда" и осведомился:
- Как тебе сегодняшние посиделки?
- Самонадеянные люди, которые лезут в проблемы в которых ничего не понимают.
- Это еще почему? - осведомился Валдаев.
- До них не доходит, что все вокруг нас - калейдоскоп отражений, - Нонна впадала в философию и, как обычно в таких случаях, начинала заговариваться.
- Объясни.
- Платона читай. Мы все - лишь отражения высшей реальности. Поэтому логику происходящего нам не познать. Мы видим лишь элементы, отражения. Мы пытаемся связать их сознанием, но оно не тот клей - которому склеить отражения.
- Умно.
- А то...
- Бред все это... Все бред, понимаешь. Зеленый бред.
- Слушай, Валера, ты мне что-то не нравишься сегодня. Ты какой-то разобранный больше чем обычно.
- Брось. Мне сегодня уже лапшу на уши вешали, что сам сатана на меня взор обратил.
- Ну-ка, ну-ка...
Валдаев в двух словах расписал ситуацию.
- А что, - кивнула Нонна. - Не такая уж и глупая у твоей сатанистки идея.
- И ты туда же, - неприязненно произнес Валдаев. - Ну и что мне теперь?
- Теперь? - Нонна задумалась, помолчала. - Жди событий, Валера.
* * *
- Осторожно, двери закрываются, - пропел из динамиков мелодичный голос.
Поезд тронулся. Начал набирать скорость и нырнул в темноту тоннеля. Внутри сложного, загадочного механизма московского метро опять что-то разладилось, и интервал между поездами растянулся аждо восьми минут, так что народу в вагон для этого времени набилось многовато.
Валдаев вздохнул, мысленно покраснел и уселся на сиденье, не по-джентльменски опередив женщину лет тридцати. Но так уж получается - ведь женщин в Москве несколько миллионов, а ноги всего две. И они гудят после того, как на этих самых двоих пришлось набегаться. И время поездки, если устроился на мягком сиденье, тянется куда быстрее, чем когда стоишь стоймя и о тебя бесцеремонно трутся чемоданами и частями тел. Особенно Валдаева раздражало, когда его обтирают и обтекают мягкие или жесткие тела попутчиков... Да, в метро быть джентльменом невозможно. Но совсем расстаться с джентльменскими предубеждениями Валдаев был не в силах. Поэтому установил для себя четкую градацию московских особей женского пола на две категории - тех, кому надо уступать место (это кому грянуло за пятьдесят или у кого на руках хнычущий ребенок), и тех, кто места недостоин, - все остальные. Надо только научиться полюбовно договариваться со своим стыдом. И учиться играть роли. Можно уткнуться носом в газету и делать вид, что не замечаешь пышущую здоровьем тетку с авоськами, чья поза - воплощенная укоризна. Можно прикрыть глаза и сделать вид, что ненароком задремал после того, как перетрудился на разгрузке вагонов. Можно просто насупиться и уставиться в одну точку, выражая всем видом - не подходи, укусит.
- Станция "Комсомольская", - проворковал голос из Динамика.
Это площадь трех вокзалов. Здесь обычно выходит много народу...
Действительно, полвагона вымело вместе с дамой, коварно стоявшей напротив Валдаева. Освободились места стало просторнее не только телу журналиста, но и его совести. И воздуху стало больше. Он не терпел толкотню и людей. Людей вообще развелось чересчур много.
Напротив Валдаева пышноволосая худая девушка с головой погрузилась в какую-то книженцию в мягкой обложке - похоже, один из романов серии "испепеляющая страсть". На ее лице царило выражение заинтересованности и озадаченности. Валдаев невольно залюбовался ею Нельзя сказать, что ее лицо было очень красивым, но оно было симпатичным, и, главное, было какое-то внутреннее очарование.
Валдаев любил глазеть в метро на девушек. А кто не любит? В Москве перебор красивых девушек. Но он со вздохом осознавал простую истину - все они не его. И никогда его не будут. Он не из тех, кто знакомится в транспорте. Прекрасно знал, какое это жалкое зрелище - он в роли троллейбусного Казановы.
На коленях девушки была большая сумка с чем-то квадратным, похоже, со стопкой книг. Сидела она под надписью: "ест детей и инвалидов". Есть старая народная забава - стирать отдельные буквы на надписях на стеклах в вагонах "места для пассажиров с детьми и инвалидов" и "не прислоняться", чтобы получалось нечто якобы смешное, "Не слоняться", "не слон я", "жир инвалидов" - и прочее в том же духе...
"Ну, посмотри на меня", - мысленно взмолился он.
Девушка, будто откликнувшись на этот беззвучный крик души, оторвала взор от книги. Огляделась. Столкнулась глазами с глазами Валдаева. И... слабая улыбка тронула ее губы.
Внутри у него будто что-то сладостно в ожидании запело. И тут же нота оборвалась, поскольку внутренний голос очень явственно произнес: "Дурак ты". Валдаев вздохнули стыдливо отвел взор. А когда снова посмотрел на девушку она уже плыла по волнам чьей-то фантазии в океане страстей дамского романа.
Поезд вырвался из темноты тоннеля в царство света на станции "Курская". Девушка поднялась и шагнула к дверям.
Тут все и произошло. Случайности - они правят порядком вещей порой куда тверже, чем закономерности. Поезд тормознул. Дородная тетка с сумкой на колесах, пытаясь держаться на ногах, резко качнулась. Сумка откатилась. Девушка споткнулась об нее, пролетела вперед и упала на пол. Глухо стукнулась об пол ее объемистая сумка, из нее вылетел тяжелый том "Литературных памятников". Девушка застонала.
Так как упала она совсем рядом с Валдаевым, тот устремился на помощь. Он подал руку и осведомился:
- Вы целы?
- Больно, - как-то обиженно произнесла девушка. Она начала привставать и вскрикнула, неудачно оперевшись о больную ногу.
Он помог ей усесться на сиденье.
- У, корова раззявистая, - заворчала тетка с сумкой на колесиках, хотя из них двоих если кто и был коровой, то явно не это пострадавшее от несовершенства грубого материального мира воздушное существо.
- Осторожно, двери закрываются, - пропел из динамиков женский голос.
Двери закрылись, и поезд снова тронулся с места, продолжая свой круговой, бесконечный путь по кольцу.
- Ну что же это, - шмыгнула носом девушка. От боли на ее глазах выступили слезы. Она обхватила ногу. - Не сломала, а? - обратилась она к Валдаеву. И тот пожалел, что окончил журфак, а не медицинский институт. Неплохо было бы сейчас, профессионально ощупав эту соблазнительную ногу, бросить: "Ничего особенного". И дать пару мудрых советов.
- Думаю, не сломали, - он почувствовал, что краснеет. и поделать с собой не мог ничего.
- Остановку проехала, - она снова всхлипнула, достала платок и вытерла слезы.
Поезд отмахал очередной перегон.
Девушка попыталась подняться с сиденья. Валдаев поддержал ее под локоть, мысленно осудив себя за то, что в его голове отнюдь не добродетельные мысли о сострадании куда более игривые мыслишки. Она покачнулась. Скривилась от боли.
- Вам далеко ехать? - спросил Валдаев.
- До метро "Семеновская", - девушка шмыгнула носом, и сердце Валдаева сдавило от нежной жалости.
- Давайте я вас провожу.
- Ну, если не затруднит, - неуверенно протянула она. Если бы она сказала, что ей надо куда-нибудь в Митино он бы сильно подумал, так ли уж нужно проявлять галантность. Но "Семеновская" - это совсем близко. Совсем не обременительно.
Он взял ее тяжелую, набитую увесистыми фолиантами сумку. Сумка была тяжелая, резала руку, и Валдаев с уважением подумал, что девушка вовсе не так хрупка, как казалось. Другой рукой он поддерживал девушку за локоть.
От метро нужно было ехать несколько остановок на автобусе - благо тот подошел быстро. Проблема была, чтобы помочь девушке забраться в салон, а потом выйти.
- Как ваша нога?
- Ничего, - тут она наступила на больную ногу и сдавленно вскрикнула.
- Больно? - с сочувствием спросил Валдаев.
- Ничего, выздоровлю. Одна нога длиннее другой будет, зато живая... Шучу.
- Я понимаю.
- Кстати, я Элла...
- Валера.
- Спасибо, Валера. Я не знаю, как бы добралась одна.
- Как вы столько книг тащили?
- "Литературные памятники". Средневековая классика. Подарок ко дню рождения.
- Ваш молодой человек обладает недурным вкусом.
- Уже не молодой... Это дядя подарил. Он немного зацикленный на этих памятниках. С детства меня пичкал замшелыми печатными древностями.
Валдаев перехватил поудобнее сумку. На пальцах остаюсь красные вмятины от ручки. Пройдет.
- Вот мой дом, - сказала Элла.
Дом был девятиэтажный, кирпичный, с продовольственным магазином внизу. Они поднялись на второй этаж. Остановились перед обшарпанной деревянной дверью.
- Вас, наверное, заждались, - сказал Валдаев.
-- Некому. Живу одна... Ну, спасибо, - она протянула ему руку для рукопожатия.
Он кивнул, пожал ее неуверенно. Все, прекрасный образ возник и растаял. И не будет никакого продолжения. Будет только горечь несбывшейся надежды, будет тщеславная гордость от джентльменского поступка. Как должен вести себя не такой тюфяк, а полноценный самец? Брякнуть: "А вы не угостите мужчину чашечкой кофе?" Или выдать какую другую пошлость? А потом - жаркий поцелуй, приветливо распахнувшаяся мягкая постель... Нет, такую девушку подобным наскоком не возьмешь. Впрочем, когда он общался с женщинами, ему всегда начинало казаться, что именно с ней нахрапом не выйдет. И стыдливо отчаливал в сторону. Чтобы через некоторое время выяснить, что у кого-то другого все выходит, и именно нахрапом, просто, без проблем...
- Очень приятно было познакомиться, - сказала она. И ему показалась, будто она ждет от него что-то еще.
- Элла, я могу позвонить и узнать, выжили вы?
- Ну конечно, - она полезла в сумку, вытащила белую с золотым тиснением визитку. - Остатки былой роскоши. Докризисной. Сделал шеф на работе нам визитки, а через неделю уволил.
- Возьмите мою, - в ответ он протянул свою визитку.
- О, журналист, - улыбнулась она, бегло взглянув на нее в слабом желтом свете лампы под потолком.
- Журналист.
- Ну, до встречи, журналист, - улыбнулась она и легонько коснулась пальцами его груди. От этого прикосновения сердце куда-то провалилось, а потом заколотилось, как перегретый мотор. Это был жест прощания... и обещания новых встреч...
Около автобусной остановки работал ларек. Около него сшивалась шумная компания подвыпивших злобных молокососов. Валдаеву стало неуютно от их оценивающих взглядов.
- Э, а закурить? - вопросил один из шпанят, отделившийся от компании.
Валдаев похлопал по карманам, вытащил пачку "Честер-фильда".
- У, круто, - причмокнул пацан, глядя на сигареты. - На всех, - сказал он, сграбастав штук пять сигарет. - Хорошие сигареты куришь, лысый...
Валдаев со вздохом подумал, что блюсти собственное достоинство в такой ситуации слишком дорого. Внутри было тошнотно. Он находился сейчас во власти настроения этой гоп-компании, которая могла отметелить его, убить.
Шпаненок залыбился криво, по-блатному, смачно харкнул на асфальт и отчалил к своим. Что-то сказал им, они дружно уставились на Валдаева и опять-таки дружно заржали. Они будто были одним злобным существом, название которому шобла.
Светлое настроение Валдаева, сложная гамма чувств в его душе - все было моментально изгажено. Будто черную кляксу посадили на белоснежное полотно. Ну что же, отметил Валдаев, мерзость и грязь города созданы для того, чтобы губить чувства. Нужно относиться к этому философски. Нужно ко всему относиться философски...