И снова угроза надвигающейся беды расправила крылья. Была ли беда на самом деле?
— Ты рассказала ему…
— Я рассказала ему о том, что была вместе с Евой в кабинете; рассказала, что между нами произошел страшный скандал, что Ева обвинила меня в том, что я краду у нее мужа, хотя теперь не уверена, что она имела в виду мистера Ферье. Я рассказала ему, что она выбежала вслед за мной на балкон, и призналась, что в тот момент, когда Ева упала, с ней рядом была только я.
Паула ничего не сказала — в конце концов, она уже знала всю эту историю.
На столе между Одри и Десмондом Ферье лежали кое-какие остатки обеда и стояли две бутылки бургундского. Одна из них — та, что перевернулась, — была пуста. Ферье, взяв вторую и совершенно не заботясь о стакане, опрокинул ее и стал скорее не глотать, а вдыхать содержимое.
— Выпейте! — предложил он, шумно ставя бутылку на стол. — Кстати, Иннес, что сделают в этой стране с тем, кого обвинят в убийстве? Здесь ведь нет смертной казни?
— Пока нет.
— Что значит «пока нет»? Они что, хотят поменяться с Англией и ввести смертную казнь, вместо того чтобы отменить ее там?
— Не волнуйтесь! Дело в том, что…
— Дело в том, — сказал Ферье, который теперь был разумен и строг, — что сегодня утром я еще не понимал всей глубины моего горя. Если двенадцать часов назад против меня и Одри уже выдвигалось гипотетическое обвинение, то теперь у меня бегут мурашки по телу, когда я думаю о том, что будет, если Обертен и доктор Фелл узнают все остальное.
— Доктор Фелл знает.
— Что-что?
— Я сказал, что доктор Фелл знает. Он обещал помочь вам и мне тоже. Не жалуйтесь, вы — невероятно везучий человек.
— Значит, я — невероятно везучий человек, да? Я — невероятно везучий человек, говорит этот шутник! Да всего каких-то пять минут назад моя дражайшая Паула, войдя сюда, разыграла какой-то балаган о сомнительном приключении в «Отель дю Рон». Думаю, если меня обвинят в убийстве моей дорогой жены, то при вынесении приговора для присяжных не будет иметь большого значения, произошло ли это из-за милой чаровницы, ожидавшей меня в отеле «Метрополь», или же из-за другой милой чаровницы в «Отель дю Рон».
Паула, тяжело дыша, начала было говорить одно, но закончила совершенно другим:
— Ты думаешь только о себе, а я все это глупое романтическое время моего увлечения думала…
— О чем же ты думала? — быстро спросил Ферье.
— На самом деле это не имеет значения.
— Будь справедлива, детка, — со страданием и иронией в голосе произнес Ферье. — Я — твой абсолютный и преданный раб. Целую твои лодыжки и далее вверх!
— Довольно! Довольно! Довольно!
— О нет! Я никогда не обманывал тебя и никогда не стану этого делать. Однако я не вижу никакого выхода из этой неприятности, кроме как прямо в тюрьму. Кто, черт возьми, может теперь кому-то из нас помочь?
— Возможно, я смогу, — сказал Брайан Иннес.
— Хо! Со всем уважением, приятель…
«Итак, теперь, — размышлял Брайан с некоторой иронией, — я благородно и великодушно собираюсь спасти человека, которого совсем недавно был готов растоптать обеими ногами — прямо как в мелодрамах, в которых он обычно играл».
Однако эти мысли никак не сказались на его поведении.
— Послушайте, — потребовал он. — Ситуация может сложиться не так плохо, как вам кажется. Одри задавала вам какие-то вопросы, не так ли?
— Да! Ну и что?
— Так вот, если вы сейчас правдиво сообщите нам о некоторых вещах, а Одри осознает необходимость рассказать о сегодняшнем завтраке…
— О завтраке?
— Да, именно о завтраке. Так вот, если вы оба сделаете это, мы сможем схватить убийцу и без помощи полиции и даже доктора Фелла.
Паула бросила быстрый взгляд на Брайана; Одри не отрываясь смотрела на стол. Ферье снова взял бутылку, опустошил ее одним огромным глотком и, пронзив Брайана тяжелым, подозрительным взглядом, поставил бутылку на стол.
— Кажется, я предлагал вам выпить? — спросил он. — Нет, погодите. Нас не станут обслуживать до тех пор, пока не погасят свет и не вернутся ведьмы. Но послушайте: если вы берете на себя роль Великого Детектива, которую в последнее время выполнял сэр Джералд Хатауэй…
— Я не беру на себя роль великого детектива. Я не могу на это претендовать.
— Действуйте по своему усмотрению, дружище. Теперь уже все равно! Только как вы собираетесь справиться с тем, что они могут арестовать Одри за то, что она столкнула Еву с балкона?
— Одри никого не сталкивала с балкона. Полиция теперь это знает. Мистер Ферье, вашу жену отравили.
— Что?
— Повторяю: вашу жену отравили сегодня утром — либо за завтраком, либо после него. Это выводит вас из круга подозреваемых, так как вы не спускались к завтраку, и Паулу тоже, потому что ее там не было. И наконец, если бы Одри действительно отравила миссис Ферье, стала бы она ходить следом за ней и смотреть, действует ли яд, тем самым навлекая на себя подозрения?
Неожиданно в одном из гротов этого подобия пещеры машина издала пронзительное хриплое «ха-ха-ха!». Женщины тихо и с удовольствием взвизгнули. Одри села за стол, прикрыв лицо руками.
— Так Еву отравили? — спросил Ферье, доставая серебряный портсигар. — Откуда вы это знаете?
— Я слышал, как об этом говорили Обертен и доктор Фелл.
— Да? И как же ее отравили?
— Они не удостоили меня чести это объяснить. По крайней мере, существует одна возможность. Что вы думаете насчет сигареты, выкуренной за завтраком?
Глава 15
— Сигареты? — недоверчиво переспросил Ферье. Его взгляд невольно упал на собственный портсигар. Лихорадочным жестом он убрал его обратно в карман. — Как вы указали раньше, приятель, сегодня утром меня за завтраком не было; ни о какой сигарете я не слышал ни слова. Что вас натолкнуло на мысль, что все могло произойти именно так?
— Да вовсе не обязательно, что именно так. Может быть, и полиция так не считает. Яд могли подложить в завтрак. Просто доктор Фелл утверждал это, правда не так многословно. С другой стороны, он прямо указал на отравление ядом, так что теперь это наш единственный ключ к разгадке. — Если бы ногти у Брайана были длиннее, то он, наверное, стал бы их грызть. — Правда, вполне возможно, — продолжил он, — что у полиции есть какие-то козыри, которые они не раскрывают до тех пор, пока не раскопают все.
— Что вы имеете в виду, друг мой?
— То, что она могла вовсе и не быть отравлена.
— Но погодите!
— Миссис Ферье вполне могли пронзить таким тонким лезвием, что кровь не проступила, и рану не обнаружили до тех пор, пока ее не осмотрел полицейский хирург. Как в случае с императрицей Австрийской. Сегодня утром доктор Фелл дал слово, что в течение двадцати четырех часов все узнают правду.
«Ха-ха-ха!» — раздался из металлической глотки резкий демонический хохот, от которого задрожали столы и бутылки на них.
Паула Кэтфорд вздрогнула, но как-то слишком спокойно для испуганного человека.
— Нам это ничего не дает, да к тому же и довольно глупое предположение. Потанцуешь со мной, Десмонд? Мне надо с тобой поговорить. Потанцуешь со мной?
— Мы не можем танцевать с тобой, солнышко, до тех пор, пока музыканты не заиграют, но это веселое «ха-ха» означает, что представление начинается: сейчас погасят свет, и музыканты заиграют в любую минуту. Кстати, кто эта императрица Австрийская? Что там с ней произошло?
— Ничего, — буркнул Брайан. — Не стоит в это углубляться, так как это может снова навести на мысль о виновности Одри. Давайте рассуждать в более разумном направлении. Мистер Ферье, вы когда-нибудь слышали о яде под названием нитробензол?
Естественно, Ферье слышал о нем.
Он даже не стал пытаться уклоняться от ответа или отрицать. Наклонившись, чтобы поднять упавший стул, он стукнул по нему, и когда тот подскочил, то аккуратно поставил его на ножки.
— Да, я слышал о нем. Первый муж моей дорогой жены покончил с собой с помощью этого вещества. А вам рассказал об этом Обертен, не так ли?
— Обертен?
— Естественно. — В голосе Ферье послышались нетерпеливые нотки. — Они почти целый день обсуждали это в отдельной комнате, и Обертен постарался сделать так, чтобы я не услышал этого.
— Нет, мне сказал… — Брайан чуть было не назвал имя Хатауэя, но остановился. Уже гораздо позже, когда выяснилась вся правда, он вспоминал, как среагировали на этот вопрос темноволосая высокая Паула Кэтфорд в плотно облегающем фигуру желтом платье, стоявшая рядом с ним, и Одри, которая была пониже ростом, покруглее и одета в коричневый костюм с оранжевым свитером, сидевшая за столом и внезапно взглянувшая на него. Обе они заговорили почти одновременно.
— Ее первый муж? — спросила Одри.
— Похоже, не только я подслушиваю под дверью, — заметила Паула.
Ферье сжал спинку стула.
— Минуту назад, приятель, вы что-то болтали насчет постельного фарса…
— И отсутствующего мужа. Да.
— Неужели вы думаете, что с этим может быть связан один из мужей моей покойной жены?
— Думаю, что это может стать ключом к разгадке, если мы его найдем.
— Но это же черт знает что! — нараспев произнес Десмонд Ферье с таким раскатистым «р», словно он снова играл роль Отелло. — Ведь все эти типы уже давно мертвы. М-е-р-т-в-ы, мертвы, и не могут вернуться назад, так же как и сама Ева.
— Не говорите так! — крикнула Одри.
— Позвольте мне все-таки спросить вас кое о чем, — обратился к Ферье Брайан, не отрывая от него взгляда. — Ваша жена курила, не так ли?
— Да, и довольно много.
— Мне тоже так показалось. В кабинете слева от рукописи, которую она писала какими-то красными чернилами, стояла большая хрустальная пепельница.
— А что с рукописью? — резко спросил Ферье.
— Минуточку! Вы сами когда-нибудь работали в кабинете?
— Нет, никогда. Это были только владения Евы, и никого другого.
— Но насколько я понял, вы тоже писали мемуары?
— Пытался. — Ферье повел шеей. — Я начал писать, пытался, ей-богу! Уселся на террасе, помусолил карандаш, а потом, когда оглянулся на то, что именуют великой театральной карьерой, на память пришли лишь забавные или непристойные случаи.
Паула вскинула глаза:
— Десмонд, прошу тебя! Сейчас не время…
— Ничего не могу поделать, детка. Таков уж я есть. Всего лишь пара серьезных интервью, взятых когда-то журналистами, буквально забросавшими меня вопросами о моей собственной концепции характера Гамлета. «Мистер Ферье, у нас сложилось впечатление, что нам удалось понять все проблемы этой пьесы, за исключением одной. Мистер Ферье, Гамлет соблазнил Офелию?» — «В мое время, — ответил я, — однозначно».
— Десмонд!
— Говорю тебе, детка: я — такой, и ты не сможешь сделать меня другим. Не думаю, что мои мемуары могли бы добавить что-нибудь новое к уже существующим комментариям творчества Шекспира или намного улучшить мою собственную репутацию.
— Десмонд, разве ты еще не достаточно оклеветал себя?
— Возможно, и нет, — резко вмешался Брайан, и взгляд Ферье несколько изменился, — потому что теперь мы продолжим разговор об убийстве, потому что мой вопрос имеет отношение к убийству.
— Каким образом? Если моя дорогая жена совершила самоубийство или еще… Послушайте, Иннес, а мог яд находиться в сигарете?
— Думаю, мог.
— Нитробензол?
— В отличие от доктора Фелла и Хатауэя, обладающих энциклопедическими познаниями, мне известны лишь один-два факта, связанные с этим ядом. Его широко применяют при изготовлении красок и… и других вещей. Если пропитать сигаретный табак этим веществом, то запах, я думаю, можно каким-то образом скрыть, а вот курение такой сигареты может стать смертельно опасным.
— Вы в этом уверены?
— Нет! Однако нам стоит обстоятельно обсудить это. Одри!
Одри выпрямилась:
— Да? Что такое?
Свет в «Пещере ведьм» стал постепенно тускнеть и гаснуть в пространствах между колоннами. Из-за соседних столиков донеслись восторженные возгласы, приветствующие наступление темноты. В конце концов освещенными остались только картины вроде той, что висела позади Десмонда Ферье, изображавшая трех женщин-вампиров, выпивающих кровь из, по-видимому, мертвой девушки на кладбище. Благодаря подсветке лица сидевших за столиками рядом с картинами также были видны.
— Ну вот, началось, — заметил Ферье, — это делается для пущего эффекта от всех этих призраков и трупов. — Он отодвинул стул. — Кто-нибудь может ответить мне, отчего моя дорогая покойная жена так любила это место?
Одри, с морщинками усталости под глазами, нервно повернула голову так, что волна блестящих каштановых волос накрыла ее щеки, и спросила:
— Уж не хотите ли вы сказать, мистер Ферье, что не знаете этого?
— Именно так, детка!
— Даже если остальные сочтут меня глупой, я без труда могу объяснить вам это. Ей нравилось представлять себя… роковой женщиной, или женщиной-ведьмой, или любой другой, подобной тем, которых она играла в старых фильмах и которые возрождались в ней вновь.
— Умница, умница, умница! — выдохнула Паула из темноты. — Какая чуткость! Представить только, как вы заметили это!
— Большое спасибо, я очень многое замечаю, — парировала Одри. — Вы хотите сказать, что вам не нравится это место, мистер Ферье?
— Нет, нравится. Как бы поэлегантней выразиться — ну и что из этого? — Голос Ферье снова поднялся до крика. — Вы разговариваете точно таким же тоном, как те полицейские, которые сегодня днем загнали меня в угол в гостиной и поджаривали, как рыбу. Обедал ли я здесь вчера вечером? Не предпочитаю ли я обедать в «Пещере ведьм», когда приходится делать это вне дома? А кто еще предпочитает там обедать?
— И что ты им ответил? — полюбопытствовала Паула, тоже повысив голос.
— Больше всего это место любила Ева, да. Мне тоже тут нравится — это правда, но я предпочитаю хорошую еду в «Беарне». Фил не любит «Пещеру ведьм», он отдает предпочтение «Глоб» или «Отель дю Рон». А вот ты, Паула, любишь здесь бывать намного больше, чем решишься признаться в этом кому бы то ни было…
— Но это же глупость!
— Ну ладно, ладно. Можешь снова назвать меня хамом. Это я так, болтал — ведь это не так просто, как отвечать на вопросы Иннеса. Кстати, Иннес, что вы предполагали узнать от Одри?
— Я собирался узнать, что происходило сегодня утром, — ответил Брайан. — Конечно, если Одри в состоянии это рассказать.
— Дорогой, я вовсе не такая хрупкая! — воскликнула Одри и взглянула ему прямо в глаза так пристально, что у него перевернулось сердце. — Только я не понимаю, что еще я могу тебе сообщить? Ведь ничего не происходило!
— Могло происходить очень многое. Подумай и вспомни. В какое время перед завтраком миссис Ферье пошла на прогулку в сад?
— Ева? В сад?
— «А вот змея, — провозгласил Ферье, — что так нежна и так коварна средь тварей полевых, Богом сотворенных. И женщине сказал он…»
— Ферье! — завопил Брайан. — Ради бога, помолчите! Одри, ответь мне, пожалуйста. В какое время миссис Ферье вышла на прогулку в сад?
Ничего не понимая, Одри смотрела на Брайана широко раскрытыми голубыми глазами.
— Брайан, я не понимаю, о чем ты говоришь. Она этого не делала.
— Не делала чего?
— Она вообще не выходила в сад.
— Но ее там видели!
— Кто видел?
В дальнем углу «Пещеры» раздался долгий звук аккордеона, что означало начало танцев. В темноте задвигались стулья, но никто из четверых за столиком у стены не тронулся с места.
— Давайте разберемся! — настаивал Брайан. — Насколько я понял, перед завтраком она обычно ходила в сад на прогулку. — Он взглянул на Ферье: — Это так?
— Да, она всегда ходила. Только ничего не спрашивайте у меня о сегодняшнем утре. Мы с Паулой еще не встали. В конце концов, как вы сами сказали…
Одри взглянула по очереди на каждого из них.
— Д-дорогой, — начав заикаться, обратилась она к Брайану, — я могу тебе рассказать, как все случилось.
— Слушаю тебя.
— Вниз я спустилась первой. В ту ночь я глаз не сомкнула. Д-доктор Фелл постучал в мою дверь примерно без четверти семь. Я была уже одета, и мы вместе спустились. Служанка — кажется, Стефани? — накрывала на стол…