Странно было только то, что Джон не говорил, на каком канале будет идти шоу. Он объяснял это тем обстоятельством, что сам он представляет независимую студию производства кино и телепрограмм и, отсняв материал, потом продает его телевизионщикам.
– Не волнуйтесь, девочки, все будет хорошо, никто вас не обидит, – успокаивал девиц Джон.
Почти не глядя и не читая, Натаха и четверо ее новых товарок подписали по шесть листиков каких-то документов, которые Джон тут же забрал к себе в папочку.
– Все будет тип-топ, нихт волнирен!
ГЛАВА 3
ДОБРЫЙ ФЕЙ
Удача сгоняет своих подружек в стайки.
А беды ходят косяками.
У Людмилы в последнее время все шло как-то наперекосяк.
То сын, несмотря на жару, болел сильнейшим ОРВИ, то в фитнес-салоне у нее деньги пропали, причем сумма немаленькая, то вот теперь авария приключилась.
Людмила то смеялась, то плакала в трубку.
– Валера, приезжай, я тут на «Текстильщиков». Машина разбита, эти ребята, которые в меня въехали, своих страховщиков вызвали, а у меня даже документа по КАСКО с собой, как назло, нет, не знаю кому и звонить…
Дюрыгин сперва дал отбой, а потом уже начал ругаться.
– Аура, дура, сколько раз ей говорил, что ездит неаккуратно! Всегда под мигающий зеленый, всегда шьет из ряда в ряд, всегда подрезает, вот и нарвалась!
Но надо было ехать выручать подругу. Вот главному – тому хорошо, у него в прошлом году жена в аварию попала, так он сам на разборку не поехал, у него на такой случай помощник по безопасности имеется.
А вот Дюрыгин еще до такого уровня не дорос.
– Ничего, вот шоу свое убойное запущу, тогда посмотрим, как карьера пойдет, – утешал себя Дюрыгин.
Но чтобы шоу запустилось, надо как минимум – найти ведущую.
***
Когда, вдоволь настоявшись в пробках, «Хонда» с Дюрыгиным доехала-таки до названного Людмилой перекрестка, ни ребят, что въехали в Людмилу, ни гаишников, ни аварийных страховых комиссаров уже не было.
Была только отодвинутая в сторону покореженная Людмилина «пежуха» да сама владелица в ней.
– Ну что? Где все? – спросил хмурый Дюрыгин, подойдя к обессиленной подруге.
– Ты чего так долго ехал?
– Так пробки же.
– Все равно долго.
– А где виновники? Где ГАИ?
– Уже разъехались. Протоколы составили и уехали. У меня еще и права забрали.
– А та машина?
– А там такой джип, ты бы его видал, на нем ни царапины.
– Понятно.
Дюрыгин, морщась, обозрел машину Людмилы.
Ехать на ней нельзя.
Смятое крыло прижало правое колесо, лишая его возможности функционировать.
– Ремонту тысяч на пять, – пробормотал Дюрыгин.
– Ты думаешь?
– Мне так кажется, хотя я расценок на «Пежо» точно не знаю.
– А сейчас-то что делать?
– Что делать? Звонить в эвакуатор, грузить и везти прямо на станцию.
– У меня вон их карточка есть, – сказала воспрянувшая Людмила, вынимая из сумочки визитку, – давай позвоним.
На станции ее долго соединяли с мастером, наконец, тот записал адрес и сказал, что эвакуатор приедет через час.
– Ну, что делать будем? – спросила Людмила.
– А пойдем вон в кафе посидим, что ли, подкрепимся, – Дюрыгин махнул в сторону вывески с веселым названием «Авария».
Заперли машины, пошли в «Аварию».
Внутри оказалось так себе, но выбирать не приходилось. Сели возле окна, чтобы наблюдать за перекрестком.
Заказали кофе и фруктовый салат для Людмилы и зеленый чай для Дюрыгина. Салат выглядел не очень аппетитно.
– Что-то официантка наша на тебя так странно смотрит, – заметила Люда.
– Правда? – удивился Дюрыгин и покрутил головой. – А я и внимания не обратил.
– Она кто? Знакомая твоя?
– Да по телевизору, наверное, видела, теперь пытается вспомнить, в какой программе.
Дюрыгин поглядел в сторону бара, где стояла теперь их официантка, прищурил дальнозоркий глаз. Хорошенькая…
– Впрочем, а где-то и я ее определенно видел, – равнодушно сказал он.
– Ну я же говорю, она любовница твоя, – хмыкнула Людмила, – поматросил девушку и бросил.
– Да ну тебя, – отмахнулся Дюрыгин. Через пять минут Людмиле стало плохо. В туалете ее вытошнило. Она сидела страшно бледная.
– Да у тебя сотрясение мозга, дорогуша, – определил Дюрыгин. – Тебе срочно «скорую» надо.
Оказалось, при ударе раскрывшаяся перед ней подушка сильно ударила ее.
– Такое впечатление, Валера, что мне подушкой этой все мозги вышибло, – шептала Людмила.
Вызвали «скорую».
Хорошенькая официантка предложила до приезда бригады положить Людмилу в комнате администратора и при этом все время исподволь поглядывала на Дюрыгина.
«Скорая» приехала одновременно с эвакуатором.
– Ты со мной в больницу не езжай, – прошептала Людмила, – ты машину отправь, я за машину беспокоюсь.
Вот глупая!
Уехала «скорая».
Эвакуаторщики тросом втащили на платформу битую «Пежо».
Дюрыгину вручили квитанцию, и вскоре на перекрестке он остался один.
И уже собирался садиться в свою машину, но его кто-то окликнул.
– Извините… Вы забыли.
Официантка из кафе протягивала Дюрыгину забытую Людмилой сумочку. Она явно очень смущалась, даже щеки порозовели у нее.
– Спасибо.
Дюрыгин ждал.
– Это ваша жена? – спросила официантка, краснея еще сильнее.
– Нет, знакомая, вот попросила приехать помочь.
Глаза у нее были зеленого цвета.
– А я вас вчера утром на радио в Останкино видела с Ирмой Вальберс, – быстро сказала официантка.
– А-а-а, то-то я думаю, что ваше лицо мне знакомо…
– Вы там кофе пили.
– А вас как туда занесло? – поинтересовался Дюрыгин.
– А я за призом приехала на радио «Москва-Сити FM».
– Ага, это вас объявляли, я слышал, две кружки в виде задниц.
Дюрыгин и сам не понимал, зачем так грубо с ней разговаривает.
– Точно…
Возникла неловкая пауза.
Надо было вроде как и уезжать, но что-то недосказанное, недоделанное удерживало Дюрыгина.
Он ни с того ни с сего почувствовал себя мальчишкой. Как будто ему было снова четырнадцать лет.
– А знаете… – сам не зная для чего вдруг сказал он. – А знаете, не хотите со мной встретиться еще разок?
– Как?.. – спросила девушка, подняв на Дюрыгина полные удивления глаза.
– А приезжайте завтра на телевидение, попьем кофе, я вам студии покажу, а потом пообедаем вместе.
Она долго молчала. Дюрыгин терпеливо ждал.
– Вы не шутите?
– Нет, не шучу, – сказал Дюрыгин, – даже вот что, вы не приезжайте, я сам за вами заеду, давайте адресок… И номер мобильного.
– Да вам неудобно будет, я в Новогиреево квартиру снимаю с подругой…
– Ничего, вполне удобно.
Глаза ее расширились еще больше, но она уже доставала из кармашка форменного фартучка дешевую шариковую ручку.
– Где написать?..
Дюрыгин достал портмоне, вынул визитку. Она положила ее на ладошку и на обороте аккуратно вывела номер.
– Агаша, – прочитал Дюрыгин. – Странное имя какое… И редкое.
– Так родители назвали, в честь Агаты Кристи.
– Хорошее имя могло бы быть для ведущей телешоу, – словно про себя заметил Дюрыгин.
Сейчас он уже был прежним Дюрыгиным, успешным продюсером и режиссером.
– Шутить изволите…
– Я сказал только то, что сказал.
Агаша в смятении души смотрела, как отъезжает «Хонда».
***
Натаха Кораблева ничуть не была смущена требованием Джона притаранить справку из КВД, причем не паленую, а из государственного кожно-венерического, и свежую, не просроченную. С печатью.
– Это нормально, – решила Натаха, отправляясь на улицу Вальдека Роше, – Агашка в свое кафе подобные справки по четыре раза в год таскает, и ничего.
С Агашкой, кстати говоря, контакта теперь больше не было.
Натаха попыталась пойти на мировую, проставилась вечером тортиком и бутылкой испанского вина, но Агашка проявила гордость и, не сказав ни слова, отправилась спать, оставив Натаху на кухне наедине с ее испанским полусухим.
Наверное, съедет теперь. У них, правда говоря, квартирка оплачена аж до сентября, но с Агашки станется, она деваха упрямая, наплюет на деньги и, когда найдет себе новую хатку и компаньонку, съедет обязательно. Обиделась. Подумаешь! Не понимает, что жизнь такая, здесь кто не успел, тот опоздал.
А если бы Агашка в тот день не пошла на работу, а вместо Натахи позвонила бы Джону? Джону-то Агашка сильнее понравилась, от верного глаза Натахи и от ее чуткого носика такое не скроешь. Вон как Джон на Агашку глядел – пялился на грудь и ниже, прям рентгеном сарафан просвечивал-высвечивал. Так что, если Джону пришлось бы выбирать из них двоих, Натаха наверняка оказалась бы в пролете.
Ну а что она может поделать, если жизнь такая? Натаха ничуть не сожалела о том, что потырила ту визитку с телефоном – на ее месте так бы каждая поступила. А если не поступила бы, то значит дура. А дурам так и надо, пускай сидят себе в своих ларьках и кафешках, ишачат на Тофиков и Рафиков, а к тем, кто посмелее, к тем и удача рано или поздно обязательно попрет. К тем обязательно рано или поздно подойдет их Джон с телевидения.
И здесь уже никаких дружб, никаких обязательств перед подругами быть не должно.
Надо зубками и коготками драться за свой счастливый билетик. Это как в корзине со слепыми котятами. Котятки друг дружке никогда не уступают, здесь кто первый к мамкиному соску подобрался, тот и сыт. И никто его добровольно не уступит.
***
Оставила в КВД пятьсот рублей за то, чтобы пройти по укороченной очереди. Теперь надо бы с девчонками поболтать – обсудить-перетереть про Джона, что они о нем и его дачном проекте думают.
Новых товарок звали Света, Мила, Таня и Роза. Все, как и Натаха, на Москве приезжие, кто откуда.
А Розка больше других Натахе понравилась. Она какая-то южная, не славянская. Лицо смуглое, фигура – ни жиринки, подтянутая, стройная от природы. Попка кругленькая, обтянутая черной мини-юбкой. Ножки длинные, на каблуке стоит и идет, как профи на дефиле. Волосы черные, не крашенные, распущены вниз по спине. А губки маленького рта по-детски разлеплены, обнажая брильянтовый блеск влажных зубиков. Залюбуешься.
Набрала мобильный Розки.
– Розка? Это Натаха, ну Натаха, что на проекте у Джона… Ты это, ты справку из КВД достала? И я только что вот оттуда тоже иду… Может, встретимся? Давай на «Лубянской», наверху! На выходе к «Детскому миру». Через час. А там пешком до Тверской дойдем, посидим в кафе, кофейку попьем, покурим, поболтаем…
Покуда мимо Охотного ряда до Тверской шли, к ним пять раз разные вязались. Розка эффектно смотрится – просто обложка журнальная, а не подруга. И Натаха с ее светлыми волосами на фоне смуглой темноволосой Розки выгодно заиграла своими статями.
Пару раз какие-то студенты приставали – ну их! Нищета… Кофе даже не предложат, потащат гулять на Ленинские горы, а потом в общагу – трахаться на халяву. Раза три сигналили им из останавливающихся авто. Нерусские. С золотыми зубами. У этих деньги есть, эти и угостят. Но с ними опасно, завезут, а потом еще и живой не выберешься. Это они с Агашкой еще в первый год знакомства с Москвою проходили.
Дошли до Пушки, перешли по подземному переходу, а там дальше, не доходя до Маяковского, зашли в кафе.
Взяли мороженого, свежей голубики и кофе с молоком по-итальянски.
– Розка, а ты где живешь?
– Я снима-а-аю, та-а-ам, – Розка махнула рукой, – на юго-за-а-ападе…
Она говорила нараспев, протягивая гласные. И голосок ее детский, но слегка хриплый, как у простуженного ребенка, имел особенный привкус какой-то ее сильнейшей внутренней сексуальности.
Розка говорила и при этом не смотрела на собеседницу. Глаза ее – огромные, темные, с длинными ресницами, блуждали вправо и влево, а гибкая кисть с длинными пальчиками изящно шевелила ее волосы.
Натаха так не умела. Не было у Натахи такого блеска и такого умения держаться.
– Розка, а ты не хотела бы жить со мной? Вдвоем-то веселее!
Выяснилось, что Розке снимает хатку ее друг, типа как бы бойфренд.
Но друга этого не то посадили, не то убили, в общем, пропал бойфренд, два месяца от него ни слуху ни духу, а за квартиру уже платить бы надо, хозяйка звонит – беспокоится.
– А ты переезжай ко мне в Новогиреево, – предложила вдруг Натаха, – моя подружка бывшая от меня съехать хочет, как раз бы она к тебе съехала, а ты ко мне.
Розка, еще поблуждав по потолку и стенам черными глазами и потрогав длинными пальчиками волосы возле виска, сказала, что «па-а-адумает».
– А за твою хатку отступного моей подружке бывшей вскладчину начислим, о-кей?
Ловкая и быстрая на решения Натаха все мгновенно придумала. Сегодня же вечером они Агашку переселят, не нужно им обиженных подле себя. На фиг им нужны обиженные?
– А где ты с Джоном познакомилась? – интересовалась ревнивая Натаха.
– С Джоником? – переспрашивала приторможенная Розка. – С Джоником мы па-а-азнакомились в одной компа-а-ании. Там были эти, артисты, режиссеры. На даче в Переделкино.
Натаха аж восторгом зашлась. Розка на таких крутых пати-суарэ крутится, хотя это неудивительно – с ее-то данными.
– А что думаешь насчет нашего телешоу?
– Насчет телешоу? – Розка пожимала плечиками. – Так… ничего особенного… Думаю, что тра-а-ахаться надо будет с разными знаменитостями…
И шевелила длинными наманикюренными пальчиками.
***
К Людмиле в больницу Дюрыгин отвез забытую ею сумочку.
А заодно купил цветов и апельсинов.
В фойе больницы столкнулся с первым Людмилиным мужем-спортсменом.
Поздоровались.
Бывший шел от нее.
– Как она там? – спросил Дюрыгин.
– Нормально, – ответил бывший.
– Сын-то приезжал к ней?
– Димка на сборы уехал в Подольск, я ему не стал говорить про аварию, чего парня беспокоить.
– Правильно, – согласился Дюрыгин.
Попрощались за руку.
Хороший он парень, этот Володька-спортсмен.
И чего Людмила с ним разошлась?
Посчитала, что простоват для нее.
А вот он – Дюрыгин – не простоват.
И это льстит Дюрыгину.
Это приятно.
Он даже чувствует, что Володька в его присутствии как-то тушуется, даже горбиться начинает, в интонациях голоса появляются заискивающие буратиновые нотки.
Людмила лежала в отдельной палате.
– Как королевна ты здесь лежишь.
– Как Наташа Королева? – усмехнулась Людка, подставляя щеку для поцелуя.
– Ну, если с юмором все в порядке, значит, на поправку идем, – заключил Дюрыгин.
– Сегодня томограмму черепа сделают, доктор поглядит и решать будет, домой или тут •оставаться.
– А сама?
– Сама, конечно, домой хочу.
– Ты со здоровьем не шути, голова это не задница. Здесь любой синяк может потом к старости жуткими последствиями обернуться, – назидательно произнес Дюрыгин.
– Ладно пугать-то, – отмахнулась Люда, – сам-то как? Нашел ведущую?
– Ведущую?
Дюрыгин задумался.
– Понимаешь, Ирму Вальберс мне не переманить. Зарайский под ее имя столько спонсорских рекламных денег достал, каких ни одна «Кока-Кола» никогда не даст… Хотя и есть у меня крамольные мыслишки…
– Какие мыслишки? – спросила Людмила.
Она лежала ровно на спине и ножичком чистила апельсин.
– На вот тебе, – она протянула Дюрыгину парочку неразлепленных долек.
– Мыслишки? – переспросил Дюрыгин, отправляя цитрусовые себе в рот. – Да про то, что, может быть, вообще революционно отказаться от принятых схем.
– Это как?
– А взять ведущую прямо с улицы.
– Ну ты даешь!
– А что?
– Не возьмет тебя главный с твоим шоу, проиграешь Зарайскому, у него Вальберс и спонсоры, а у тебя только зыбкие идеи…
– Ты спортсменка? – спросил вдруг Дюрыгин.
Людмила огорошенно кивнула.
– Вот и занимайся своим спортом.
– Ну вот, – надула та губы, – никогда ты критику не переносил, даже возле умирающей подруги не можешь быть терпимым.