— Ах ты, хорек! — усмехнулся я, удерживая его внимание на себе и медленно опускаясь на колени. — Мы тебе деньги платим, а ты и нас продать хочешь?
Он ухмыльнулся:
— А чего ж выгоду-то упускать?
Девятимиллиметровая пуля из пистолета с глушителем взыкнула у меня над головой и попала «маклеру» точно между глаз. Он повалился навзничь на свой стол, раскинув руки и выронив автомат. Я подобрал «стерлинг» и повернулся к Марте. У нее появилась круглая дырка в правом кармане куртки.
Я впервые увидел, как ожили глаза Марты. Они остались стеклянными, но в них появилось хмельное упоение, которое я понимал и разделял. Я убил ради нее. Теперь она убила ради меня. Наши судьбы не только сплелись воедино, мы отведали одного отравленного экстракта, который бродит и дистиллируется в бойцах элитных военных подразделений после каждого удачного задания, дурманящего нектара высших существ, властных над жизнью и смертью.
Однако, выходя из сарая «маклера», я впервые осознал, что прошло больше двух дней с тех пор, как взрывом меня выбросило из «лендкрузера». Как сказал наш мошенник, за Фуриями охотятся.
Наверняка уже нашли сгоревшую машину, в которой мы ехали. Кто-то подсчитал обугленные тела и сообразил, что не хватает меня.
А это означало, что меня тоже ищут.
«Ну и пусть найдут рано или поздно», — решил я.
ГЛАВА 18
В двадцать минут четвертого Поуп и Найт поднимались по гранитным ступеням в почтенный Британский музей. Найт едва сдерживал ярость. Он предпочитал работать один, в тишине, чтобы лишний раз все обдумать.
Поуп, как нарочно, трещала без умолку с самого «Прайвит», вывалив массу ненужной информации, включая историю своей карьеры, подлеца Лестера, с которым встречалась в Манчестере, а также то, как сложно быть единственной женщиной в отделе спортивных новостей.
— Представляю, — процедил Найт, размышляя, мог ли он как-то отказаться от общества журналистки, не вызвав недовольства Джека.
Они подошли к столу информации. Найт предъявил удостоверение, сказав, что из «Прайвит» должны были позвонить и договориться о небольшом интервью с доктором Джеймсом Дерингом.
Пожилая женщина с раздражением напомнила о занятости куратора, чья выставка открывается через три часа, но все-таки объяснила, как его найти.
Они поднялись на верхний этаж и долго петляли, пробираясь в глубину огромного здания. Наконец они подошли к арке, над которой висел огромный баннер: «Античные Олимпийские игры: артефакты и радикальная ретроспектива».
Перед темно-красной портьерой стояли два охранника. В зале накрывали столы и устанавливали бар, готовясь к приему по случаю открытия выставки. Найт показал свой значок «Прайвит» и спросил Деринга.
— Доктор Деринг ушел… — начал охранник.
— Да, пообедать, но я уже вернулся, Карл, — нетерпеливо перебил его мужской голос из коридора. — Что происходит? Кто эти люди? Я же четко сказал — до семи часов никого не пускать!
Найт обернулся и увидел знакомого ему красивого, крупного человека в шортах-хаки, сандалиях и рубашке-сафари. В такт шагам за спиной подпрыгивал понитейл. В руке мужчина держал айпад. Быстрые глаза подмечали все вокруг.
Найт много раз видел Джеймса Деринга по телевизору. По какой-то непонятной причине его трехлетний сын Люк обожал смотреть «Тайны прошлого», хотя Найт подозревал, что дело в мелодраматической музыке, сопровождавшей передачу.
— Мои дети — ваши большие поклонники, — начал он, протягивая руку. — Питер Найт, из «Прайвит». Вам звонили по поводу меня…
— А я Карен Поуп, журналистка из «Сан».
Деринг мельком взглянул на нее и сказал:
— Я уже пригласил представителя «Сан» на открытие. Чем могу помочь «Прайвит», мистер Найт?
— Мы с мисс Поуп сейчас работаем вместе, — пояснил Найт. — Убили сэра Дентона Маршалла.
Телеведущий побледнел и растерянно заморгал.
— Убили? Боже, какая трагедия, он же… — Деринг показал на бордовые портьеры, закрывавшие арку. — Без финансовой поддержки Дентона выставки не было бы. Такой щедрый, добрый человек…
На глазах Деринга выступили слезы, одна капля скатилась по щеке.
— Я собирался публично поблагодарить его на сегодняшнем приеме… Кто его убил? За что?
— Убийца называет себя Кроносом, — сообщила Поуп. — Он прислал мне письмо, там есть строки на древнегреческом. Мы надеялись, что вы сможете перевести.
Деринг взглянул на часы и кивнул:
— Могу уделить вам пятнадцать минут. Простите, но…
— Выставка, — перебила его Поуп. — Мы понимаем. Пятнадцать минут — это очень щедро с вашей стороны.
— Тогда пойдемте со мной.
Куратор музея провел их за портьеры к удивительной выставке, рассказывавшей о древних Олимпийских играх и сравнивавшей их с современным воплощением. Экспозицию открывала огромная панорамная аэрофотография развалин греческой Олимпии, где в античную эпоху проводились олимпиады.
Пока Поуп показывала Дерингу копию письма Кроноса, Найт рассматривал фотографию Олимпии и пояснительные чертежи, что и где в этих руинах находилось.
Окруженный оливковыми рощами, возвышался Альтис, огромное святилище Зевса, самого могущественного из греческих богов. На священном месте находились храмы, где во время Игр совершали ритуалы и приносили жертвы. Судя по фотографии, вся Олимпия, включая стадион, была священным местом поклонения.
Более тысячи лет в годины мира и войн греки собирались в Олимпии и устраивали праздник в честь Зевса, состязаясь в Играх. Тогда не существовало бронзовых, серебряных и золотых медалей: венка из ветвей дикой оливы было достаточно, чтобы победитель, его семья и родной город снискали бессмертие.
Дальше рассказывалось об отличиях древних и современных Олимпиад. Найта выставка поразила и вызвала у него большой интерес, но у витрин, где наглядно была показана разница между старым и новым, ему показалось, что в древности Игры были куда лучше.
Он не отходил от экспозиции, пока с другого конца зала его не позвала Поуп:
— Найт, вам стоит послушать.
ГЛАВА 19
Стоя перед витриной с дисками, копьями и терракотовыми вазами, расписанными сценами соревнований атлетов, доктор Деринг показал на первое предложение текста письма.
— Это действительно древнегреческий. Тут сказано: «Жители Олимпии, ваша жизнь в руках богов». Фраза из греческой мифологии, означающая, что судьбой смертных управляют боги. Ее произносили, если смертный совершал неправедное деяние, достаточно серьезное, чтобы разгневать обитателей Олимпа. Хотя… знаете, кого об этом лучше спросить?
— Кого? — поинтересовался Найт.
— Селену Даррел, профессора античной литературы в Кингс-колледже. Эксцентричная, с блестящим умом, раньше работала в составе миссии НАТО на Балканах — там я с ней и познакомился. Обязательно съездите к Фаррел. Очень свободомыслящая дама.
Записав имя, Поуп осведомилась:
— А кто такой Кронос?
Куратор музея взял свой айпад и начал печатать, говоря:
— Титан, один из богов, правивших миром до олимпийцев. Селена Фаррел и это вам лучше объяснит. Скажу только, что Кронос был богом времени, сыном Геи и Урана, древних правителей земли и неба.
Деринг добавил, что по настоянию разгневанной матери Кронос восстал против своего отца и оскопил его серпом.
Длинным изогнутым лезвием, подумал Найт. Не так ли Элайн описывала орудие убийства?
— Согласно мифу, капли крови отца Кроноса упали в море и превратились в трех фурий, — продолжал Деринг. — Они были сводными сестрами, духами мщения, как сказано в этом письме, с волосами-змеями, как у Медузы. Кронос женился на Немезиде и стал отцом двенадцати богов, которых мы знаем как олимпийцев. Когда его жена была беременна двенадцатым ребенком, другие дети Кроноса вступили в заговор, намереваясь свергнуть своего отца, как он когда-то сверг их деда. Однако Кронос узнал об их предательстве… — И тут телезвезда растерянно замолчала.
— И что? — нетерпеливо спросила Поуп.
Деринг сморщился, словно почуяв что-то нечистое.
— Кронос поступил жестоко, узнав о том, что детки объединились против него.
— А именно? — спросил Найт.
Куратор повернул к ним свой айпад. На экране была темная, мрачная картина — всклокоченный бородатый полуобнаженный гигант пожирает руку маленького окровавленного человека. Головы и второй руки у фигурки уже не было.
— Это картина испанца Гойи, — объяснил Деринг. — Называется «Сатурн, пожирающий своих детей». Сатурном римляне называли Кроноса.
Найт с отвращением отшатнулся. Поуп сказала:
— Не понимаю.
— В римских и греческих мифах Кронос послал фурий, чтобы схватить мятежных олимпийцев, — сказал куратор. — И когда этих взрослых детей привели к отцу, он пожрал их одного за другим.
ГЛАВА 20
— Пожрал? — Поуп брезгливо выпятила губу.
Найт взглянул на картину, вспомнил своих детей на игровой площадке, и его слегка замутило.
— Таков миф, уж не взыщите, — отозвался Деринг.
Куратор музея объяснил, что Немезида возненавидела мужа за съеденных детей и поклялась, что двенадцатый, еще не родившийся ребенок не разделит судьбу своих братьев. Немезида скрылась, чтобы родить сына, которого назвала Зевсом. Она спасла Зевса, спрятав его сразу после рождения. Затем напоила Кроноса допьяна и дала ему камень, завернутый в детские пеленки. Кронос съел камень вместо новорожденного сына.
— Гораздо позже, — продолжал Деринг, — Зевс восстал, пленил Кроноса, заставил его отрыгнуть обратно всех проглоченных олимпийцев и низверг своего отца вместе с фуриями в самую темную, бездонную пропасть Тартара. В общем, как-то так. Спросите Фаррел.
— Ладно, — согласился Найт, не зная, поможет ему эта информация и не ложный ли след это письмо. — Доктор, вам нравятся современные Олимпийские игры?
Деринг нахмурился.
— А что?
— Судя по вашей экспозиции, вы питаете больше симпатии к олимпиадам древности.
— Я считаю, что информация изложена совершенно беспристрастно. Соглашусь, однако, что сутью древних Игр были честь и стремление к превосходству ради прославления греческой религии, тогда как современные Игры слишком зависят от корпораций и денег. Даже эта выставка организована на средства частных меценатов.
— Значит, вы в какой-то мере согласны с Кроносом? — спросила Поуп.
Голос куратора дрогнул:
— Возможно, изначальные идеи Олимпийских игр утрачены, но мне претит убийство людей ради «очищения Игр». А теперь, извините, я должен закончить подготовку и переодеться к приему.
ГЛАВА 21
Через несколько часов после того как Марта убила «маклера», мы вчетвером сидели в номере гостиницы без звезд в пригороде западного Сараево. Я отдал сестрам конверты с паспортами и достаточной для отъезда суммой.
— Добирайтесь до вокзала на разных такси или автобусах. Затем, следуя разными маршрутами, найдите адрес, который я поставил вам в паспортах. В переулке за домом по этому адресу увидите низкую кирпичную стену. Под третьим кирпичом слева возьмете ключ. Купите еды, входите в дом и тихо ждите, пока я не приеду. Не выходите без крайней необходимости. Не привлекайте к себе внимания. Ждите.
Марта перевела мои слова сестрам и спросила:
— Когда ты приедешь?
— Через несколько дней. Не больше недели, по моим расчетам.
Она кивнула:
— Мы дождемся тебя.
Я поверил ей. В конце концов, куда ей с сестрами деваться? Теперь у нас одна судьба. Чувствуя себя, как никогда, творцом своей судьбы, я оставил сербок и вышел на улицу, грязную и мрачную, выпачкал мою окровавленную, рваную одежду, а пистолет и автомат вытер и бросил в реку.
За час до рассвета я подошел к металлическим воротам гарнизона НАТО, притворяясь не вполне адекватным. Я отсутствовал уже двое с половиной суток.
Командиру и врачам я изложил смутные воспоминания о фугасе, уничтожившем «лендкрузер», и добавил, что блуждал много часов, спал в лесу, а утром снова начал бродить и только к вечеру вспомнил, кто я и откуда. До гарнизона дошел, с трудом припоминая дорогу, как пьяница, бредущий домой.
На осмотре врачи обнаружили у меня трещину в черепе — второй раз в жизни. Через два дня меня вывезли на медицинском самолете в Англию. Кронос летел домой к своим Фуриям.
ГЛАВА 22
Без пяти четыре Найт вышел из «Олдвич, 1», пятизвездочного отеля-бутика в фешенебельно-театральном Уэст-Энде. Поуп ждала на тротуаре, с интересом уставившись в экран блэкберри.
— Его секретарша не переносила встречу с вами. По словам швейцара, он часто заглядывает сюда на коктейль, но сегодня еще не приходил. — Найт имел в виду Ричарда Гилдера, давнего финансового партнера сэра Маршалла. — Пойдемте, подождем внутри.
Поуп покачала головой и показала на длинное здание в эдвардианском стиле, вытянувшееся вдоль Стрэнда.
— Это же Кингс-колледж, где работает Селена Фаррел, знаток древнегреческого, как уверял этот недоделанный Индиана Джонс! Я о ней почитала кое-что. Она написала что-то большое о древнегреческом трагике Эсхиле и его пьесе «Эвмениды», это второе название фурий. Можно сходить поболтать с Фаррел, а потом вернуться поискать Гилдера.
Найт поморщился.
— Честно говоря, не понимаю, чем изучение мифов о Кроносе и фуриях поможет в расследовании убийства Маршалла.
— Тогда я знаю больше вашего. — Поуп высокомерно помахала блэкберри у него перед носом. — Оказывается, Фаррел боролась против проведения Игр в Лондоне не на жизнь, а на смерть. Она подала в суд, чтобы остановить подготовку, оспаривала резервирование земли для государственных нужд, когда часть района старых доков на востоке города отвели под Олимпийский парк.
Чувствуя, как у него забилось сердце, Найт направился к колледжу.
— Дентон запустил и вел проект освоения этой территории. Фаррел наверняка ненавидела его. Может, настолько сильно, чтобы отрезать голову, — добавила Поуп, стараясь не отставать.
Сотовый Найта зажужжал — пришло сообщение от Хулигана.
«Первые результаты теста ДНК: волос женский».
ГЛАВА 23
Селену Фаррел они нашли в кабинете. Профессору, крупной женщине с пышной грудью, оказалось чуть за сорок. Одета она была безвкусно, в стиле «детей Земли»: мешковатое выцветшее платье «под селянку», овальные черные очки, никакого макияжа, грубые сабо, а на голове тюрбан из шарфа, скрепленного двумя деревянными шпильками.
Внимание Найта привлекла родинка на правой щеке внизу. Родинкой профессор напоминала молодую Элизабет Тейлор, и Найт подумал, что в иной обстановке и в другой одежде Фаррел может быть очень привлекательной.
Пока доктор Фаррел изучала его удостоверение, Найт рассматривал фотографии на стенах: Фаррел занимается альпинизмом в Шотландии, стоит на краю каких-то греческих развалин, а вот юная Фаррел в темных очках, брюках-хаки и в рубашке позирует с автоматом на фоне белого фургона с надписью «НАТО».
— О’кей, — сказала профессор, возвращая документ. — Что вы хотите обсудить?
— Сэра Дентона Маршалла, члена Олимпийского оргкомитета, — объяснил Найт, наблюдая за ее реакцией.
Фаррел напряглась, презрительно скривив губы.
— А что тут обсуждать?
— Его убили, — сказала Поуп. — Обезглавили.
— Обезглавили?! Какой ужас! Я не любила его, но это… варварство.
— Сэр Маршалл забрал ваш дом и землю, — напомнил Найт.
Фаррел снова стала жесткой.
— Забрал, и я ненавидела его за это. Его и всех, кто нагрел на этом руки под предлогом Олимпиады. Но я не убивала его. Я противница насилия.
Найт покосился на фотографию Фаррел с автоматом, но решил не дразнить гусей и спросил:
— Что вы делали вчера вечером примерно в десять сорок пять?
Профессор античной литературы отклонилась на стуле и, сняв очки, строго посмотрела на Найта красивыми сапфирово-синими глазами.